Ключи из связки продолжали позвякивать в руке женщины, пока она вставляла один из них в замок. Уже слегка повернув его, она оглянулась на Харьюнпя, который беспокойно щелкал пальцами. Женщина открыла было рот, намереваясь что-то сказать, но, заметив его нетерпение, сомкнула губы и отперла замок. Харьюнпя подумал, что в квартире, наверно, спрятан перегонный аппарат или ворованный товар и женщина боится, как бы это не открылось. Но уже в следующий момент ему пришло в голову, что женщина может чего-то бояться и в связи с Континеном, лежавшим двумя этажами выше.

Она приоткрыла дверь, но лишь чуть-чуть, так что в щель с трудом можно было протиснуться. Семеня мелкими шажками, она прошла первой. Харьюнпя вошел вслед за ней, и в нос ему тотчас ударил острый запах аммиака. Женщина зажгла свет. Весь пол в передней был застлан пожелтевшими и сморщившимися от времени, изодранными газетами. Вид у женщины был совсем несчастный — она всем существом как бы просила прощения.

— Я... у меня кошки. Вас это не волнует? А люди всегда... стоит им только увидеть, сразу грозят пожаловаться в домоуправление. Я... я бы выпускала их гулять, но ведь нельзя.

— Да, что и говорить... Мне это в общем безразлично, — сказал смущенно Харьюнпя.

— Я так и подумала...

— Они, эти кошки, приятные животные. У меня самого была кошка — рыжая, как морковь, она сдохла на даче, когда соседка стала травить белок крысиным ядом. Эта соседка, старая бабка, ужасно пугалась, когда они затевали возню у нее на крыше, — пустился в объяснения Харьюнпя, внезапно обнаружив в себе задатки законченного лжеца: у его сестры действительно была кошка, но она рассталась с жизнью, попав под «пикап» в Маунула. — Вот так-то. Так где же у вас телефон? — Харьюнпя физически чувствовал, как неудержимо растет в нем жажда действовать, вызывая нестерпимый зуд в кончиках пальцев. Он чуть было не принялся заводить свои часы, хотя у них была автоматическая подзаводка. Часы показывали шесть минут шестого. Харьюнпя вслушался в себя. Если он еще промедлит со звонком или если Норри не ответит, эта ситуация может спровоцировать его и он переступит границу дозволенного. Он постарался успокоиться, сосредоточиться. В квартире жили по крайней мере пять кошек — все разномастные, они дремали, лениво потягивались и изгибались. На неубранной кровати распласталась белая кошка, поглаживая морду округлыми движениями лап. Телефон стоял на подоконнике. Возле него восседал пышный, в серую полоску кот, он зевал так прилежно, что его кроваво-красный язычок вываливался наружу. Харьюнпя схватил телефонную трубку и тут же снова положил ее на рычаг, ибо оказалось, что он не помнит домашнего телефона Норри. Переворошив все карманы в поисках записной книжки, он в конце концов нашел ее именно в том боковом кармане, с которого начал поиски. Женщина деликатно удалилась на кухню, но Харьюнпя чувствовал, что она подслушивает под дверью. Листки записной книжки путались у него в пальцах, он стряхнул на пол несколько фарфоровых осколков, застрявших между страницами, не подумав даже, откуда они взялись. Кот, не мигая, смотрел на Харьюнпя своими зелеными глазами.

Номер Норри был свободен — гудок пропищал уже трижды. Трубка успела вспотеть в руке Харьюнпя. Четвертый гудок. Харьюнпя начал подрыгивать ногой. Пятый гудок. Он попытался представить, как сонный и недовольный Норри вылезает из постели. Тут Харьюнпя пришло в голову, что надо будет тщательно осмотреть труп.

— Норри слушает... — ответил наконец Норри заспанным, тягучим, низким голосом. Это было на него не похоже: обычно он говорил четко и изысканно, как джентльмен.

— Это Харьюнпя, доброе утро. Да... извините, что бужу вас в такое время.

— Ничего. Все равно ведь скоро...

— Я звоню из квартиры дворника дома восемь по Меримиехенкату. Около сорока минут назад поступило сообщение, что в одной из квартир, похоже, что-то произошло. Почтальон заподозрил, — сообщил Харьюнпя. Он старался изложить обстановку так, чтобы Норри получил ясную картину о происшедшем. — Ну, мы выехали с Турманом, вошла в квартиру с помощью отмычки, без взлома... так что, если с дверью кто-то что и делал, это должно сохраняться. На полу в комнате обнаружили труп мужчины, процесс разложения идет уже по меньшей мере неделю. Судя по всему, это владелец квартиры, Континен. — Харьюнпя приблизил губы к самому микрофону трубки и понизил голос: — На лбу несколько проломов. Квартира в беспорядке, следы борьбы, местами все перерыто.

— Он жил один?

— Да.

— Преступник?

— Ни малейшего представления...

— Орудие убийства известно?

— Не-ет... я, во всяком случае, не заметил. Правда, в комнату я не входил. Остановился на пороге, но до трупа оставалось всего метра два, так что сомнений нет...

— Хорошо... хорошо, что не вошел... — По этому повтору Харьюнпя понял, что ему следовало все же войти в комнату. Однако голос Норри звучал серьезно, отнюдь не иронически. Это оставляло надежду, что Норри не вкладывал в сказанное двойного смысла.

— Что еще удалось выяснить? Ты что-нибудь уже сделал?

— Я... Сейчас ведь только начало шестого. Я сразу отправился звонить. Пока ни до чего не дотрагивались. Соседи еще спят, так что никого не допрашивали. Пострадавший — пенсионер. Склонен был к спиртному. Зазывал к себе компании. О близких пока ничего не знаю. Пьянка была и на этот раз... — Норри молча слушал на другом конце. Харьюнпя почувствовал, что теперь он уже окончательно очнулся и систематизирует в уме скудные сведения.

— И уже неделю как мертв?

— Да. Судя по почте. Газеты неделю никто не вынимал из ящика, дворник в пятницу почувствовал смрадный запах.

— А можно его опознать?

— Во всяком случае — не по лицу. Драгоценностей я не видел, да едва ли они и есть. Он, возможно, проходит по нашей картотеке или по картотеке Центральной уголовной полиции. С пальцев наверняка можно получить хорошие отпечатки.

— Ну ладно. В квартире ничего не трогай... впрочем, нет, занеси-ка туда термометр. Попытайся получить как можно больше внешней информации: компании, знакомства, сфера общения, ну да ты знаешь. Начни с дворника. Вызови врача-криминалиста, но так, чтобы к его прибытию я уже был там. Позвони Хярьконену. А я прихвачу Монтонена. Буду через полчаса. Если успеешь, начинай опрашивать соседей. Будем раскручивать. А других происшествий много?

— У меня самого пара вызовов да у Сутелина одно дело.

— И на том спасибо. Да... Харьюнпя... постарайся... не суетись, не мельтеши, особенно там. Хорошо? Ну, привет.

Харьюнпя присел на краешек стула и позволил себе на мгновение расслабиться. Ему стало легче от сознания, что он действовал правильно и верно наметил дальнейшие шаги. Стало легче еще и оттого, что в голосе Норри он уловил перемену — значит, первоначальная досада прошла, хорошо было и то, что Норри выразил готовность принять участие в малоприятной черновой работе. А Харьюнпя знал, что в полиции есть и такие старшие чины, которые, если обратиться к ним за советом, говорят: «Поступайте согласно закону и собственному разумению».

Харьюнпя взглянул на жирную физиономию кота и достал сигарету. Настроение у него изменилось к лучшему: разговор с Норри снял напряжение. Положив трубку, он почувствовал себя как в детстве — так ребенок признается в шалости отцу, а тот, даже не рассердившись, спокойно замечает, что всякое, мол, случается и тут уж ничего не поделаешь. Мысли Харьюнпя обрели ясность. Он понимал, что предстоят трудные, исполненные спешки дни, все отделение будет занято делом Континена, а остальные дела будут лежать в ящиках и дожидаться своего часа. Дни и ночи придется проводить на работе или на месте происшествия, так что домой удастся попасть лишь на несколько часов глубокой ночью. Харьюнпя не без злорадства подумал, как обидится теща, что его не будет послезавтра на дне ее рождения, и одновременно почувствовал удовлетворение оттого, что последующие ночные дежурства, хочешь не хочешь, перейдут к работникам других отделений.