Когда Президент говорит о своем одиночестве… это больше как о мечте… совершенно несбыточной. Когда-нибудь, возможно, и наступит такое время, когда просто очень захочется уединиться, вспомнить… и самые радостные мгновения, и когда было невыносимо тяжело. И подумать, где только брались силы, чтобы преодолеть и всё это выдержать. И, все же одиночество – это несбыточная мечта…

Во всяком случае, не в натуре Александра Григорьевича…

Он весь принадлежит своему народу и другой жизни сегодня ему просто не дано.

Белорусский народ, как явление историческое, сформировался далеко не сразу, его появлению предшествовало несколько периодов в развитии общностей, вне которых невозможно представить нашу доисторию и протоисторию.

Самый древний период, его можно назвать внутриутробным, наше этническая «доистория», индоевропейский. Это период индоевропейского единства, общности, существовавшей в эпоху бронзового века (III–II тысячелетия до нашей эры) на территории Евразии – общих предков армян, славян, балтов, греков, германцев, кельтов, романцев, хетов, иранцев и ряда других этнических общностей. Древнейшее языковое наследие, сохранившееся и дошедшее до нас из той эпохи – санскрит. В лингвистике существует понятие общей индоевропейской лексики – тех слов, которые есть во всех современных индоевропейских языках. Это общее наследие сохранилось, дошло до наших дней, в общности преданий, легенд, сказок, традиционных орнаментов и символов, характерных для всех современных народов имеющих индоевропейское происхождение.

Следующий период нашей доистории – балто-славянский. Самые близкие языки из индоевропейских – языки балтской и славянской языковой группы. Это позволяет утверждать о существовании в эпоху раннего железного века (I тысячелетии до н. э) некогда единой общности – общих предков всех славянских и балтских народов. Подчеркнем – эта общность – общий предок для всех современных славянских и балтских народов, без исключения.

Очень важным этапом нашего протоисторического бытия является период общеславянского единства. Это время существования единой славянской общности, формирования самостоятельного славянского языка, самосознания и культуры (IV–VIII вв. н. э.). Именно земли Белорусского Полесья – от Бреста на юго-западе и Гомеля на юго-востоке, являются древнейшей частью славянской прародины.

Археологические исследования последних десятилетий показали, что здесь находятся древнейшие поселения на Земле первой, бесспорно славянской культуры, – пражской. Белорусское Полесье, таким образом, это исходная территория, где произошло рождение и оформление общеславянской общности.

Самые древние славянские поселения датируются здесь IV в. н. э. Белорусская Припять, Горынь, Днепр и Сож, а не Висла и Одер, являются древнейшими реками славянской прародины. Именно отсюда, в ходе последующих столетий, происходило расселение, освоение, завоевание и колонизация славянами иных европейских земель.

Правдой является и то, что Верхнее Понеманье и Белорусское Подвинье это те земли, которые были заселены балтами не только в эпоху раннего железного века, но и в раннем Средневековье. Здесь славянская колонизация столкнулась с балтской стихией, что существенно повлияло и на антропологию, и на фольклор, и на материальную культуру наших предков. И это тоже наше наследие.

Период восточнославянского единства, эпоха Киевской Руси, древнерусский период. Это время появление государственности у восточных славян и их трех древнейших государствообразующих центров, наиболее остро соперничавших между собой за гегемонию в Восточной Европе в IX–XI столетиях – Киевского, Полоцкого и Новгородского. Во время Владимира Святославича, Крестителя Руси, было создано государство, объединенное не только железом и кровью, но и заложенном в ходе христианизации единством духовной культуры, общностью веры Христовой. Эти процессы привели к возникновению и развитию единого культурного кода – книжности, единого литературного языка и самосознания, нашедшего отражение в терминах «Русь», «Руская земля». Именно эту общность ничто не мешает нам называть исторической Русью – общей колыбелью современных белорусов, украинцев и русских (великороссов). На протяжении столетий, в том числе и в эпоху ВКЛ, самоназванием наших предков оставался термин «Русь» и производные от него термины «русины», «руские».

Термин «Русь» в отношении к населению Беларуси первоначально являлся этносоционимом и означал принадлежность к княжескому дому, дружине, купечеству. Это в полной мере относится к Полоцкой земле. В восточнославянских летописях постоянно подчеркивается принадлежность полоцкой княжеской династии «Рогволожих внуков», к роду Рюриковичей[1]. Для составителей Киевско-Печерского патерика также был бесспорным тот факт, что Полоцкая земля является составной частью Руси как конфессиональной общности[2].

Распространение христианства привело к возникновению новой этноконфессиональной идентичности в восточнославянском регионе. Появление Киевской митрополии и крещение в «рускую» веру способствовало нивелировке былого племенного этнического своеобразия. Термины «русский» и «христианин» стали взаимозаменяемыми словами синонимами[3]. Ефросиния Полоцкая в Иерусалиме «обита у Святое Богородици в Руском манастыри»[4]. Весьма показательна и система самоидентификации Кирилы Туровского. Наиболее выразительно она нашла отражение в созданном им каноне на «Успение преподобныа княгини Ольги, бабы Владимеря». «Русь» в этом источнике пониается в широком смысле как территория всего государства, как совокупность всех восточнославянских земель, исповедующих «рускую» веру[5]. Можно говорить о формировании в среде восточнославянской элиты в это время параметров новой коллективной идентичности, характерной для всех земель Киевской Руси. Вряд ли можно подвергать сомнению факт существования «политического народа» Киевской Руси («княжеского сообщества»). Очевидна и однородность городской материальной культуры на всем восточнославянском пространстве. Стремление употреблять термин «древнерусская народность» в советской историографии было продиктовано не в последнюю очередь желанием учитывать эти очевидные факты. Правда, само смысловое содержание этой дефиниции у разных исследователей был весьма неоднозначным. Кроме тех, кто делал и делает выводы о монолитной древнерусской общности, проблемы, характеризовали древнерусское единство как относительное, в первую очередь, в этническом плане[6]. Белорусский археолог и историк Г. Штыхов в своих трудах целенаправленно проводит тезис о том, что об однородной этнографической общности восточных славян и наличия у них «живого», а не литературного, единого языка говорить не приходится[7].

Весьма скептически оценивает возможность существования единого древнерусского самосознания современный украинский историк Наталья Яковенко. Она считает весьма спорным тезис о том, что все население Восточной Европы осознавало свое этническое единство. О невозможности такой формы сознания свидетельствует, согласно Н. Яковенки, отсутствие единого информационного поля на такой громадной, разделенной непроходимыми лесами и болотами, территории, которой была княжеская Русь, что исключает возможность сознания такого типа, кроме узкого круга образованной элиты[8]. Достаточно близкая точка зрения на эту проблему обоснована украинскими историками и археологами Людмилой Иванченко и Александром Мотей[9].