Он хихикнул.

  -- Можно посмотреть?

  -- Конечно!

   Моз принес книги. Я быстро пролистал обе и прочитал аннотацию. "Над обрывом" была хорошо издана и гравюры были отличные. Я уже держал в руках эту книгу, когда-то давно, но прочесть так и не успел. Одной книги, в путешествии, мне хватит не надолго, читаю я быстро, но несколько штук я все-равно возьму из дома. Есть такие книги, которые ты перечитываешь снова и снова. Их не так много, но они составляют основу любой библиотеки.

  -- Я возьму вот эту.

   Старик радостно закивал.

  -- Вас долго не было, я начал волноваться, думал вас перевели.

  -- Переводят, - я выбрался из кресла, - боюсь, что пришел попрощаться.

   Улыбка сползла с морщинистого лица. Моз почесал затылок.

  -- Как жаль. Я надеялся продать вам еще много всего, - простодушно сказал старик.

   После книжной лавки я отправился на улицу Курильщиков. Здесь, в многочисленных лавках, можно было купить хорошие сигары. В питейных заведениях под открытым небом, подавали чай и кофе, на столах стояли кальяны и лежали курительные трубки такой почтенной длины, что издали, своими размерами, напоминали ружья. Зазывалы на перебой предлагали посетить их заведение, но я торопился. Здесь никаких предпочтений у меня не было, и я зашел в одну из лавок, на мой взгляд, более просторную, чем остальные. Сигары продавались в коробках и россыпью, маленькие и большие, толстые и тонкие, легкие с привкусом ликеров или крепкие на столько, что перехватывало дух. Я взял две коробки. Толстый продавец, завернул их в коричневую бумагу, перевязал бечевкой и с улыбкой протянул мне. Вообще в старом городе все всегда улыбались. Это был фирменный стиль местных торговцев.

   Я еще побродил немного по узким улочкам, поднялся на вершину и полюбовался чудесным видом, выпил в кафе холодного лимонада, купил в винной лавке три бутылки коньяка, и тяжело нагруженный отправился в казарму, жалея, что не взял с собой денщика в качестве вьючной лошади.

   В кают-компании Бад и доктор играли в шахматы. Они опять надымили. Все окна были раскрыты, но горячий воздух, казалось, вообще не проникал в помещение. Я сложил покупки в кабинете и присоединился к ним.

  -- За кого будете болеть, Бур? - спросил доктор.

  -- За Вас.

  -- И правильно, - доктор взял у Бада пешку, - не прогадаете. Я выигрываю.

   Бад почесал кончик носа и сдвинул фуражку на самые глаза, - посмотрим, посмотрим, - сказал он.

   Суперинтендант Кос вернулся в половине пятого. Он занял мой кабинет, где разложил на столе бухгалтерские книги и деньги. Офицеры по очереди заходили к нему получить жалование.

   В пять часов я выслушал доклад подчиненных. Морина была готова к походу, раненых и больных не было, кое-что из имущества требовало починки, но за вечер все должны были успеть сделать. После совещания я отпустил офицеров по домам.

   Бад поехал попрощаться с сыном и передать деньги родственникам жены. Свою дорожную сумку он уже приготовил.

   Кос отправился разбираться с квартирной хозяйкой, на обратном пути он собирался купить ром и папиросы. Интендант занимал маленькую квартирку, состоящую из гостиной и спальни, в двух шагах от казармы, в старом кирпичном доме. Хозяйка жила этажом выше и внимательно смотрела, чтобы он не водил в дом женщин и собутыльников, поэтому для интимных свиданий с барышнями, Кос обычно снимал номер в отеле.

   Я тоже собрался домой.

   В кают-компании доктор пил кофе и читал газету, уютно расположившись на диване.

   За окном, во дворе, Люм мыл оставшуюся после обеда грязную посуду, вытирал ее и сразу убирал в походный ящик.

  -- Как дела доктор? - спросил я, - Вы уже собрались?

  -- Соберусь ночью. У меня мало вещей.

   Доктор жил в отдельной комнате при лазарете. Все его вещи умещались в небольшом чемодане, который обычно лежал под кроватью, правда был еще объемный мешок с книгами по медицине. Я знал, что раз в месяц он отсылал часть жалования родным, которые жили на одном из дальних островов. Еще у доктора была жена, с которой он развелся перед войной. Ей он выплачивал минимальную сумму, положенную по закону и отношений не поддерживал. По крайней мере, я никогда не видел, чтобы он отправлял ей письма.

   Доктор сложил газету и поднялся.

  -- Провожу Вас и куплю кое-что в дорогу.

   Мы вышли во двор. Дневная жара спала. В карауле стояли два моряка и сержант. Ворота были закрыты на засов, а подворотня перегорожена цепью.

  -- Старшие офицеры! - скомандовал сержант. Часовые встали по стойке смирно и отдали честь.

  -- Пропустите нас, - сказал я.

   Часовой снял кольцо с крюка и положил цепь прямо на брусчатку.

   - Все в порядке? -спросил я сержанта.

   - Так точно! Дежурим. Приказано никого не выпускать, только господ офицеров.

  -- Правильно. Вот никого и не выпускайте.

   Мы вышли на улицу и часовые опять натянули цепь.

   Дома разразился скандал. Жена очень расстроилась. Она не желала слушать мои доводы, и в конце разговора, хлопнула дверью и ушла в детскую. Дети плакали. Мне было жалко Эн. Она была умна и хорошо образована. Благодаря своему легкому характеру, она быстро освоилась в столице и завела новых друзей. Ей нравились наряды и танцы в центральном парке, духовые оркестры и занятия живописью. Красивая жизнь поманила нас красочной оберткой, но шоколада внутри не оказалось. Всего чуть больше года мы прожили в столице. Не знаю, повезет ли нам так еще раз.

   Служанка восприняла сообщение о нашем отъезде философски. От моего предложения поехать с Эн и детьми, Мая отказалась.

  -- Я здесь хочу остаться, - твердо сказала она, - Вы не беспокойтесь, господин лейтенант. Я во всем помогу и вещи соберу, и в порт провожу.

  -- И куда ты пойдешь?

  -- Пока у свояченицы поживу, а там видно будет. Я служанка хорошая, меня во всякий дом возьмут.

   Я рассчитал ее и дал немного денег сверху за старание. Мая сделала книксен и пошла собирать свои пожитки.

   Хозяин квартиры остался очень недоволен, даже не предложил мне сесть и содрал лишние деньги за неожиданный отъезд.

   На душе было нехорошо, но времени для страданий, адмиралтейство мне не оставило, так что я тяжело вздохнул и отправился в кабинет готовиться к отъезду. Долго собираться не пришлось. Перед встречей с адмиралом Мецем, не зная, чего ожидать, я уже собрал походный саквояж со всем необходимым. Я открыл верхний ящик стола и достал пятизарядный револьвер, который когда-то мне подарили друзья. Эта маленькая, и безобидная с виду, игрушка могла очень пригодится в дальнем походе. Патроны хранились в запертом отделении, а ключ я всегда носил с собой. Когда у вас маленький сын, быстро привыкаете к осторожности. Револьвер и коробочку с патронами я положил в боковой карман саквояжа, рядом с бритвенным прибором, зубной щеткой и мыльницей.

   - Вот так, - сказал я вслух, застегнул саквояж и достал из ящика стола старое портмоне.

   Я переложил в него две сотни бумажными деньгами и пять золотых. Этого мне хватит на все случаи жизни. В походе, в океане негде тратить деньги. Оставшееся жалование я положил в новый кошелек.

   Часы за моей спиной пробили семь.

   В дверь постучали.

  -- Открыто!

   Вошла Эн. Она закрыла за собой дверь и встала возле стола, прямая и очень серьезная.

   - Извини, что накричала на тебя.

   - Ничего страшного. Я понимаю, что тебе не легко.

  -- Неужели нет никакой возможности остаться здесь? Мы только зажили нормальной жизнью.

   Я подошел и обнял ее. Эн была напряжена и мне показалось, что я обнимаю камень.

   От нее пахло духами и немного потом. Белое платье, пошитое портнихой неделю назад, удивительно ей шло.

  -- Все будет хорошо, - тихо сказал я.

   Она отстранилась.

  -- Пойми меня. Я не хочу стареть на окраине мира и обсуждать с женами рыбаков наряды, вышедшие из моды десять лет назад. Не хочу видеть свою мать. Не хочу слушать ее указания и упреки.