-- А ну, прекратить галдеж! - рявкнул я и смешки закончились. Повернувшись к моринерам, я скорчил недовольную гримасу, - Вам заняться нечем? Марш по кубрикам, закрыться и сидеть тихо. Командирам взводов проследить и через двадцать минут ко мне на инструктаж.

   Я повернулся спиной к десантникам давая понять, что разговор окончен и услышал сзади, удаляющийся топот.

   Я подошел к сходням.

  -- Здравствуйте Муки! Что Вы здесь делаете?

   Узнав меня, бывший адъютант, просиял, бегом поднялся по трапу, отдал честь и протянул мне предписание.

  -- Здравия желаю, господин супер-лейтенант-моринер! Командирован к Вам для дальнейшего прохождения службы.

   Это было плохо. Это было нарушением штабной логики. Никогда в десантные, тем более разведывательные операции, не отправляли егерей. Я никогда не считал эти войска вторым сортом и однажды даже воевал в баталии егерей, но отправляться с ними в дальнее плавание мне совсем не хотелось. Я внимательно прочитал предписание. Подписи, печати, все правильно. Какого черта. При захвате островов десантники погибали сотнями, поэтому в наших подразделениях вырабатывалось особое презрение к смерти и к тем, кто отсиживается в тылу. Во время войны егерям тоже досталось, но кто об этом помнит сейчас. У меня мало людей и я не откажусь от пополнения, но два подразделения, не питающих большой любви друг к другу, могут сильно усложнить поход. В замкнутом пространстве, когда людям будет нечем заняться, подобное соседство может вызвать, если не бунт, то по крайней мере беспорядки.

   Рядом возник флотский лейтенант, - Пополнение?

  -- Да, - я передал ему бумаги, - мне нужен еще один кубрик, желательно на другой палубе.

   Моряк сокрушенно покачал головой, - Не получится. Все свободное место занято грузом, потому что трюмы забиты углем. Есть свободный кубрик рядом вашими десантниками, переборка в переборку.

  -- Ничего не поделаешь, - я вздохнул, - загоняйте егерей туда. Мой заместитель Вам поможет.

  -- Бад! - сказал я, - погрузи егерей и найди каюту для Муки.

  -- Есть! - Бад взял под козырек, он ухмылялся.

   Неожиданно я разозлился. В том, что происходит на этом корабле я не видел ничего веселого.

  -- Прекрати ухмыляться, - зло сказал я, - рядовым сидеть по кубрикам, никого не выпускать. После того, как погрузятся егеря, всех младших офицеров ко мне.

   Ругаясь про себя, я спустился в каюту и закрыл дверь. Нужно было успокоиться. Я достал толстую сигару из тех, что купил перед отъездом и закурил. Ароматный дым заполнил гостиную. Я сел в кресло и задумался.

   После того, как нас сняли со Скалы, я две недели пролежал в госпитале. Из моей груди, плеча и спины удалили четыре осколка, и выписали с рукой на перевязи. Мне выдали новую форму, потому что старая была изорвана и прожжена в нескольких местах. Обо мне написали в трех газетах и два раза сфотографировали. Все меня считали героем, угощали выпивкой, и я сиял, как начищенная пряжка. Знакомый адъютант, а после случившегося у меня появилось множество самых разных знакомых, сказал, что меня решили представить к ордену. Нашу морину расформировали, и я целыми днями валялся в пустой казарме на койке, ждал назначения и награждения.

   На четвертый день, рано утром, меня вызвали к адмиралу Кролу. Я явился в штаб, который теперь размещался в местной гимназии, длинном двухэтажном здании с колоннами и балконом, и доложил о своем прибытии адъютанту. Через двадцать минут меня пригласили войти. Адмирал расположился в бывшей учительской. Это была просторная комната с двумя широкими окнами, с книжными стеллажами, заставленными учебниками, удобным кожаным диваном и двумя столами придвинутыми друг к другу. Когда я вошел, адмирал что-то писал. При моем появлении он оторвался от документов, отложил перо, снял очки, потер переносицу, на которой остался красный след от оправы и близоруко прищурился. Я отрапортовал и вытянулся по стойке смирно. Какое-то время адмирал молча разглядывал меня, по птичьи наклонив голову набок, и наконец спросил:

  -- Вас зовут Бур?

  -- Так точно.

  -- Вы родом с острова Хос?

  -- Так точно.

  -- Значит мы земляки.

   Крол принадлежал к старинному дворянскому роду. Детей у него не было и, после смерти адмирала, династия должна была прерваться. Я хорошо знал его родовое поместье. Старинный кирпичный одноэтажный дом стоял на холме, окруженный высокой чугунной решеткой. Детьми, мы с братом любили гулять по дороге, идущей мимо. За оградой росли яблони и сливы.

  -- Скажите, почему Вы остались на острове, а не уплыли вслед за кораблями?

  -- В шлюпках не хватило место для всех.

   Адмирал нахмурился и покачал головой

  -- Эту красивую историю я уже слышал. Вы знаете, что существует донос на Вас? Там в подробностях описано, как Вы бросили своих починенных, как прыгнули за борт и попытались спастись вплавь. Говорят, что Вы выбросили личное оружие?

   Крол все так же, внимательно смотрел на меня и ждал ответа. Он был похож на старую, неуклюжую цаплю.

  -- Я приказал своему взводу покинуть корабль,- промямлил я, пытаясь сообразить, кто мог видеть меня в тот момент, когда я срывал с себя патронную сумку и прыгал в море. Наверно это был Гум. Проклятый доносчик. Но ведь я крикнул: "Покинуть корабль", значит формально отдал приказ. Я кашлянул, чтобы потянуть время и продолжил оправдываться,- я не мог бы плыть с карабином, поэтому выбросил его, но револьвер я не бросил.

   Крол понимающе закивал, я поймал его заинтересованный взгляд и отвел глаза.

  -- Перед тем, как покинуть корабль, вы посадили своих людей в шлюпки?

  -- Нет, - тихо ответил я.

  -- Вы приказали им покинуть корабль и вплавь добираться до ближайших островов?

  -- Нет,- еще тише ответил я, - я, просто, приказал покинуть корабль.

  -- Говорите громче, - жестко сказал адмирал, - я не слышу.

  -- Я приказал покинуть корабль, - повторил я.

   Крол отвернулся, прошел к окну и уставился во двор.

   Я с тоской огляделся по сторонам.

  -- Значит Вы сказали "спасайся кто может", бросили личное оружие и прыгнули за борт?

   Сказать было нечего. Я словно очутился в раннем детстве в гимназии, у доски, с не выученным уроком. В голове разливалась звенящая пустота и по спине поползли мурашки.

  -- Почему вы молчите?

   Окружающие успели убедить меня в том, что я вел себя, как герой. Моя совесть замолкла. Иногда, ночью, я вспоминал о том, что из моего взвода выжило всего несколько человек, и мучительно стыдился своего поведения на корабле. Я утешал себя тем, что прыжок в ледяную воду, сам по себе героический поступок, и что долг каждого человека заботиться в первую очередь о себе. "Какого черта," - думал я, - "Они сами во всем виноваты! Послали нас на верную смерть!" Иногда стыд порождает в нас необоснованную гордыню. Осознав, что мне нечего терять, я высоко поднял голову и громко объявил.

  -- Мне, нечего сказать.

   Адмирал повернулся и уставился на меня. Видимо он давно не спал, глаза были красные.

  -- Ваш поступок достоин осуждения, - он сделал многозначительную паузу, - За трусость и дезертирство я должен вас наказать.

   Он подошел к столу, зачем-то взял перо, повертел в руках и положил на место,

  -- Но на острове вы вели себя молодцом. Вы потопили вражеский катер и тому тоже есть подтверждения. У меня на столе лежат заявления от людей, которые считают, что вы храбрец.

   От моей бравады не осталось и следа, я готов был провалиться от стыда сквозь землю.

  -- Как я должен поступить, лейтенант?

   Я понял, что промолчать нельзя. В такие минуты одно сказанное слово может решить дальнейшую судьбу, и я сказал первое, что пришло мне в голову.

  -- Отправьте меня на войну, господин адмирал.

   Неожиданно Крол рассмеялся. Смех вышел сухой и нехороший.

  -- Само собой, вы туда и отправитесь, не в санаторий же мне вас командировать. Рана у вас легкая. Только в каком качестве? Разжалованного в рядовые дезертира или офицера? Офицер потому и офицер, что несет ответственность за вверенных ему людей. Офицер на войне отвечает за все. Если он струсил и сбежал, если сдался в плен, если отчаялся и застрелился, он трус, мерзавец и дурак. Только своей волей, своей силой, офицер может сплотить вокруг себя моряков, сможет победить.