Наведя порядок в РАО и добившись массовыми и часто произвольными отключениями приоритетности платежей за электроэнергию и, вероятно, построив вокруг этого значительные теневые бизнесы (взамен прежних самостоятельных), Чубайс увидел, что огромная и дурно управляемая империя РАО открывает колоссальные возможности для обогащения.

Реформа была его выстраданным детищем. Смысл стандартен и заимствован у Запада: выделить и приватизировать центры прибыли, дополнительно заработав на стремительном взлете их капитализации. Центры же убытков, необходимые с технологической точки зрения (и ранее финансируемые в рамках единой системы за счет центров прибыли), сбрасывались на финансирование государства или за счет роста тарифов (в нашем случае – на оба источника) и деградировали.

Надежность системы Чубайса не интересовала, как и технические проблемы (так что лишь в 2005 году, после отключения света в части Москвы и ряде областей Центральной России из-за мелкой аварии его команда на личном опыте осознала невозможность свободного рынка электроэнергии и стала корректировать реформу). Он управлял не системой, а ее изменением. Поскольку все отраслевые специалисты были против, они были изгнаны на высшем уровне и либо изгнаны, либо куплены, либо запуганы на среднем и нижнем.

Как обычно, он выявил социальные группы, выигрывающие от этих изменений, и решительно оперся на них, используя их сознательную корысть как таран против разрозненного и неосмысленного сопротивления. Крупный бизнес он покупал допуском к генерирующим мощностям и возможностью самим продавать себе энергию (которая тогда уже была дорогой), потребителей – обещанием дешевизны энергии из-за конкуренции.

Последнее было откровенной заведомой ложью: дешевизна энергии означала снижение прибыли и потому была неприемлемой для него. Простейший способ снижения цены энергии – восстановление энергомоста к «запертым» избыточным мощностям Восточной Сибири, стоившее в ценах 2003 года не более 2 млрд. долл, (даже при тогдашнем уровне воровства) – Чубайса не интересовал и жестко блокировался при публичном признании важности этой темы (когда ее нельзя уже было замалчивать).

Создание рынка было невозможно технологически, так как даже в европейской части России число «узких мест» в сетях с ограниченной пропускной способностью исчислялось десятками (а с учетом миграции этих узких мест в зависимости от изменения структуры потребления по времени года и суток – и сотнями). Для функционирования рынка (то есть возможности гарантированно получить купленную энергию) надо было качественно расширить сеть.

Якобы конкурентный оптовый рынок электроэнергии был монопольным, просто монополизм естественной монополии заменялся коммерческим монополизмом ее представителей и произволом разнообразных администраторов. Доказательство – его дисбаланс (убытки из-за плохого диспетчирования) на две трети перекладывался на атомную генерацию, не связанную с РАО, – при том, что на нее приходилось не более трети поставок. «Рыночная» цена устанавливалась на уровне издержек наименее эффективного производителя, то есть была исходно завышенной.

Проводя реформу, Чубайс, насколько можно судить, действовал через агентов, десятками внедренных в госаппарат на разные уровни и знавших, что после выполнения ими своей работы по продвижению реформы и даже при увольнении из-за безумия предлагаемых мер им гарантированы теплые места в энергокомпаниях. Поэтому они лгали в лицо своим руководителям (так, помнится, начальник отдела аппарата правительства официально отрицал, что тепловые электростанции производят не только электричество, но и тепло), запутывали их и создавали благоприятный для реформы информационный фон.

Через них (а также через либеральных реформаторов, контролируемых им как главой либерального клана) Чубайс добивался подготовки нужных государственных решений, а затем, когда эти решения обнажали свой идиотизм и вредность, говорил, что он все понимает, но вынужден подчиняться государственному бреду, а к разработке реформы имеет лишь страдательное отношение.

Мощная лоббистская кампания сторицей окупилась (даже только для топ-менеджмента РАО «ЕЭС России») из-за роста капитализации компании после принятия законов о ее реформе.

Чубайс был мотором реформы электроэнергетики, задумавшим и исполнившим ее с катастрофическими для России последствиями. Но денег причастные к ней получили очень много, – а ведь смысл либерального реформаторства заключается именно в этом.

Проект «Роснано» производит впечатление изначально ориентированного на масштабный «распил» средств. Ряд ученых, включая основоположников нанотехнологий в СССР, с иронией отмечали равнодушие этой структуры к перспективным разработкам. В то же время на многих конференциях приходится встречать юных менеджеров из связанных с «Роснано» структур, на прекрасном английском излагающих банальности из учебников по маркетингу.

Похоже, реальной задачей деятельности «Роснано» изначально являлось не финансирование новых технологий, которые получат рыночный успех, а нечто иное – более традиционное для либеральных реформаторов.

Убыток государственной «Роснано» по МСФО в 2011 году составил почти 3 млрд, руб., в 2012 – 22, а в 2013 – 38 млрд. руб. Все, что можно было сказать критикующим за это Чубайса (включая пришедшим в ужас аудиторам Счетной палаты), – «не завидуйте». Путин зафиксировал его фактическую неприкосновенность.

В декабре 2013 года Чубайс возглавил одноименную с «Роснано» управляющую компанию (1 % принадлежит лично ему): в отличие от госкомпании, та может передавать часть своего капитала «стратегическим инвесторам». Таким образом, управление госкомпанией «Роснано» даже формально стало подчинено частным (и не обязательно российским) интересам.

Чистая прибыль «Роснано» по МСФО в последующие годы (8,2 млрд. руб. в 2014, 7,3 в 2015 и 4,5 в 2016 году) в решающей степенью определялась переоценкой валютных активов из-за обесценения рубля; не случайно валютная стабильность 2017 года принесла чистый убыток свыше 5,3 млрд, руб., а ослабление рубля в первой половине 2018 – чистую прибыль в 2,2 млрд. Весомый вклад в доходы вносило и размещение средств на депозитах; собственно инновационная деятельность (значительная часть которой составляли инвестиции за рубеж и технологическое развитие не России, а ее конкурентов) производила впечатление несопоставимо малой по сравнению с финансированием компании (включая госгарантии) и во многом являющейся прикрытием основного бизнеса по «освоению» бюджетных средств. Осенью 2017 года «Роснано» объявило об очередном «технологическом прорыве» – выпуске складного электромопеда за 600 тыс. руб. за штуку; слава богу, что рекламой все и ограничилось.

Тем не менее Чубайс заявил о переходе к развитию наноиндустрии за счет зарабатываемых ею средств – и уже весной 2018 года ФСБ остановила приватизацию управляющей компании «Роснано», что могло привести к «утрате госконтроля над активами ОАО «Роснано» стоимостью 147 млрд. руб.». Это сопровождалось восхвалением эффективного руководства Чубайса, в результате которого госфинансирование «Роснано» в размере, по его данным, 382,7 млрд. руб. (130,7 млрд, бюджетного финансирования и 252 – госгарантии) привело к созданию активов, в 2,6 раза меньших, – то есть к сокращению стоимости в 2,6 раза! И, если прямое финансирование завершено в 2011 году, предоставление госгарантий, как следует из материалов «Роснано», продолжено и в 2018.

Журналисты подметили, что единственный простой способ психологически «развалить» Чубайса – это удивиться, почему он, с его способностями и волей, до сих пор не стал президентом России. Похоже, это его сокровенная мечта.

Что ж – этим он ничем не отличается от множества россиян, которые, глядя на руководителей страны, задаются естественным вопросом «А чем я хуже?» Как известно, российские мужчины страдают тремя основными болезнями: алкоголизмом, простатитом и мечтой стать президентом, – причем отличаются они прежде всего тем, что первые две поддаются излечению.