– И до чего ты додумалась?
– Существует только одно объяснение, хотя и не очень убедительное. Когда твари притащили нас в эти подземные тоннели и мы вернулись в настоящее, ты совершил переход с нами, вместо того чтобы внезапно остаться в полном одиночестве в тысяча восемьсот каком-то там году, только потому, что где-то рядом была мисс Сапсан. Она и помогла тебе перейти, и этого никто не заметил.
– Не знаю, Эмма, это выглядит так… – Я замялся, опасаясь произнести какую-то резкость. – Ты думаешь, она пряталась в тоннеле?
– Я говорю, что это возможно. Мы понятия не имеем, где она была.
– Она у тварей. Каул сам это признал!
– С каких это пор ты стал верить тварям?
– Один-ноль, – кивнул я. – Но поскольку Каул хвастался тем, что она у них, я решил, что, скорее всего, он говорит правду.
– Возможно… или он это сказал только для того, чтобы сломить наш дух и заставить отказаться от борьбы. Он пытался вынудить нас сдаться его солдатам, не забыл?
– Точно, – нахмурившись, произнес я. – От обилия возможностей мозг начал закипать. – Ну хорошо, предположим, что одновременно с нами в том тоннеле была и мисс Сапсан. Зачем ей понадобилось отправлять меня обратно в настоящее в качестве пленника тварей? Ведь у нас собирались отнять наши вторые души? Правильнее было бы оставить меня в той петле.
На мгновение Эмма растерялась. Но тут же просияла и произнесла:
– Да, конечно, если только нам с тобой не предстоит спасти всех остальных. Возможно, это часть ее плана.
– Но откуда ей было знать, что мы сбежим от тварей?
Эмма покосилась на Эддисона.
– Возможно, ей помогли, – прошептала она.
– Эм, эта гипотетическая цепочка событий становится все более и более невероятной. – Я сделал глубокий вдох, тщательно подбирая слова. – Я знаю, что тебе хочется верить в то, что мисс Сапсан свободна и каким-то образом за нами присматривает. Я тоже этого хотел бы…
– Я желаю этого так сильно, что это причиняет мне физическую боль, – кивнула она.
– Но если бы она действительно была свободна, она бы каким-то образом с нами связалась. А если бы в это был замешан он, – тихо добавил я, кивая в сторону Эддисона, – то он уже давно проговорился бы.
– Не проговорился бы, если бы поклялся молчать. Возможно, об этом слишком опасно знать даже нам. Если бы мы знали, где находится мисс Сапсан, и кто-то узнал, что нам это известно, мы могли бы не выдержать пыток…
– А он? – произнес я так громко, что пес вскинул голову и посмотрел на нас.
Ветер забавно раздувал его щеки и трепал язык.
– Привет! – воскликнул он. – Я уже насчитал пятьдесят шесть рыб, хотя парочка, возможно, на самом деле была обрывками затонувшего мусора. О чем вы там шепчетесь?
– Да так, ни о чем, – ответила Эмма.
– Почему-то я в этом сомневаюсь, – проворчал он, но инстинкт быстро взял верх над подозрительностью и спустя всего секунду он уже тявкнул: – Рыба! – Все его внимание снова было приковано к воде. – Рыба… рыба… мусор… рыба…
Эмма мрачно усмехнулась.
– Я понимаю, что это совершенно безумная идея. Но мой мозг – это установка по производству надежды.
– И меня это очень радует, – откликнулся я, – потому что мой генерирует исключительно катастрофические прогнозы.
– В таком случае мы нужны друг другу.
– Да, но мне кажется, мы это поняли уже давно.
В такт покачиваниям лодки наши плечи соприкасались и снова отдалялись друг от друга, соприкасались и отдалялись.
– Вы уверены, что не хотите отправиться в романтическое плавание? – поинтересовался Харон. – Еще не поздно.
– Абсолютно уверены, – ответил я. – У нас важное задание.
– В таком случае я предложил бы вам открыть ящик, на котором вы сидите. Когда мы войдем в петлю, вам понадобится то, что там лежит.
Мы приподняли откидное сиденье скамьи и увидели большое полотнище брезента.
– Для чего это нам?
– Будете под ним прятаться, – ответил Харон, поворачивая лодку в еще более узкий канал с новыми и, очевидно, очень дорогими домами по берегам. – До сих пор мне удавалось скрывать вас от глаз окружающих, но внутри Акра мои способности не действуют, а всякие неприятные типы так и толкутся у входа в ожидании легкой добычи. Которой вы, вне всякого сомнения, являетесь.
– Я так и знал, что это ваших рук дело, – воскликнул я. – Никто из туристов на нас даже не покосился.
– Гораздо безопаснее наблюдать за тем, как совершаются исторические гнусности, когда участники этих безобразий вас не видят, – ответил Харон. – Могу ли я допустить, чтобы вас похитили викинги, как по-вашему? Вообразите себе отзывы пользователей!
Мы стремительно приближались к некоему подобию тоннеля – участку канала не более ста футов в длину. Участок был накрыт мостом, над которым возвышалось здание наподобие старого склада или ткацкой фабрики. В дальнем конце тоннеля сиял полукруг синего неба над сверкающей водой. Все, что находилось между нами и этим сиянием, представляло собой кромешную тьму. Это место как нельзя более походило на вход в петлю.
Мы вытащили из ящика огромный лоскут и накрыли им пол-лодки. Эмма легла рядом со мной, и мы натянули брезент на себя до подбородков, как простыню. Лодка скользнула под мост, и Харон заглушил двигатель, накрыв его другим обрывком брезента. Затем он поднялся и, раздвинув складной шест, погрузил его в воду. В полной тишине, отталкиваясь от дна сильными и плавными движениями, он вел лодку все дальше в темноту.
– Кстати, – произнесла Эмма, – от каких именно «неприятных типов» мы прячемся? От тварей?
– В мире странных существ гораздо больше зла, чем ненавистные вам твари, – ответил Харон, и его голос эхом отразился от каменных стен тоннеля. – Скрывающийся под маской друга манипулятор может представлять такую же опасность, как и открытый враг.
– Вы всегда изъясняетесь так туманно? – вздохнула Эмма.
– Головы, – рявкнул лодочник. – И ты, собака, тоже.
Эддисон юркнул под брезент, и мы поспешили накрыть лица. Под брезентом, который удушающе благоухал машинным маслом, было темно и жарко.
– Вам страшно? – прошептал в темноте Эддисон.
– Не особенно, – отозвалась Эмма. – А тебе, Джейкоб?
– Так страшно, что меня сейчас стошнит. А что скажет Эддисон?
– Конечно, нет, – ответил пес. – Робость не относится к характеристикам моей породы.
Но он тут же устроился между мной и Эммой, и я ощутил, что он дрожит всем телом.
* * *
Иногда переходы легки настолько, что, кажется, ты въезжаешь в петлю по идеально гладкому шоссе. На этот раз мы как будто угодили на испещренную ямами стиральную доску, на которой нас поджидали крутой поворот, а затем падение с обрыва – и все это в полной темноте. Когда издевательства наконец прекратились, я ощутил, что меня мутит, а голова раскалывается от боли. Интересно, почему некоторые переходы настолько сложны? – мелькнула мысль. – Возможно, это зависит от места, куда направляешься? Переход ощущался, как разбитая грунтовая дорога, ведущая в дикие и опасные трущобы, куда мы, собственно, и направлялись.
– Приехали, – объявил Харон.
– Все в порядке? – спросил я, нащупав руку Эммы.
– Нам необходимо вернуться, – простонал Эддисон. – Мои почки остались в настоящем.
– Помолчите, пока я не отыщу безопасное место, в котором вас можно высадить.
Просто удивительно, насколько обостряется слух человека, лишенного возможности использовать глаза. Замерев под брезентом, я как завороженный вслушивался в окружающие нас звуки давно исчезнувшего мира. Сначала раздавался только плеск шеста Харона, ритмично входящего в воду, но вскоре добавились и другие шумы. Сплетаясь в единое целое, они превращались в моем мозгу в весьма замысловатую картину. Вот шлепки дерева по воде, а мое воображение дорисовывало весла проплывающей мимо лодки, доверху нагруженной рыбой. Женские голоса, как мне казалось, принадлежали хозяйкам, которые развешивали белье, одновременно обмениваясь сплетнями с соседками в окнах домов по другую сторону канала. Откуда-то доносились взрывы детского смеха и лай собак, а вдалеке раздавалось пение, сопровождающееся тяжелыми ударами молотов: «Бам-бам стучат молоты, бам-бам по шляпкам гвоздей!» Вскоре я уже как наяву видел трубочистов в цилиндрах, скачущих по улицам, полным грубоватого очарования, и людей, сбивающихся в группы в попытке облегчить свою трудную судьбу с помощью шутки или песни.