Кто-то рассмеялся, кто-то поддакнул. Я смотрел на морского артиллерийского лейтенанта и корабельного врача. Лейтенант молчал, и казалось, не участвовал в общем разговоре, он с отсутствующим видом, макал печенье в вино и ел. А вот доктор вел себя странно. Его маленькое острое личико оживилось. Он словно хорек хищно ощерился, показав ровные белые зубы. Это было похоже на улыбку, но его глаза оставались серьезными.

  -- Я бы точно всех спас! - заявил Бад.

  -- Я бы Вам помог, - улыбнулся корабельный механик. Лейтенант Лас обычно говорил мало, в карты не играл и почти не пил, поэтому его заявление вызвало целую бурю смешков и веселых подначек.

  -- Что за люди, любые разговоры сведут на баб, - сказал капитан, проходя мимо. Он подошел к роялю, поставил на него бокал с вином, сел на стул, поднял крышку и начал играть.

   Это была "песня русалки" из оперы Тука. Капитан играл хорошо и все разговоры сразу смолкли.

  -- Что это ты весь вечер с корабельного доктора глаз не сводил? - спросил Бад, когда мы стояли на корме и курили.

  -- Заметил?

  -- Трудно было не заметить. Такое ощущение, что ты его сожрать хотел.

  -- Не знаю, - честно признался я, - раздражает он меня, а причину понять не могу.

  -- Да все они тут, - начал было Бад, но не закончил. Он докурил папиросу и выбросил окурок в воду.

  -- Все они здесь странные, - закончил Бад, пожелал мне спокойной ночи и пошел спать.

   Я почистил зубы, умылся и лег в постель. Сон не шел. От выкуренных сигар и папирос кружилась голова и было сухо во рту. Я встал, выпил воды и выключил верхний свет. Проклятая бессонница. Я лежал в полной темноте. Прямо передо мной на стене должен висеть карабин. Я не мог его видеть, но чувствовал. Оружие имеет свою, ни на что не похожую энергетику. К черту все. Я закрыл глаза и вспомнил войну.

   Варды не спешили атаковать. Они подвели два 45-мм орудия и били по нашим окопам прямой наводкой, пока их не накрыла, оставленная нами на мысу, 100-мм пушка. Блиндаж Бада был разбит, и он перебрался поближе ко мне. Позиции, перекопанные артиллерийским огнем, из сплошной линии окопов превратилась в небольшие очаги сопротивления, где в полузасыпанных траншеях сидели по четыре - пять десантников.

   Когда варды сообразили, кто уничтожил батарею, они накрыли рыбацкую деревню огнем из крепостных орудий и превратили ее в груду обломков, наша единственная пушка замолчала.

   В три часа они пошли в атаку, и мы наконец, сошлись в рукопашную. Вардовский пехотинец вооружен однозарядной винтовкой Ума, она длиннее десантного карабина и снабжена трехгранным штыком, который оставляет ужасные рваные раны. Я задержался в окопе до последнего и вылез только после того, как мимо меня пробежал лейтенант Руг с безумно выпученными глазами.

  -- В атаку! - кричал он перекошенным ртом и размахивал шпагой.

  -- Пошли,- выдохнул Бад и мы полезли на бруствер.

   Я выстрелил в приближающегося пехотинца из карабина и отбросил его в сторону, патронов больше не было. Передо мной уже схватились те, кто первыми бросились в атаку. Солдат с разбега ударил Руга штыком, попробовал выдернуть винтовку, застрявшую в тощей груди лейтенанта, но не успел. Я застрелил его из револьвера, потом застрелил еще одного. Вокруг творилось, что-то невообразимое. Люди уничтожали друг друга всеми возможными способами, дрались короткими абордажными саблями, били прикладами, кололи штыками. Вардовский офицер выстрелил в меня почти в упор, но промахнулся и тут же сам упал. Оглохший от стрельбы и криков, я скатился в ближайшую воронку и принялся перезаряжать револьвер. Вслед за мной свалился Бад, он держал в каждой руке по десантному корду.

  -- Как я его, а?!

  -- Кого? - не понял я.

  -- Офицерика, который хотел тебя убить.

   Бад переломил стволы и засыпал нас горячими гильзами.

   Атака захлебнулась. Стрельба смолкла. Пехотинцы подхватили раненых и ушли.

   Мы так и остались в воронке. К нам прибились два моринера из чужого взвода.

   - Что у тебя с патронами? - спросил Бад.

   Вместо ответа я показал пустой подсумок.

  -- А у вас?

  -- Есть немного, господин моринер-лейтенант, - ответил пожилой десантник. Ворот его гимнастерки был разорван, на ухе запеклась кровь.

  -- Мы тут в воронке долго не просидим, - сказал Бад, - надо отползать к окопам.

  -- Ты, - он ткнул пальцем в одного из десантников, - отходишь вместе с господином лейтенантом, мы прикрываем. Понятно?

  -- Так точно.

   Мы выскочили из воронки и, пригибаясь, побежали к траншее. Бад беспокоился зря, по нам никто не стрелял. Пока не началась новая атака, я разыскал свой карабин, хоть и без патронов, но он мог еще пригодиться.

   Меня позвали в командирский блиндаж. Все десантники собрались в центральном укреплении. Больше никто не думал о флангах. Да и некому было думать. Люди сидели на дне окопа, грязные, уставшие, с остановившимся взглядом.

   На позиции осталось тринадцать человек. Когда я вошел в блиндаж, мне сказали, что окровавленный, обмотанный грязными бинтами человек на носилках, супер-лейтенант Бас. Он смотрел на меня одним налитым кровью глазом и мучительно стонал.

   Вестовой вышел и мы остались одни. Я подошел к командиру и наклонился к самому лицу.

  -- Вы хотели мне, что-то сказать?

   Бас шевельнулся и закряхтел.

  -- Подкрепления не будет.

   Я смотрел на него и молчал. Все, что может сказать мне супер-лейтенант Бас, я уже знал и так.

   - Оставлять укрепления нельзя. Вы поняли?

  -- Понял.

  -- У меня просьба, - Бас захрипел, видимо ему было очень больно, я подумал, что он больше не сможет говорить, но лейтенант справился, - застрелите меня, я сам не могу.

   Он был ранен в голову, в живот и грудь. Я вытащил у него из кобуры револьвер, взвел курок и приставил к голове командира.

  -- Спасибо. Позиции не оставлять.

   Я выстрелил.

   Когда я вышел, все уставились на меня.

  -- Мы уходим.

   В овраге, мы забрали доктора и раненых.

   От деревни почти ничего не осталось, большинство домов были разрушены, обломки еще горели. Я приказал поискать артиллеристов, но живых не нашли. Нам повезло. На пристани, в стороне от деревни, осталось несколько целых рыбачьих лодок.

  -- Надеюсь, в этот раз Вы не собираетесь оставаться? - спросил меня Сол. Доктор был ранен шальной пулей в плечо, тугая повязка пропиталась кровью.

  -- Вместе поплывем, - ответил я.

  -- А как же мины, - спросил Бад, - руками будем отталкивать?

  -- Попробуем пройти, другого выхода не вижу. Хочешь остаться?

  -- Ну, уж нет, - Бад ухмыльнулся и полез в лодку.

   Я просидел на гарнизонной гауптвахте три дня. Я почти не вставал с жестких нар и все время спал. Мне снилась семья, жена и дети. Я просыпался, ел пустой суп с черствым хлебом и снова засыпал, чтобы, хоть во сне, побыть с родными. Иногда появлялся супер-лейтенант Бас, кряхтел и осуждающе смотрел единственным глазом, иногда в мой сон врывались круглые рогатые мины, и я руками отталкивал их. Я старался делать это, как можно аккуратней и нежнее, и мины превращались в Эн, и я не хотел просыпаться. Вечером, третьего дня, меня вызвали к адмиралу.

   Крол сидел в уютном кабинете с камином, за столом заваленным картами. В углу денщик на спиртовке варил кофе. Когда я вошел и приблизился, адмирал недовольно поморщился. Выглядел я не очень, да и запах от меня был так себе. На гауптвахте умывальника нет, только дырка в полу.

   Крол выглядел уставшим и постаревшим.

   Я уже знал, что остров Мо взят. Лишившись береговых укреплений, прикрывавших город с севера, варды поняли, что им не удержаться. Они сдались и принесли Кролу ключи от города.

   Потери оказались не велики, при штурме крепости затонул легкий крейсер "Гарпун", серьезно пострадал тяжелый крейсер "адмирал Фуг", и в боях за линию Мо, перестала существовать пятая десантная морина.