Зато один из них нагнулся и поднял с земли тяжелый камень.

Прошла секунда, всего лишь секунда. Но за эту секунду в мозгу Доббса промелькнуло столько мыслей, что он в этот самый короткий миг, когда решалась его судьба, подумал еще: а как это получается, что за одну-единственную секунду успеваешь подумать о такой куче вещей? Первая мысль — как могло случиться, что отказал револьвер? Но тут из подсознания выплыла целая история. Той ночью, когда он застрелил Куртина, он перед этим подкрался к спящему Куртину, достал его заряженный револьвер и потом из него же и стрелял. У Куртина были оба револьвера, и свой, и его, Доббса. Оба они были с именными насечками, Говард сумел бы опознать, кому принадлежит револьвер, и Доббс подбросил оружие Куртина, из которого произвел выстрел, к трупу — это уже когда он вернулся и стрелял второй раз. А свой собственный револьвер сунул себе в карман. Если бы кто-нибудь и наткнулся на труп Куртина, он мог бы предположить, что на того напали и он отстреливался. Револьвер Доббса был другого калибра, и Куртина убили не из него, с этим согласился бы каждый.

И лишь об одном Доббс забыл. Взяв свой револьвер, он забыл его зарядить. Он забыл, что ночью, отняв у него оружие, Куртин отщелкал из него патроны. В последние дни его измучило столько мыслей, что он просто-напросто забыл о необходимости зарядить револьвер.

Все в ту же секунду Доббс вспомнил о другом оружии. Он стоял рядом с ослом, из тюка на котором торчало мачете. Доббс сделал шаг вперед, чтобы выхватить мачете и с ним в руках защищаться. Вооружившись мачете, он, наверное, нашел бы время зарядить револьвер — в нагрудном кармане рубахи лежало еще несколько патронов.

Но тут секунда кончилась и камень попал ему в голову. Доббс видел летящий камень, но не успел вовремя пригнуться, потому что все его последние мысли были о мачете.

Удар камня сбил его с ног, и дело не в болевом шоке, а в силе толчка.

Прежде чем он успел вскочить на ноги, Мигэль уже был у мачете, на которое обратил внимание только после импульсивного движения Доббса. Ловким движением выхватил мачете из длинных кожаных ножен, подскочил к лежащему Доббсу и резким, коротким движением отсек ему голову — как бритвой срезал.

Не столько испуганные, сколько пораженные этим поступком, все трое уставились на труп. Глаза Доббса, голова которого отделилась от тела на ширину лезвия мачете, дрогнули, закатились, и веки прикрыли их почти целиком. Обе руки вытянулись вдоль тела, судорожно сжались в кулаки и снова разжались. И так несколько раз. Потом ногти в последний раз впились в мясо ладоней, и пальцы медленно разошлись…

— Это твоих рук дело, Мигэль, — негромко проговорил один из его приятелей.

— Заткнись! — злобно прикрикнул на него Мигэль и так резко повернулся, будто собрался убить и его. — Я сам знаю, кто его прикончил, слышишь, ты, слабак! Но если это всплывет, вас расстреляют так же, как и меня. Это вы и сами знаете, а нет — я намекну кое о чем жандарму. Мне все равно не жить, а за вас я не ответчик.

Уставился на мачете. Крови на нем почти не было. Он вытер мачете о дерево и вложил в ножны.

В лихорадочном возбуждении мужчины совсем забыли об ослах. Они сняли с убитого Доббса брюки и сапоги и сразу же надели на себя. И брюкам, и сапогам цена была грош: за последние месяцы им досталось столько, сколько на долю таких вещей редко когда выпадает. Но по сравнению с отрепьем, в котором эти бродяги ходили, это еще были вещи на загляденье.

— У этой сволочи наверняка найдется в тюках что-нибудь получше, — предположил Игнасио.

Мигэль тут же прикрикнул на него:

— Подождешь, пока я все проверю. Если что останется, потолкуем!

— Разве ты наш атаман? — крикнул третий, который несколько минут с видом человека незаинтересованного стоял, прислонившись спиной к дереву. У него были все основания делать такой вид, ибо при дележке ему достались брюки, а Мигэлю — сапоги. Один Игнасио не получил ничего, отказавшись взять рубаху.

— Атаман? — рявкнул Мигэль. — Атаман я или не атаман, а у тебя какие заслуги?

— Разве не я врезал ему камнем по башке? — расхвастался третий. — Не то ты ни за какие деньги к нему не подступился бы, хвост ты овечий!

— Ну да, ты, с твоим камнем, — подначивал его Мигэль. — Это для него все равно, что пинок был. А кто из вас, вонючих койотов, осмелился подойти и добить его? Трусы паршивые, вот вы кто! Так знайте, я мачете смогу и еще раз махнуть! И в третий раз тоже! И вашего разрешения спрашивать не буду.

Он повернулся, чтобы осмотреть тюки.

— Куда это подевались ослы, черт побрал? — удивленно воскликнул он.

И только тут до них дошло, что те куда-то пропали.

— А ну живее, догоним ослов, не то они дойдут до города и жандармы примчатся сюда по их следам, — крикнул Мигэль.

Бродяги пустились вдогонку за исчезнувшим караваном. Бежать пришлось довольно долго: ослы, сожравшие всю траву на месте стоянки и не находившие вдоль дороги никакой зелени, которая удержала бы их, живо трусили по дороге к Дуранго. Прошло больше часа, прежде чем бродяги с караваном вернулись в тень деревьев.

— Лучше всего нам зарыть его, — сказал Мигэль. — А то слетятся сюда коршуны, и какому-нибудь бездельнику обязательно захочется выяснить, что эти стервятники здесь нашли.

— А ты никак вздумал оставить здесь бумажку со своей фамилией? — с издевкой в голосе спросил Игнасио. — Не все ли нам равно, найдут эту падаль или нет. Он никому не расскажет, с кем повстречался под конец своей жизни.

— Ну и умник же ты, цыпленочек, — сказал Мигэль. — Если эту собаку найдут здесь, а у нас его ослов, песенка наша спета, ни от чего не откажешься. А если с ослами и остановят, а нигде никакого трупа нет, — пусть сперва докажут, что кто-то из нас отправил гринго в ад. Мы, мол, ослов у него купили, было дело. И все в порядке… А если кто-то найдет, что от него осталось, никто в эти сказки про куплю-продажу не поверит, так что за работу!

И с помощью той же лопаты, которой Доббс собирался закопать Куртина, зарыли его самого. Причем довольно быстро.

Потом отряхнулись и погнали караван обратно в горы; идти в город они не решились по двум причинам: во-первых, по личным, а во-вторых, потому, что боялись встретиться там с кем-то, кто ждал караван. К тому же вполне возможно, что Доббс сказал правду и что за ним следуют еще двое верховых. Они и в самом деле не могли представить себе, что Доббс весь путь вел караван в одиночку. И чтобы с этими верховыми не столкнуться — если те действительно существуют, — свернули с дороги, по которой пришел Доббс, и начали подниматься в предгорья по другой тропинке, протоптанной ослами и мулами.

Оказавшись в первом же перелеске, любопытства своего сдержать не смогли. Им не терпелось узнать, велика ли добыча и какие ценные вещи скрыты в тюках.

Спустились сумерки, а в перелеске, где они остановились на ночлег, было совсем темно. Чтобы не выдавать себя, огня не зажигали.

Однако засуетились. Развьючили животных, принялись развязывать тюки. Обнаружили еще пару брюк и две пары летних туфель. А потом еще медную и оловянную посуду, не больше чем стакан бобов и пригоршню риса.

— Похоже, парень и впрямь был не из богачей, — сказал Игнасио. — Ив город торопился по делу.

— Денег у него тоже не было, — проворчал Мигэль, вывернув тюк, который успел развязать. — В кармане брюк я нашел всего семьдесят сентаво. Вот скотина… Да и шкуры не из лучших. Несколько жалких песо — больше нам за них не получить.

Дошла очередь и до мешочков.

— А тут у него что? Песок, нет, правда, песок! Хотелось бы знать, зачем он таскал с собой столько песка, причем весь в маленьких мешочках?

— А мне все понятно, — сказал Игнасио, который в своих тюках тоже обнаружил мешочки. — Яснее ясного. Этот парень служил инженером в какой-то горнорудной компании. Шлялся здесь по горам и брал пробы грунта, а теперь вез их в город, чтобы другие инженеры и химики в лабораториях разбирались, что к чему! И тогда американская компания сразу решит, какой участок застолбить.