Первая ночь прошла спокойно. Я заставил солдат расчистить засыпанные при обстреле проходы, укрепить брустверы и даже успел покопаться в поврежденной бомбарде, но так и не придумал, как ее починить. Несколько раз заходил Гас, придирался по пустякам, называл нас каракатицами и морским ежами, заплевал всю позицию жеванным табаком и обещал показать нам акулью мать. Варды два раза обстреляли город, наша батарея не отвечала.

   Кухня так и не пришла, но под утро, трое егерей притащили ящик с патронами, ранец с консервами и галетами, и фляжку с водкой.

   Атака началась рано утром на третий день. Сначала нас обстреляли из корабельных орудий, а потом начался штурм. На нашем участке попытались прорваться четыре десантные лодки. Батарея на холме открыла огонь. Одну лодку накрыло прямым попаданием, вторую перевернуло от взрыва, остальные высадили людей. Половину мы перебили во время высадки, в мелкой воде, остальные залегли. Нас снова накрыло артиллерийским огнем. Мы забились на самое дно окопов, чтобы переждать обстрел. Когда стихло, я откопался, вытряхнул из-за шиворота песок и выбрался на бруствер. Ни батареи, ни вишневого сада больше не было. Везде зияли воронки и лежала перевернутая пушка с одним колесом. Проволочные заграждения оказались разрушены взрывами, и вардовский десант снова пошел в атаку. Мы открыли огонь. Им некуда было отступать, они могли либо отбить наши окопы, либо умереть. Они лезли через заграждения, заряжая карабины на ходу. Я отбросил разряженный штуцер, достал револьвер и застрелил двоих нападавших в упор, потом вытащил шпагу. Но рубить никого не пришлось, оставшиеся в живых варды отступили. Они погрузились в лодку и отчалили. Вслед им никто не стрелял.

   Днем пришло пополнение, полностью укомплектованная десантная морина. С вновь прибывшими офицерами пришел Рум. Он осмотрел позиции, выслушал мой доклад и приказал нашему взводу отправляться в город, на перегруппировку.

  -- Прошу прощения, господин капитан, - сказал я, - адмирал Крол запретил мне покидать окопы до его личного распоряжения.

   Рум с удивлением уставился на меня, потом посмеялся и объяснил, что пока адмирала нет на позиции, старший офицер здесь он, и он приказывает мне взять свое барахло и отправляться в город.

  -- Слушаюсь.

   Остатки моего взвода отвели на окраину и разместили на пустом складе. Это было старое, но прочное здание. Мы заняли первый зал, с массивными деревянными колоннами, которые поддерживали железную крышу, кое-где пробитую осколками. Через эти неровные дыры внутрь падали солнечные лучи, рисуя на полу причудливые узоры.

   Пригнали полевую кухню и повара щедро накладывали в котелки густой рыбный суп, и не отказывали в добавке. Людей осталось очень мало. Раненых отправили в госпиталь, а остальным приказали отсыпаться. Меня и командира морины вызвал к себе Рум, больше в нашем подразделении живых офицеров не осталось.

   В штабе был накрыт стол, стояла бутылка вина, несколько фляжек с водкой, открытые консервные банки с крабовым паштетом и галеты, кто-то нарвал в саду зеленые яблоки.

  -- Присаживайтесь господа, - сказал Рум, - рад видеть Вас живыми и здоровыми.

   Первый раз я собирал офицеров в "адмиральской каюте", обычно на корабле мне доставались апартаменты попроще. Сегодня я сидел в удобном кресле и ждал, пока все рассядутся по местам. Погрузка не была закончена и до отхода оставалось три часа. Интенданта Коса я приказал не беспокоить. У него свои дела и своя ответственность. Сейчас мне нужны были командиры взводов. Они еще не понимали, что жизнь на судне и на суше сильно отличаются друг от друга. На судне нет увольнительных, нет выходных, здесь все дни похожи один на другой. С корабля некуда уйти, ты всегда на виду. Нужно расписать смены дежурств, график прогулок и занятий личного состава. Всю эту массу людей необходимо чем-то занять, чтобы они не сошли с ума в пути. Взводные проходили по одному и рассаживались. Понимая, что их поведение на палубе разозлило меня, они старались занять место подальше, как нашкодившие гимназисты, только артиллерист Гат сидел спокойно, с интересом разглядывая каюту. Последними вошли Бад и Муки. Лейтенанты Жен и Мас, при виде бывшего адъютанта, стали о чем-то шептаться. Я отложил сигару в пепельницу и встал.

  -- Господа! Я собрал вас здесь, чтобы объяснить зачем офицеру дана голова. Она нужна офицеру, я к вам обращаюсь лейтенант Мас, не для того, чтобы носить красивую форменную фуражку. Сегодня Вы пытались шутить над егерями, которые принимают участие в нашей экспедиции. Вы решили посмеяться над теми, кто будет несколько месяцев жить в соседнем кубрике.

   Я замолчал и обвел свирепым взглядом притихших офицеров. Я встретил их, что называется артиллерийским залпом. Мне нужно было вдолбить им в головы простые правила, по которым все мы будем жить ближайшее время.

   Мас покраснел и встал, стул под ним покачнулся.

  -- Извините, господин супер-лейтенант-моринер, я не хотел.

  -- Вы сделали это при подчиненных, - продолжал я, - Теперь ваша шутка, кстати не самая удачная, будет гулять среди моринеров. Они будут, как попугаи повторять ее всякий раз, когда увидят на борту егеря. Рано или поздно это приведет к столкновению, к банальной драке, которую нам с вами придется разнимать.

  -- Виноват, - промямлил Мас.

  -- Садитесь.

   Он сел. Гат крякнул, прочищая горло, но ничего не сказал. Муки сидел с напряженной спиной и смотрел прямо перед собой. Бад старался не встречаться со мной взглядом. Кажется, до них начинало доходить.

  -- Мы оказались на одном судне. Нам с Вами предстоит делать одно дело. Мне не нужны разбирательства в походе, не нужны драки и склоки. Я требую от каждого из вас строгой дисциплины, взаимного уважения и строжайшего соблюдения устава.

   Я сделал многозначительную паузу.

  -- Все. Вы свободны.

   Я не хотел устраивать долгих обсуждений и мнение младших офицеров, в данном случае, меня совершенно не интересовало. Монолог, идеальная форма для того, чтобы донести свою мысль до подчиненных. Все, кроме Бада вышли. Он достал трубку, набил табаком и закурил.

  -- Ожидаешь неприятностей?

   Я сел, взял вяло тлеющую сигару и подождал пока пепел осыплется.

  -- Да.

  -- Все будет нормально. Егеря, это конечно, не лучшее соседство, но как-нибудь все устроится. Будут плохо себя вести, устроим показательную порку.

  -- Официально они теперь входят в состав нашей морины и временно считаются десантниками. Оформи егерей, как четвертый взвод.

   Я не хотел больше говорить об этом. Мы в армии, и здесь все предельно ясно, любая нештатная ситуация подробно расписана в уставе. Провинился, получи наказание, отличился, получи награду.

   Сидеть в каюте не хотелось и мы вышли на палубу. Грузов на причале становилось все меньше. Портовики, понимая, что скоро отплытие, работали быстрее, начальник погрузочной команды суетился и подгонял людей. Интендантов нигде не было видно, видимо они перешли на корабль, разбираться с тем, что уже успели погрузить.

  -- Как ты простился с семьей? - спросил я у Бада, - все нормально?

   Мы часто обсуждали семейные проблемы и были в курсе личной жизни друг друга. Собственно, у моего заместителя личной жизни не было. Сына, который жил у родственников покойной жены, он видел редко, а с женщинами у Бада не ладилось, поэтому раз в неделю он напивался и посещал офицерский бордель.

  -- Сын от меня отвык. Все время к теще жмется. Поговорил со мной две минуты, взял подарки и убежал. Понимаю, что родственнички ему про меня гадости говорят, а сделать ничего не могу. Не могу же я его в казарму забрать.

  -- Сам виноват, - сказал я, - редко дома бываешь. Деньги взяли?

  -- Деньги они всегда берут, а тут еще и золото. Но я им половину отдал, хватит с них, морды торгашные.

   Мы помолчали, думая о своем.

  -- А твои как?

  -- Эн сказала, что уедет на остров. Надеюсь, что не передумает. Беспокоюсь за них.