— Понимаешь, это все лицо. Его выражение, лоб, глаза. Вот посмотри, — я облокотился на стойку и подался вперед, задев бокал, из которого полилось пиво, но я подхватил, не дал упасть. Не так уж я и пьян. – Так вот. Загляни в мои честные голубые глаза. Ты можешь допустить, что человек с такими глазами торгует наркотиками?

Бармен улыбнулся и повторил за мной:

— На-лы-ко-ти-ка-ми, – тяжеловато ему дается звук «р». Наверное, понаехал с кантонского юга Китая.

Я не знаю, понимал ли он, о чем я. С китайцами вообще сложно. Никогда не разберешь, когда они понимают, а когда только делают вид, что понимают. И тем более никогда не допрешь, когда они тебя не понимают, а когда только делают вид, что не понимают. Этот выглядел так, как должен выглядеть бармен в китайском баре посреди чайна-тауна Варшавы в благословенный наш год четыре тысячи семьсот сорок первый (год Свиньи). А выглядел он совершенно невозмутимо. Одет в джинсы Big Star и поло Le Coq, хотя тип его личности более соответствовал Zara China. Верхняя пуговица на поло застегнута. Кстати, уже это должно было меня насторожить. Берегитесь людей в поло, застегнутых на все пуговицы.

Пойти в бар и нахерачиться там пивом – совсем не то, что стоило бы сделать сразу после закупки примерно ста доз общей стоимостью до семи тысяч новых юаней. И тем более это не то, что стоило бы делать перед тем, как вскочить в обратный поезд, где через два часа – таможня, собаки, «собаки», сканеры и Госнаркоконтроль. Но у меня свои приемчики.

К тому же – традиция. Каждый раз после успешной закупки я иду вглубь чайна-тауна и выпиваю два победных кубка пива. Сейчас кубков оказалось, черт их дери, гораздо больше двух. Вот и растрынделся.

— Как тебя зовут? – в четвертый раз спросил я бармена.

— Иван. Ваня я, – он вежливо улыбался. – Они всегда говорят, что они Вани, когда видят перед собой русского.

— А как тебя зовут на самом деле?

Он что-то сказал, но я, как всегда, не смог даже повторить, не то что запомнить. Да и зачем мне знать его имя?

— Давай еще одно темное, – попросил я. Прошлый бокал кончился – я не успел заметить как. Нет, я же говорю, я не был пьян. Раньше после успешной закупки я шел к туркам и курил кальян с годным ганджубасом. Варшава стала значительно привлекательней после того, как в ней разрешили траву, а кебабы – запретили. Но кальяны, говорят, вредны для здоровья. Так и вошло в привычку отмечать пивасом.

Вы можете спросить у меня: пробовал ли я то, чем торгую? Нашли дурака! Да и Госнаркоконтроль сразу вычислит наркота.

— Вот, видишь, я тут пива насосался. Хороший физиогномист сразу по моему табло распознает пивного алкоголика. А там такие физиогномисты! — я с уважением покачал головой.

Китаец настолько потерял интерес к моим размышлениям, что повернулся к net-визору, по которому шло то ли какое-то ток-шоу, то ли прогноз погоды – в китайском вещании их всегда сложно отличить друг от друга. Я критически осмотрел себя в зеркале, размещавшемся за стойкой бара. Тип личности — Marks&Spencer с легким флером романтики Tommy Hilfiger. Стальные глаза. По-подростковому розовые щеки. То ли студент последних курсов, то ли молодой преподаватель. Может быть – начинающий пастор в храме Boss Hugo Boss. Может быть – продавец в бутике. Короче, ряд ассоциаций состоит исключительно из позитивных, привлекательных профессий, полезных для общества. Главное — не ухмыляться. Ухмылочка у меня, говорят, как у слишком умного человека. А это к голубым глазкам и розовым щечкам не идет.

— Вот что. С лица я похож на отличника! Я это знаю. Они это знают. На таможне они видят лицо порядочного, практически непьющего человека, который перебрал пива в вавской пивнухе – ну что ж, можно понять. В их мире так и делают. А кто на самом деле перед ними находится, останется между мной и тобой. Понимаешь, Ванюша, лицо – это мой основной жизненный актив! Потому как если что, на первом кордоне зажопят. А ты говоришь…

«Ванюша» продолжал меня игнорировать, и мне захотелось привлечь его внимание.

— За всю жизнь, Ваня! Ни разу не попался! А езжу раз в каждые три—четыре месяца последние пять лет. Ни разу! – тут я внезапно понял, что сейчас обоссусь. Черт возьми, пиво всегда сигнализирует, что пора идти в туалет только тогда, когда в туалет надо не идти, а бежать. И я побежал, оставив без присмотра – впервые за день! – рюкзак со ста дозами общей стоимостью до семи тысяч юаней.

«Я быстро», — сказал я сам себе, когда уже закрыл двери в уборную. – Да кому тут, в Варшаве, нужны сто доз? Они тут ничего не стоят. Ничего — это значит ну совсем ничего. Меньше 50 евро за все. А там, на родине, в Минске, в китайской России, я за них получу мелкой розницей – шесть, нет, не меньше семи тысяч юаней, притом что за один новый юань, как вы знаете, дают 1,36 евро. Поздравляю, братан, нехило поднялся!

Тут вы, конечно, спросите: где брал? И думаете, что я вам ничего не отвечу. Но я отвечу и подробно. Идите, покупайте! Пробуйте ввезти! В Бресте вас примут, продержат двадцать дней до суда в каталажке рядом с завшивленными западноевропейскими мигрантами, которые лезут на территорию Поднебесной в надежде заработать хоть тысячу евро на бульоны «галина бланка», чтоб не подохнуть от голода в старости. После этого суд или признает вас дилером, которым, как вы понимаете, являюсь я, или решит, что вы покупали для себя, и определит вам меру наказания от шести до десяти лет строгача. Поэтому записывайте, записывайте!

В Ваве выходите из подземелья вокзала, видите небоскреб Дворца культуры и науки, преобразованный в храм-бутик (я всегда покупаю что-то у северного выхода, в часовенке Hermes. Их последний ролик «Temptation is salvation» заставил меня рыдать: такие страсти, такое переживание отпущения всех грехов в конце! Вот она, святость как она есть! Эти люди действительно достойны тех денег, которые просят за приближение твоей скукоженной персоны к их иконам! Как вы понимаете, деньжат, чтобы спастись с помощью приобретения костюма Hermes, на несчастных минских наркотах я не заработал, поэтому покупаю всепрощение по мелочи: ручку, пуговицы, есть даже галстук, который, правда, не с чем пока надеть. Я верю, что это хорошо для кармы. А хорошо одетый человек и правда, как говорится в рекламе Reserved, обязательно попадет в рай. Шопинг-спасение – отличная религия, даром что в нашей Поднебесной не очень распространенная.

Но вы меня не слушаете.

Так вот, проходим через храмы, идем к ранчо McDonalds, где пасутся соевые быки и вас запугивает реклама «А как ты будешь выглядеть после смерти?», где в гробу лежит свеженький, как синтетический овощ, как вечная картошка фри, покойник. Отличная идея – привлекать потребителей, которых заботит только их внешний вид, идеей, что благодаря макдаковским консервантам их тела никогда не испортятся. Но и жутко, брр!

Где-то тут кончаются «хорошие районы» и начинается Турция. Жарят мясо, торгуют на развес джинсами Mavi, глотают огонь, впаривают сувениры из Парижа и Памуккале. «Скидка! Скидка!» — кричат вслед, обнажая банальную правду о том, что торгуют они не товаром, а дешевизной, возможностью за копейки купить то, что никому не нужно. У каждого свой мерчандайзинг. Говорят, тут живут не только турки и турчанки, но и марокканцы, эфиопы и пакистанцы. Но для меня существуют только русские и китайцы. Все остальные — на одно лицо. Тут этих лиц миллион. И весь миллион улыбается. Через полчаса – голова кругом. Одно слово – мультикультурализм. У нас – синология, у них – мультикультурализм.