В Центральном государственном архиве Октябрьской революции СССР хранятся копии писем Жака Садуля с 1 октября 1917 г. по 14 июля 1918 г. Они уложены в папку со старинными застежками и все, кроме последнего рукописного экземпляра (письмо Р. Роллану), представляют собой машинописные копии разных цветов. Известная исследовательница французского интернационального движения Л. М. Зак высказала предположение, что это именно та папка, которую Садуль передал В. И. Ленину [25]. Что заставило французского офицера отдать на прочтение главе большевистского правительства свои частные послания?

Выше уже отмечалось, что Ленин не питал особых симпатий к представителю союзнической военной миссии. 20 августа 1918 г. в «Письме к американским рабочим» он весьма резко отозвался о капитане Садуле, который, по его мнению, на словах сочувствовал большевикам, а на деле служил верой и правдой французскому империализму [26]. Для Садуля такое заявление Ленина было равносильно пощечине — он считал Ленина своим хорошим знакомым и никогда не вел с ним двойной игры. Позднее Садуль рассказывал об этом эпизоде своей жизни одесскому соратнику В. Деготю. «Однажды утром беру „Правду“, — делился воспоминаниями Ж. Садуль, — и мой секретарь мне сообщает ряд известий с фронта, а потом читает письмо Ленина к американским рабочим. В этом письме Ленин меня называет лакеем буржуазии, который никак не может порвать с ней. Меня это настолько огорчило, что все мои письма, посланные французскому правительству, копии коих у меня оставались, я послал Ленину.

Я ждал 2–3 дня. Я буквально не спал по ночам. Мне хотелось узнать, наконец, возьмет ли обратно Ленин то, что им было написано обо мне. По телефону секретариат Ленина сообщил мне, что он меня ждет. Пришел к нему. Ильич меня встретил с улыбкой и, подавши мне руку, сказал: „Вы не думайте, что я жалею о написанном. Благодаря этому я имел удовольствие прочесть ваши письма и надеюсь, что вы поняли, что вам надо порвать как с правительством, так и с вашей партией, а письма надо опубликовать“» [27]. В том же году письма Ж. Садуля были посланы в Швейцарию и изданы в Берне на французском языке под названием «Записки о большевистской революции». В последующие годы они вышли в Петрограде, Париже, Москве. Часть писем была переведена на немецкий язык и в 1919 г. отдельным изданием выпущена в Берлине. Позднее книга Ж. Садуля неоднократно переиздавалась во Франции.

В Советском Союзе на русском языке книга полностью выходит впервые. Отрывки из нее со значительными сокращениями и искажениями неоднократно печатались в различных сборниках воспоминаний. Однако вырванные из контекста, отретушированные, прошедшие строгий отбор на соответствие устоявшимся догмам и стереотипам, эти письма-записки французского офицера представляли весьма незначительный интерес для советского читателя. А немногочисленные экземпляры книги на французском языке хранились в библиотеках за таинственными дверями «спецхранов».

Чем вызвана такая секретность? Почему советский человек не мог открыто читать о большевистской революции? Виною тому — названные в книге имена некоторых деятелей революции и собственная, авторская, не всегда положительная оценка деяний большевиков.

События Октябрьской революции освещаются в книге сквозь призму личного восприятия французского социалиста, воспитанного на демократических традициях западного мира. Он прибыл в Россию как представитель Антанты, и его прежде всего интересовали вопросы, связанные с возможностью продолжения войны до победного конца. Как представителя оппозиционной социалистической партии его увлекла борьба классов и партий, охватившая всю Россию. Садуль в центре этой борьбы, но ему далеко не всегда удается в хаосе событий правильно выделить главные, отделить центральные от периферийных. Садуль, как, впрочем, и большинство очевидцев, склонен преувеличивать роль и значение тех людей, с которыми он чаще всего общался, тех событий, в которых он принимал непосредственное участие; вопросы, которые интересуют его самого, выделяются им среди прочих, без их объективного осмысления. Запискам Садуля присуще все: глубокая проницательность и легковерная наивность, скептицизм и безоглядное восхищение, открытая доброжелательность и европейское высокомерие, абсолютная достоверность и расхожие домыслы. Некоторые суждения Садуля настораживают своей безапелляционностью, удивляют откровенным хвастовством и субъективизмом.

Все же, несмотря на свое сугубо личностное восприятие Октябрьской революции, Садуль увидел в ней главное: «быть с большевиками — это быть с громадной частью русского народа». Не все действия большевиков оправдывает Садуль. «Я вижу, сколь велико зло, принесенное России демагогической пропагандой большевиков», — заявляет он в письме 27 октября (9 ноября) 1917 г. Многие их ошибки Садуль прямо называет преступлениями. В одном из первых писем он подробно излагает антибольшевистские взгляды Г. В. Плеханова, не пытаясь полемизировать с ним. И все же его симпатии явно на стороне Советского правительства — решительного и сильного. По мнению французского посла Нуланса, которому Садуль в своих письмах дает совершенно убийственные характеристики, военный атташе — Садуль — находится в «неизлечимом ослеплении». Однако в первые месяцы пребывания в России это «ослепление» не мешало ему быть верным сторонником Антанты. Вольно или невольно Садуль играл в большевистских кругах, где он вращался, роль провокатора. Рефрен большинства его писем: не допустить русско-германского мира, заставить большевиков воевать вместе с Антантой до полной победы над Германией. И это при том, что одним из первых выводов, сделанных Садулем в России, был вывод: «Стремление к миру, немедленному и любой ценой, здесь всеобщее». Садуль считает вполне возможной и даже желательной интервенцию союзнических войск в Россию с целью помочь ей противостоять притязаниям германского империализма. Он не задумывается об истинных целях интервенции, и только 30 апреля 1918 г. в его письме впервые проскальзывает мысль: «Возможно, мы намереваемся осуществить интервенцию в Россию без Советов, т. е. против них?»

В письмах Садуля много места отводится рассуждениям на тему, что было бы, если бы удалось свергнуть правительство большевиков и т. п. Эти рассуждения интересны тем, что передают логику мышления современника, не принадлежащего к лагерю большевиков. Особую ценность для советского читателя представляют публицистические зарисовки отдельных личностей. Чаще других в книге встречается фамилия Л. Д. Троцкого, подробно излагаются его взгляды по отдельным вопросам внешней и внутренней политики. Садуль с первых дней знакомства попал в сферу притяжения этого человека и находился под воздействием его революционного энтузиазма и личного обаяния. Отсюда в книге безудержное восхваление Троцкого, гипертрофия его личности и деяний. Субъективизм Садуля проявился и в оценке ряда других революционных деятелей и событий.

В целом же «Записки» Ж. Садуля — это уникальный документ эпохи, отразивший не только громадное историческое событие, но и запечатлевший благотворное влияние этого события на развитие человеческой личности — автора «Записок».

Дорогой друг,

В Петроград я прибыл 1 октября, пять дней спустя был направлен по службе в Архангельск и вернулся обратно третьего дня. Не пробыв в России и полмесяца, дерзнул все ж таки поспешить написать вам эти строки, сугубо частные, и в которых не буду даже обещать, что предложу вам какое-нибудь сенсационное интервью. До сего дня ни с кем из политических деятелей, с которыми я должен встретиться, не виделся.