- Майтимо! Что ты такое говоришь! - голос Макалаурэ разнёсся по залам, разрушая тишину. Чуть раньше его бы это смутило, но не теперь. Он едва подавил желание оглядеться по сторонам, найти брата глазами. Конечно, бездомная феа была незрима. Но её можно было слышать.

"Макалаурэ! Ты жив! И ты хочешь сказать, что простил меня?"

- Мне не за что тебя прощать, - твёрдо ответил Макалаурэ. - Ты не принуждал меня и не обманывал, и ты не в ответе за мои поступки. Ты, конечно, старший, но голова у меня своя. И, послушай - нельзя же так себя казнить в продолжение семи веков!

"Семи веков?! Всё-таки время странно здесь ощущается, правда? Словно застывает на месте. Как будто со дня смерти прошло слишком много и слишком мало времени одновременно... Что я говорю - ты и сам знаешь. Значит, вместе с телом возвращается и обычное чувство времени?"

- Наверное, - чуть удивился Макалаурэ последнему вопросу. - Никогда не думал об этом.

"Но отчего ты не заговаривал со мной прежде, Кано? Только сейчас, чтобы попрощаться перед тем, как покинуть Мандос..."

- Так ты считаешь, я пребывал в Чертогах всё это время - где-нибудь в дальнем углу? Нет, я не погиб - ни тогда, ни позже. Странно, что гобелены не открыли тебе этого.

"Я осмотрел их, как только пришёл сюда. А снова и снова обходить залы в поисках новых... это занятие для тех, кто в Мандосе просто скучает. В моём незнании нет ничего странного. Действительно странно - что ты делаешь в Чертогах Мёртвых, если не погиб?"

- Таков приговор Намо, - произнёс Макалаурэ сквозь зубы. - Я сумел достичь Амана и не отказался явиться на суд валар - рассчитывая если не на милосердие, то на справедливость.

"Я верно понял - Намо обрёк тебя на заточение в Чертогах Мандоса живым?! Но это невозможно! Некоторое время назад - не могу сказать, давно или недавно - он согласился освободить меня и даже настаивал на том, чтобы я покинул Чертоги. Один из нас сошёл с ума: или я, или ты, или Намо Мандос. Или... ты за эти столетия совершил какое-то злодеяние?"

- Разве что вернулся вопреки запрету. И не думаю, что айнур могут впасть в безумие, хотя это многое бы объясняло. Но отчего ты отвергаешь освобождение?! Ты говорил, тебе нет прощения, но я полагал, валар отказали тебе в нём. Ты должен был вернуться к жизни, как только тебе даровали это право!

"Я давно твержу об этом, но Руссандол всё повторяет одно и то же. Упрям невероятно."

"Ты упрям не менее. Это ты давно должен был освободиться. Телери простили своё горе, а иной вины на тебе нет. Я - другое дело. Правда, Макалаурэ жив и ни в чём не винит меня. И - семь веков... Я обещаю подумать над этим".

- Ещё семь веков? А мама всё это время будет тебя ждать - обещай подумать и над этим, хорошо?

"Я обещаю подумать. Ничего более".

Макалаурэ вспомнилось некогда прочитанное рассуждение о природе феар и о Чертогах Ожидания, написанное учёными, что беседовали с Мандосом и его майар. Некогда Песнопевец читал этот свиток как откровение тайн разума и мира, много позже - не раз приводил себе на ум отдельные места, размышляя о погибших. Среди прочего там говорилось, что нагие феар держатся своих мнений и заблуждений гораздо упорней живых квенди и долго пребывают в том душевном состоянии, в каком находились в момент смерти. А Майтимо и... и прежде был непреклонен и твёрд в своих решениях, если только не сомневался в них изначально. Попробуй сдвинь его с намеченного пути, попробуй убеди пересмотреть свой выбор! Похоже, это свойство, бесценное в иных обстоятельствах, в Мандосе сыграло с Майтимо злую шутку.

Макалаурэ никогда прежде не удавалось его переубедить. Он и сейчас не знал, что ему сказать, зато догадывался, что рядом с Майтимо должны незримо стоять все остальные братья и отец.

- Отец? - негромко спросил он, глядя в пространство.

"Он сейчас в другом конце зала, Кано. Временами возвращается к нам..."

"...а временами опять вместе с Финвэ смотрит, как работает Мириэль".

"А Атаринкэ ходит за ним хвостом. Ни на миг не оставляет."

- Амбаруссар, это вы? А где Морьо?

"Совершенно не рад видеть тебя здесь, Макалаурэ. Заточить в Мандосе живым - это достойно Моринготто! Не хотел мешать разговору, но раз вы закончили, я сейчас же позову Намо и скажу ему..."

- Не надо, Морьо, Намо и без того знает всё, что ты о нём думаешь.

"В самом деле..."

Карнистир умолк. Похоже, он намеревался ещё подумать о Намо и подбирал для этого самые хлёсткие выражения.

- Тьелкормо?

"Макалаурэ... Майтимо сказал, Белерианда больше нет. Я и гобелен отыскал, где выткано его затопление. Скажи, неужели от наших земель совсем ничего не осталось?"

- Как раз Химринг остался - он обратился в остров...

Макалаурэ прервал начатое было описание. Поведать о нынешнем Белерианде лучше всякого рассказа могла песня. Погрузившись в воспоминания, от "Улмонорэ" он перешёл к песне о доблести защитников Химринга. Эхо сделало её звучной, но странной и чуждой - как чужд был Чертогам Мандоса сам Песнопевец, живой среди погибших. Однако Макалаурэ неожиданно для себя заинтересовался необычной акустикой залов, и ему захотелось проверить, как прозвучит здесь песня иного рода - тихая, со спокойной и нежной мелодией. Такая, как колыбельная, под которую он засыпал в детстве...

"Намо Мандос! Я призываю тебя! Знай, что я приму освобождение, как только мой брат Макалаурэ обретёт свободу".

- Он волен уйти. Я велел ему явиться сюда, но не назначил никакого срока пребывания, - ответил явившийся Мандос и произнёс окончательный приговор об освобождении Нельяфинвэ Майтимо Феанариона.

Сумрачные чертоги наполнились дуновениями свежего ветра и отблесками чистого сияния. Манвэ и Варда явились благословить возрождающегося.

Спустя миг рядом с Макалаурэ, словно из воздуха, возник Майтимо - ещё сильней и красивей, чем прежде. Крепко обнял брата левой рукой, затем взглянул на правую и рассмеялся.

"Намо Мандос! Я принимаю освобождение!"

По правую сторону от Майтимо встал Финдекано.

- Наконец-то! Думал, никогда не дождусь этого дня, но Макалаурэ тебя всё-таки переупрямил.

- После твоих уговоров в течение семисот лет...

- К которым ты так и не прислушался.

"Намо Мандос!"

- Верная дружба - это прекрасно, но всему есть предел, - к сыну подошёл Нолофинвэ, стоявший недалеко от Феанариони, но не вместе с ними. Макалаурэ взглянул на него с удивлением: неужели старший сын так дорог дяде, что он отказывался вернуться к Индис, Анайрэ, Турукано, Арельдэ и Итариллэ?