-- Вольно, - сказал я, - где часовые?

  -- Мы часовые, - ответил пожилой сержант. Они были не вооружены, штуцера отобрали, а абордажные сабли егерям не полагались.

  -- Какие же Вы часовые, - зло сказал я, - ворота открыты, оружия нет.

  -- Так, отобрали оружие, - с обидой сказал егерь.

  -- Так палку возьми, камень, чтобы с пустыми руками на посту не стоять, - отрезал я. Во мне закипала невероятная злоба. Офицеры чертовы, ничего не могут, ни за людьми присмотреть, ни порядок навести. Стоило устраивать бунт, чтобы сразу все слить в гальюн. Бад идиот. В истории островов было несколько военных переворотов, но тогда заговорщики хотя бы действовали продуманно, захватив власть, они первым делом старались установить жесткую дисциплину и контроль.

  -- Значит так, - сурово сказал я, - ворота закрыть. Ты, - я ткнул пальцем в молодого, заросшего рыжей щетиной парня, - найди мне старшего офицера и приведи в штаб.

   Парень испуганно дернулся.

  -- Любого офицера, которого найдешь, сразу веди ко мне, - поправился я, - понял?

  -- Так точно! - в глазах егеря мелькнуло понимание, он улыбнулся и вытянулся.

  -- Пошел.

   Я развернулся и отправился в штаб. Во дворе было пусто, по дороге мне попалось несколько рядовых, которые с удивлением уставились на меня, как на привидение.

   В кают-кампании было не хорошо, на столе грязно, стояли пустые тарелки с остатками пищи и рюмки, в пепельницах полно окурков. Кровать Бада убрали, вместо нее на полу стояли две пустые бутылки из-под вина. С моей кровати исчезло одеяло, саквояж лежал на боку и было очевидно, что в нем рылись. Я убедился в том, что личные вещи на месте, но пропал карабин и маленький револьвер, подарок друзей. Оружия было жалко.

   Я вышел на улицу, нашел возле дверей таз, в котором Люм мыл посуду, сложил в него тарелки и рюмки, и отнес к умывальнику, набрал в ковшик воды, принес в кают-кампанию, поставил на стол, намочил помазок и намылил щеки. Когда не бреешься несколько дней, щетина отрастает и становится мягкой, всего несколько движений бритвой, и я опять стал похож на человека.

   Дверь распахнулась и в кают-кампанию вбежал доктор.

  -- Слава океану, - облегченно выдохнул он, прошел к столу и опустился на лавку.

  -- Слава океану, - повторил он, - я боялся, что мы с Вами больше никогда не увидимся.

   Стоя у зеркала, я смыл пену со щек, провел рукой по подбородку и повернулся к столу.

  -- Глупости. У нас еще много дел доктор. Что здесь происходит, где все?

   Сол с интересом уставился на меня.

  -- Вы ничего не помните?

   Наверно он вообразил, что я потерял память и ему придется рассказать мне все с самого начала.

  -- Я знаю, что здесь был адмирал Толь, знаю, что из форта вывезли оружие и боеприпасы. Я вернулся, чтобы руководить мориной и спрашиваю у Вас, что здесь происходит сейчас.

   Доктор вздохнул и полез за трубкой.

  -- Я отвечу на все Ваши вопросы, только ради океана, скажите, Вы правда вернулись, чтобы командовать нами?

   Я достал из саквояжа сигару и спички, закурил и выпустил струю ароматного дыма.

  -- Несколько дней не курил, чуть не умер, - сказал я, наслаждаясь вкусом и запахом табака.

   Доктор внимательно разглядывал меня, кажется он до конца не верил, в то что я стою перед ним живой и невредимый.

  -- Я вернулся Сол. Что здесь случилось?

   Доктор закашлялся, отложил трубку, отдышался, высморкался в большой несвежий платок и стал рассказывать.

   Оказывается, когда я потерял сознание, меня завернули в одеяло и положили на кровать. Бад и Мас ушли, а Сол просидел в кают-компании несколько часов в обществе лейтенанта Жена, под дулом револьвера.

   Днем с пышной свитой, состоящей из аборигенов и офицеров первой экспедиции, прибыл адмирал Толь. Всех собрали на плацу и адмирал произнес речь. Он сказал, что военные и аборигены живут в мире, что морину ждут удобные казармы в укрепленном лагере, отдых и хорошая еда, поэтому сейчас необходимо загрузить все имущество на подводы и отправиться в путь. Кос наотрез отказался отдавать собственность морины без моего приказа, попробовал закрыться на складе, но к нему вломились несколько людей Толя. Никто не знает, что там произошло, но говорят, что Кос застрелился. Когда началась погрузка, доктора выпустили, строго настрого приказав не болтать. Сол сразу нашел Тара и Гата, и все им рассказал, артиллерист поверил сразу, но Тар отнесся к рассказу с недоверием. К вечеру все имущество погрузили на подводы и вывезли. С адмиралом ушли Бад, Жен, Мас, Тар, Муки и все десантники. Егерей с собой не взяли. Перед самым отъездом Толь сказал, что нужны офицеры добровольцы, которые останутся в форте, и доктор с Гатом вызвались. Сначала они думали, что с ними поступят так же, как с Косом, но все обошлось. Когда обоз скрылся в лесу, несколько людей Толя вынесли меня потихоньку во двор, бросили в телегу и вывезли из форта.

  -- Муки ушел, -- задумчиво сказал я, - не ожидал.

  -- Все ушли.

   Кос погиб, офицеры сбежали, от бессильной злобы я сжал кулаки под столом. Наверно, если бы мне сейчас попался Бад, я задушил бы его голыми руками.

  -- Так Гат здесь?

  -- Он сейчас ловит рыбу на пристани.

   Значит нас осталось всего тридцать три.

   У меня из головы не выходил образ адмирала в красном балахоне и с подведенными глазами.

  -- Скажите, Сол, а адмирал был в форме или как-то странно одет?

  -- В форме, - доктор удивился, - А что собственно...

  -- Да так, - я перебил его, рассказывать о своих приключениях сейчас не хотелось, - не обращайте внимания.

   Я вспомнил, как доктор оттолкнул от себя тарелку с супом, как пробовал предупредить меня о том, что еда отравлена. Мы сидели вдвоем в опустевшем штабе, курили и общались, как ни в чем не бывало. Что пережили они с Гатом, когда отказались следовать за адмиралом, что думали, на что надеялись? Я мог бы не задавать этот вопрос, но все-таки спросил.

  -- Почему Вы остались?

   Сол на минуту задумался, попыхивая трубкой.

  -- Наверно, потому что лейтенант Жен угрожал мне револьвером, потому что думал, что Вас больше нет в живых, потому что не поверил не единому слову адмирала.

  -- А Гат?

  -- Не могу сказать. Спросите у него сами. Но думаю, что на него произвела большое впечатление смерть Коса.

   Жизнь удивительная штука. Отправляясь в плавание я никогда бы не подумал, что мой лучший друг предаст меня, а артиллерийский офицер, с которым мы даже ни разу не напились вместе, откажется покидать свой пост, что смотрящий мне в рот Муки, без сомнений бросит свой взвод и уйдет с Толем, а интендант, расчетливый и спокойный человек, не побоится перечить адмиралу и погибнет за свои убеждения.

   Я открыл походный бар и достал початую бутылку коньяка, весь остальной алкоголь пропал, видимо Бад увез его с собой.

   - За Коса, - сказал я и выпил прямо из горлышка.

   Сразу после разговора с Солом, я отправился на берег. Хотелось повидать Гата и искупаться. От выпитого коньяка и сигары слегка кружилась голова. После моего разноса, все ворота оказались закрыты, часовые успели привести себя в порядок и у двоих я заметил в руках длинные палки, которые они держали на подобии копий. Все это было бы довольно смешно, если бы не было так грустно. Толь забрал всех, оставив мне несколько десятков человек, почти без оружия и припасов. Волноваться за десантников не стоило, ничего плохого он им не сделает, видимо они понадобились адмиралу для каких-то серьезных дел, возможно для усмирения враждебных племен или для дополнительной охраны.

   Все равно, я не понимал зачем ему понадобился гарнизон в форте. Возможно адмирал еще не понял, как стоит поступить со мной и с офицерами, которые не выразили свою лояльность. Это что-то вроде исправительного лагеря, где заключенные сами себя охраняют, пока местный бог не решил их судьбу. Бесполезные мысли. Я жив и слава океану. Ответы на все вопросы обязательно появятся, но это случиться не сегодня. Я прошел мимо оставшихся на побережье сосен, срубить успели не все, и вышел к пристани. На самом конце деревянного пирса сидел Гат и ловил рыбу на самодельную удочку. На нем были только галифе и фуражка. Когда я подошел и поздоровался, лейтенант, не вставая, повернул ко мне совершенно опухшее лицо с темными мешками под глазами.