— Моя жена, — твердо повторил Берци. — Я всегда говорю, что ты моя жена. И сам так считаю. Что-нибудь стряслось?

— Стрястись не стряслось, — сказала Лилла, поворачивая к нему свое веснушчатое лицо. — Ты читал сегодняшнюю газету? Я просмотрела за завтраком и случайно наткнулась на сообщение о смерти вдовы Борошш, Евы Халас. Интересно, кто мог поместить это в газету? Я и не знала, что у нее есть родственники.

— Откуда тебе знать, есть или нет? — с раздражением сказал Берци. — Ты и ее-то не знала. Где эта газета?

— Вон там, в пачке. Ты знаешь, кто была эта Ева Борошш? Она жила в одном доме с моим гинекологом, только этажом выше. Помнишь, я тебе рассказывала про этот странный брак? Я узнала о них от своего врача: жене двадцать один год, а мужу за семьдесят.

— Я помню.

— А потом врач мне сказал, что старик умер. Об этом я тебе тоже говорила, да?

— Ну да. Только когда это было? Несколько месяцев назад!

— Так вот, а теперь и молодая жена умерла. Кофе будешь пить? Я сварю.

Берци взглянул на часы, было десять минут восьмого.

— Спасибо. Я принес пачку кофе, он у меня в портфеле. А где дети?

— Смотрят в комнате телевизор. Позвать?

— Нет, не надо. Вот эта газета? — Берци развернул газету. — Ага, вот здесь. Все верно. Если, конечно, это та самая Борошш. Интересно, что с ней случилось?

— Мне тоже было интересно. Сегодня, правда, у моего доктора неприемный день, но в последнее время он торчит дома, дай, думаю, зайду. Скажу, что у меня возобновились боли, и за три сотни все узнаю. Не успела я подойти к дому, гляжу, менты так и вьются. Ну, думаю, лучше не лезть на рожон, обошла кругом и заглянула к зеленщику. Там я все и узнала. Умерла действительно та самая Ева Борошш, упала из окна, или, как поговаривают, ее вытолкнули. Теперь идет расследование. Говорят, что это дело рук ее подружки, некой рыжей Жофии, которая скрылась, и милиция не может ее найти. Еще разыскивают какого-то Гезу Халаса.

Берци хмыкнул.

— Если это тот самый Геза Халас, которого я знал, то выходит, что у нее действительно был брат.

Берта Микич подняла глаза от поваренной книги.

— Лилла, а яйца ты положила в тесто?

— Положила. Тебе известно что-нибудь об этом Гезе Халасе?

— С тех самых пор — ничего. Значит, для этого я тебе понадобился?

— Ну да. Странно все-таки, когда имеешь отношение к таким вещам.

— Ну какое отношение ты имеешь к женщине, которая живет по соседству с твоим гинекологом? Вернее, жила.

— Ну все-таки… — Лилла пожала плечами. — Во всяком случае, я страшно расстроилась, и хотела тебе обязательно рассказать, и спросить тебя, как ты считаешь, стоит мне узнавать у доктора Хинча, что там случилось на самом деле?

— Почему тебя это так интересует?

— Да просто так. Прочитала в газете… Так что ж ты мне посоветуешь?

— Как можно быстрей найти себе другого врача. Неужели тебе обязательно надо ходить в этот пижонский район, где все стоит в три раза дороже, чем здесь? Чтобы потом хвалиться, да? Ничего удивительного, что тебе вечно не хватает денег. Что вы на это скажете, Берта?

Микич отложила поваренную книгу.

— Не ругайте вы эту несчастную женщину! Знаете, как ей приходится экономить! Что теперь купишь на эти деньги? Ничего! А детям все время что-нибудь нужно!

— Успокойтесь, — рассмеялся Берци. — Можете ее не защищать! Уж я-то знаю свою жену! Новый телевизор, новый холодильник, новая шуба… А я все это должен оплачивать!

— Теперь уже не должны. Ведь вы в разводе.

— Ну, Берта! — с коротким смешком сказала Лилла. — Что ж ты настраиваешь его против меня? Можно его не учить, у него своя голова на плечах! Он прекрасно знает, как обвести меня вокруг пальца.

— Я делаю все, как мы договорились, — недовольно взглянув на нее, сказал Берци. — Разве нет?

— Насколько мне это известно.

— Тебе все известно.

Лилла резко вскинула голову.

— А взнос за телевизор? — спросила она. — Принес?

— Конечно.

— Всю сумму?

— У меня в портфеле.

— Значит, все, как договорились, — сказала Лилла и горько усмехнулась.

Берталан Керекеш хотел было что-то сказать, но передумал. Лилла протянула ему чашечку кофе. Он отпил глоток.

— Крепкий, как всегда. Такой кофе только ты умеешь варить. С тобой никто не может сравниться! Всегда крепкий, горячий и горький. Мне так этого не хватает!

Лилла отвернулась и принялась убираться на кухонном столе. Микич по-прежнему листала поваренную книгу.

— Ну если у тебя все, — сказал Берци, ставя чашечку на стол, — я пойду. Скоро загляну опять, так что постарайся не поднимать слишком много шума, когда я тебе снова понадоблюсь. Лучше подожди, пока я сам приду, я ведь бываю у тебя довольно часто! Завтра я буду на пляже. Поцелуй от меня детей… В следующий раз я схожу с ними в кино. Спасибо тебе… — Он поцеловал Лиллу в шею.

Когда за Берталаном закрылась дверь, Микич спросила:

— Ты соль положила?

Лилла смотрела на лежавшее перед ней тесто, но думала совсем о другом… Уже десять лет она знает Берци. Ей тогда едва исполнилось восемнадцать, а Берци — двадцать два. И они всегда с полуслова понимали друг друга. А ведь большинство людей даже не знают, что такое любовь.

— Ты что-то сказала, Берта?

По ее голосу Берта почувствовала, что она плачет.

— Я спросила, положила ли ты в тесто соль. Не плачь! Чего тебе плакать-то? Ты же знаешь, что Берци тебя любит. Только тебя одну. Если бы ты сама с ним не развелась, он бы от тебя никогда не ушел. Ведь он и сейчас… Ну не плачь!

Лилла повернулась к Берте, глаза ее были полны слез.

— Знаешь, Берта, если бы все было так просто… как ты говоришь… и если бы Берци меня так любил… — не договорив, Лилла ушла в комнату и закрыла за собой дверь.

Вздохнув, Берта принялась месить тесто.

— Ну вот мы и снова встретились! — сказал Пооч.

На хмуром лице Хинча не отразилось дружеских чувств.

— Входите. Впрочем, вы не нуждаетесь в приглашении. — Доктор посторонился, пропуская капитана Пооча. — Смелее, вы уже знаете, куда идти. Что вам опять от меня надо?

— Как ваша мигрень? — спросил капитан.

— Пока держится.

— Сочувствую. Ведь вы, должно быть, сильно озабочены, верно?

— Что, опять подозрения? — хрипло спросил Хинч.

— Пока только предположения. Я вам кое-что принес.

— Пожалуйте в кабинет.

— Спасибо. Вот, взгляните. — Капитан поставил портфель на огромный письменный стол Хинча и достал фотографию. — Узнаете?

— Да. Это та самая рыжеволосая женщина, о которой я вам говорил. Подруга Евы Борошш.

— Вы вспомнили ее имя?

— Нет.

— Ее зовут Жофия Бакони. Мы ее нашли.

— Вот как?.. — Привычным движением Хинч снял очки и стал их протирать. — Это меня радует. А какое отношение это имеет ко мне?

— Я подумал, вам это интересно.

— Почему это должно меня интересовать?

— Вы были близко знакомы с ее женихом, Гезой Халасом.

— Ну и что же?

— Жофию Бакони сегодня утром убили. Мы нашли ее мертвой в собственной квартире.

На лице доктора промелькнул испуг, что не ускользнуло от внимания капитана.

— Так что вы на это скажете? — спросил он.

— А что я могу сказать? — удивился Хинч.

— Что вы об этом думаете?

— Право, не знаю…

— Тогда я вам скажу: вы испугались. Вероятно, потому, что это сделали вы. Или потому, что вы знаете или, по крайней мере, подозреваете, кто убийца. В этом случае почти наверняка и до вас тоже дойдет очередь. Вы ведь об этом подумали, верно?

Доктор Хинч сел в кресло. Выражение его лица снова стало непроницаемым.

— Когда это случилось? — спросил он.

— Как я уже говорил, сегодня утром.

— В таком случае у меня есть твердое алиби. Я разговаривал с вами.

— С восьми часов. А до этого?

— Был дома.

— У вас есть свидетели?

— Нет. Но зачем мне было ее убивать?