Мне назначили хорошее жалование и выделили для проживания дом капитана Рока.

   После всего случившегося мне было тяжело ночевать одному в этом месте, поэтому вечерами я приглашал к себе друзей и часто предлагал им задержаться до утра. Хал, который вообще не имел жилья на берегу, никогда не отказывался. Адмирал приставил ко мне денщика и выделили охрану, так что теперь мой новый дом был защищен не хуже комендатуры. Дверь в подвал я приказал заколотить. Не скажу, что мне являлись призраки погибших там офицеров, но я всегда ходил на кухню через гостиную, малодушно избегая темного коридора.

   Оказалось, что у коменданта очень много дел. С утра возле моего кабинета выстраивалась длинная очередь просителей и иногда я бывал так занят, что забывал пообедать. Теперь мне часто приходилось бывать с инспекцией в трудовом лагере и на границе. Болеть мне было некогда, поэтому на раны я не обращал никакого внимания. Видимо из-за этого они заживали хорошо.

   Известие о том, что доктор Сол служит в контрразведке сильно повлияло на меня. Не скажу, что я стал хуже к нему относиться, но между нами словно "проплыла водяная змея". Так не могло продолжаться долго. Доктор каждый день осматривал меня и однажды потребовал объяснений. Разговор получился весьма эмоциональный.

   - Не понимаю, - недоумевал я, - как Вы могли податься из священников в тайные агенты?

   Сол сердился, от его хваленной терпимости не осталось и следа.

   - Я оставил орден после убийства Маса. Жизнь казалась мне бессмысленной и пустой, поэтому, когда Тар попросил меня помочь, я не смог ему отказать.

   - И согласились служить в контрразведке...

   - Я согласился служить своей стране.

   Я покачал головой.

   - Вы тоже подписали бумагу, - с чувством сказал Сол.

   - У меня не было другого выхода.

   - Вы могли отказаться. Однажды Вы это уже сделали.

   Сол был сильно раздражен. Я понимал, что этот разговор ему неприятен, но он сам его начал. Самое забавное было то, что, укоряя друг друга, мы забывали о том, что теперь оба являемся агентами секретной службы.

   - Я вовсе не собираюсь ссориться с Вами, - примирительным тоном сказал я, - просто объясните зачем Вы на это пошли.

   - Для Вас это так важно?

   - Да.

   Доктор сердито засопел и принялся набивать трубку.

   - Извольте, - наконец сказал он, - покинув орден я потерял свою паству. Согласившись на предложение Тара, я получил возможность приглядывать за другой.

   - Вы имеете в виду..., - не понял я.

   - Я имею ввиду колонистов, офицеров и даже Вас. Я пекусь о всеобщем благе, пусть для этого мне приходится применять не самые благородные методы.

   По-своему доктор был прав. Получалось, что своей секретной службой он очень помог всем нам. Именно благодаря его стараниям Хал, Ваг и другие офицеры избежали ареста и были отпущены адмиралом на все четыре стороны.

   - Послушайте, Сол. Я понимаю, что своей свободой обязан именно Вам. Просто я никак не могу привыкнуть к тому, что Вы служите в контрразведке.

   Доктор с сомнением уставился на меня.

   - Что мы оба служим в контрразведке, - поправился я.

   Сол наконец раскурил свою трубку и окутался голубоватым дымом.

   - Мы оказались в таком мире, где по-другому не выжить, - неожиданно сказал он, - помните поговорку об акуле в тюленьей шкуре? Так вот, с нами все наоборот. Мы тюлени в акульей шкуре. Мы хорошие люди, которые вынуждены изображать из себя опасных, кровожадных чудовищ, чтобы сохранить собственную индивидуальность и спасти дорогих нам людей.

   Я вздрогнул. Признаться, подобные мысли посещали и меня.

   - Понимаю, что Вы имеете в виду. Все-таки мне не по себе от сознания того, что на этой службе нам придется всех подозревать и следить друг за другом, - признался я.

   - Приглядывать, - доктор поднял в верх указательный палец, - приглядывать друг за другом и помогать. Согласитесь, Бур, что это не одно и то же.

   Тар оказался прав, назначив меня на должность коменданта. Если бы он дрогнул и пошел на поводу у местной элиты, они развязали войну, которая могла бы продлиться долгие годы. Я часто слышал от подчиненных, что мы должны напасть на дикарей и отомстить за все. Такие, как супер-лейтенант Гоц все еще рвались в бой. Они не думали о возможных потерях и жаждали крови. Иногда мне казалось, что они вообще ни о чем не думали, кроме войны.

   Не было спокойствия на границе, не было мира и за городской стеной. Никто не понимал, как вести себя с дикарями, как существовать бок о бок, как договариваться. Всему этому нужно было учиться. Пока мы просто отгородились от них, прекратив всякое общение. До меня доходили слухи, что племя Муки сумело пробиться сквозь земли соседей и уйти в глубь острова. Но следы его не затерялись и, при случае, мы смогли бы их отыскать.

   Наше присутствие на побережье сильно раздражало местные племена, и они часто беспокоили нас. По моему приказу мосты были разобраны и для перевозки грузов стали использовать паромную переправу, которая хорошо охранялась. Прорваться за реку аборигенам стало трудней, поэтому большинство столкновений происходило вдалеке от городских стен. Нападения на границу мы пресекали быстро и жестоко. Как только наблюдатели замечали скопление туземцев, береговая и корабельная артиллерия тут же открывали огонь. Но никогда десантники не пересекали воображаемую границу, за которой начинались дикие земли. Горячие головы постоянно заводили разговоры о военной операции, но я научился не обращать на них внимания. Офицеры чувствовали за мной большую силу и поддержку адмиралтейства, и боялись поднимать голос. Поэтому пока столица не требовала от меня решительных действий и новых территорий, я сурово следил за тем, чтобы перемирие с туземцами не нарушалось, хотя бы с нашей стороны.

   Я стал часто задумываться о том, возможно ли вообще установить мир между двумя такими разными цивилизациями? Ответа на этот вопрос у меня не было. Разговаривая с колонистами, с офицерами и нижними чинами, я не слышал ни одного доброго слова о туземцах. На островах мы ненавидели вардов, здесь - аборигенов. Жители Содружества привыкли находиться в состоянии войны и не понимали, как можно жить по-другому. И все-таки мне хотелось верить в то, что когда-нибудь жизнь на этих неприветливых берегах изменится, и этот чужой и враждебный остров перестанут называть диким.