Более того, старик не знал про мои сверхспособности, голубые глаза и лицо отличника, которые гарантируют безопасность лучше, чем членство в триадах. И потому я очень вежливо отказался, сказав, что «волк может работать только в одиночку». Дедуля тогда очень громко рассмеялся, заметив, что моя метафора неудачна, потому что волки как раз сбиваются в стаи, ведь так проще охотиться. И что худой и побитый жизнью волк – это последний зверь, которого я мог бы ему напомнить. Тогда я спросил, кого же я ему напоминаю. Он подумал и сказал: «Красную панду». Подумал еще и продолжил: «Такой же беззащитный и добрый сердцем». Далось ему мое сердце. На прощание он сказал, что они будут наблюдать за моими успехами. Что ж, похоже, триады созрели для нового предложения, от которого невозможно отказаться.

И потому я быстренько оделся, закинул за плечи рюкзак и спустился по лестнице. На улице меня ждал первый сюрприз. Я думал, что, как и в прошлый раз, меня повезут аж под Жодино на каком-нибудь двухколесном драндулете, и мне придется всю дорогу закрывать глаза, чтобы в них не надуло мусора. Но под подъездом стоял огромный бензиновый Toyota Land Cruiser Max – автомобиль, на котором ездят арабские шейхи, русские дикари-олигархи и тот загадочный человек, который послал за мной. За рулем сидел китаец в строгом костюме и белой рубашке, типаж — Agent Smith by Zara. Я залез внутрь и поздоровался с водилой, надеясь хотя бы от него узнать, куда мы едем. Но тот не отреагировал на мой вопрос – то ли понимал только по-китайски, то ли был инструктирован не вступать в контакт с пассажирами. «Гонец» сел рядом со мной и, как казалось, углубился в себя. На его лице почему-то застыло виноватое выражение.

Мы медленно, задевая крышей ветви деревьев, выползли из двора – стандартный проезд у моей хрущевки был слишком мал для этого здоровяка. Я отметил, что чудак в костюме с отливом продолжает топтаться под деревом. Заостренные носы его туфель «Марко» были слегка закручены вверх. «Успокойся, — сказал я сам себе. – Как можно бояться человека в туфлях «Марко» с задранными носами?

Мы вырулили на Колоса и поплыли в центр, с грацией крейсера рассекая транспортный поток, состоящий из крохотных, в сравнении с этим бугаем, электрокаров, скутеров и байков. Мы заняли полторы стандартных полосы, и машины перед нами расступались, инстинктивно давая дорогу более крупному существу. Кто же послал за мной эту машину?

У площади Мертвых мы вырулили на проспект, немного постояли в пробке, которая поднималась от Октябрьской, продрались сквозь хаотичный кольцевой перекресток возле ГУМа, по которому все перемещались, как хотели, в том числе – по встречной, задом наперед (сказывалась близость Шанхая), и, наконец, оказались у подножия гигантского муравейника чайна-тауна.

Какая же в нем красота и извращенность одновременно, в этом конгломерате лишь бы как построенных из картона, металла, цемента и дерева зданий, загонов для скота, китайских храмов, офисов, вок-закусочных! Как спотыкается на нем тутэйший глаз, привыкший к ровным перекресткам, прямым углам, ясной структуре этажей и ровным улицам! Как прекрасно он горит в ночи миллионами огоньков китайских фонариков, которые освещают дома и домишки, поставленные один на другой, будто в сказочном городе на дереве. При всей своей жути, антисанитарии, скученности, про которые вы, конечно же, слышали по net-визору, Шанхай оставляет ощущение места обитания каких-то сказочных персонажей – фей, хоббитов или гномов. Именно потому он просто не может не нравиться.

Двадцатиполосная улица Комсомольская забирала тут резко в сторону и вверх почти на пятьсот метров, чтобы обогнуть муравейник и связать Центральный район с Фрунзенским. Отсюда, с перекрестка у «Центрального книжного», где размещается один из лучших в городе рынков специй, особенно хорошо были видны тысячи домиков, которые прилипли к огромным распоркам моста, по которому ползла улица Комсомольская. Кажется, даже если бы тут была проложена канатная дорога, китайцы нашли бы способ понастроить своих избушек и на ней, будто на жердочке. Мне на минуту представилось, как живут люди в таком домике под мостом, постоянные вибрации от колес автомобилей, мчащихся по Комсомольской… Бррр! Все же китайцы не такие, как мы! Машина остановилась. Мой провожатый снова начал стрелять заученными словами: — На ма-ши-не даль-ше не пое-дем. Сле-дуй-те за мной!

Они тогда сказали китайцам: вот вам площадка в городе, километр на километр, неровный прямоугольник, который накрывает Немигу вдоль улицы Ленина, тянется до Шпалерной, включает все то, что когда-то называлось Верхним городом, над Немигой идет до перекрестка с Мясникова и тут возвращается снова к проспекту. Они дали согласие на строительство, но с одним ограничением: никаких разрушений существующих построек, поскольку они признаны историко-культурным наследием.

Они думали, что обвели китайцев вокруг пальца, потому что чего ты тут настроишь, если свободных площадей физически не осталось, все было «уплотнено» еще во Времена Скорби, которые предшествовали созданию Союзного государства Китая и России.

Они как думали: ну приедет десять тысяч человек. Ну поселятся в этих домах. Ну пооткрывают свои лавочки. Что еще может случиться? Но как говорится в классике кинематографа: «Chinese reaction is pretty fucking thing»[13]. Китайцы и правда ничего не разрушали. Они просто понастроили свой трындец поверх существующих построек. Они насадили на бетонные новостройки в стилистике агроклассицизма, которые появились во Времена Скорби на Немиге, еще сто этажей деревянных, картонных, шиферных изб. Они проложили искусственные улицы из досок, устроили что-то вроде проспектов, на которых едва-едва могут разминуться два мотоцикла, не зацепив друг друга зеркалами. Не зря все это называют муравейником – это и есть муравейник! Если хотите понять, что там внутри, но боитесь зайти, найдите в лесу муравьев и разворошите их домик. Вы увидите тот же хаос и ту же геометрию, то же отсутствие системы и тот же сверхпорядок.

Потому что, согласитесь, выстроить общий дом для миллионов жителей из одного лишь мусора (китайцы, как муравьи, пользовались практически исключительно тем, что можно было найти под ногами) – задача для гения. Когда мне доводится прогуляться по Шанхаю, осматривая его изогнутые стены и улочки, лестницы, которые часто просто нависают над головой, все эти скворечники, в которых живут люди, те «соты», которыми обросла старомодная высотка у «Торгового дома на Немиге», я вспоминаю Пиранези и его нездоровые архитектурные фантазии[14].

Ну и, естественно, вместо десяти тысяч в Шанхае поселился миллион китайцев. Миллион – это по официальным данным, которые непонятно, откуда берутся, потому что никаких социологов на эту территорию никогда не проникало, а если бы и проникли, они не зашли бы дальше поясных дорожек, которые пересекают эту вавилонскую недобашню, не углубляясь внутрь трущоб. Потому что, сойдя по тем мосткам, настильчикам, дощечкам, часть из которых – только для пешеходов, часть – для скутеров, а часть – для стока канализации в Свислочь, можно и не вернуться.

Шанхай регулярно сдувает, смывает, он промерзает, время от времени – горит, но китайцы быстро и эффективно, как муравьи, застраивают поломанное, шпатлюют, подклеивают, прикручивают скотчем.

Сколько этажей у самого высокого строения в чайна-тауне? Дело в том, что чисто математически ответить на этот вопрос невозможно. Каждый жилой «кубик» тут имеет уникальные размеры, в одном месте видим двадцать этажей старинного офисного здания (в каждой комнате этого здания сейчас живет по пять семей, не меньше), на ней – еще пятьдесят этажей самопальной постройки, а после – нахлобучка из замысловатых коммуникаций, от вида которых застрелился бы любой инженер, следом – храм, потом – еще десять этажей, а на них – искусственный парк с привезенными из Китая дешевыми бонсаями. А рядом, на той же высоте – восьмидесятый уровень узенькой бетонной башни, которую кинулись было возводить, когда муравейник только строился, прямо на том месте, где раньше была улица Немига, но – со всей обаятельной непоследовательностью китайцев, они что-то перерассчитали и решили не достраивать. Поэтому с восьмидесятого уровня башни начинается «любительская» картонная постройка. Полный писец, как говорит Писецкий по ящику.