– Что?! Расписались? А как же свадьба? Церемония? Белое платье? – она недоуменно смотрела то на Максима, то на Валерию. – Выкуп невесты? Гости? Угощения?

– Дорогая мама Нина… Можно вас так называть? – Максим поднял глаза на женщину.

– Да, конечно, – смущаясь, проговорила Лерина мама.

– Мы решили не вводить вас в расходы. Всё это не важно. Важна только наша любовь. Правда, малыш?

Валерия, вся пунцовая, смотрела в пол.

– Да, мамочка, прости! – она подошла к маме и крепко её обняла. Несколько слезинок упало на халат женщины.

– И когда это случилось? – гладя дочь по волосам, спросила Нина Александровна.

Лера отпустила мать и посмотрела на Макса, как бы спрашивая: «Когда?»

– Вчера. Мы сегодня начнём собирать вещи, к выходным переезжаем в дом. Мне дед оставил. Дом хороший, крепкий. Валерии там будет хорошо. Вот увидишь, малыш, – с любовью и нежностью он посмотрел на девушку.

Нина Александровна уловила недоумение дочери. «Она не знала! – промелькнуло в голове. – Да что же такое происходит?»

– Лера, доченька, с тобой всё в порядке? Посмотри на меня! – мать нежно взяла дочь за подбородок и приподняла его так, чтобы глаза девушки были на уровне её глаз.

– Да, мамочка, всё отлично. Я просто ещё не привыкла. Всё случилось так неожиданно…

Она снова покраснела.

– Ну, вы и удивили! Лерка, безобразница, наверняка это была твоя идея! А ты-то, Максим, ты-то! Где твоя трезвость ума? Хотя и тебя можно понять – полтора месяца вдали от любимой. Родители знают? – она бросила быстрый взгляд на Макса.

– Сейчас к ним поедем, – Макс ёрзал на стуле и смотрел куда-то вдаль.

– Давайте по чашечке чаю – и езжайте. От меня привет и извинения.

– За что? – одновременно спросили молодые.

– За Лерку! За её поступки! – женщина нахмурила брови. – Лерочек! Ну что же ты учудила? Единственная дочка! Неужели не могла потерпеть несколько недель? Не понимаю. Ничего не понимаю! – женщина встала и включила чайник.

Спустя несколько секунд чайник весело засвистел, выпуская из носика струю белого горячего пара.

25

На улице возле машины Валерия прикоснулась к руке Макса.

– Максим, скажи, а про какой дом ты говорил? Где мы будем жить?

– Малыш, садись в машину, по дороге расскажу, – Макс сел за руль и завёл двигатель.

Белый жигулёнок оставил город позади и бодро тарахтел по трассе. Мимо проносились поля и перелески. Свежий воздух из чуть приоткрытого окна шевелил волосы.

– Когда умер дед, мне по завещанию достался его дом. Родственники были не против, и я стал владельцем первой в своей жизни недвижимости.

Он замолчал, и несколько минут они ехали молча. Затем Макс продолжил:

– Сейчас вспоминаю, как же мало я общался с дедом! Мы жили как кочевники, переезжали с места на место, так что нечасто радовали деда своим появлением. Суровый, немногословный, дед всю свою сознательную жизнь был офицером. На Великую Отечественную пошёл в семнадцать лет, в первом же бою получил ранение, не серьёзное, но для молодого парня весьма значимое, в каком-то смысле даже повод для гордости. Далее – продвижение по службе, командование ротой, батальоном, после войны – служба в милиции. Бывало, если посидеть с дедом подольше, выпить по рюмочке коньячка, потом ещё по одной, он начнёт такие истории рассказывать о войне, заслушаешься! – он посмотрел на Валерию. – Конечно же, не я выпивал с дедом, мал я был тогда выпивать! Я сидел рядом с ним и его друзьями-ветеранами и ловил каждое слово. И хотя я был ещё совсем ребёнком, уже понимал, что вот это надо запомнить, обязательно. Помню его истории, почти все помню! Они запали в мою душу. Одна перетекала в другую, я просто балдел, слушая про его жизнь! Представляешь, каково это – охотиться с одним патроном или идти на врага с голыми руками? Побывать в настоящем замке, в кладовой и винном погребе? В настоящей оружейке? Хочешь, расскажу немного?

Валерия вдохнула полной грудью насыщенный запахами воздух летнего июльского вечера, откинулась на спинку сидения, чуть повернула голову в сторону Максима и тихо согласилась:

– Расскажи.

– Тогда через всю страну с запада на восток тянулся поток поездов с демобилизованными. Солдаты и офицеры ехали домой с войны. Время было страшное, голодное. Бывало, вдовы продавали обручальные колечки, подаренные им погибшими мужьями, ради куска хлеба для детей. А эти демобилизованные солдаты и офицеры были просто богачами. Огромное количество трофейного добра ехало на восток в тех поездах. Никакой таможни, никаких проверок. Брали оттуда всё, что могли и что не могли, – если замполит не видел. Где добро, там и ворьё. Солдаты говорили меж собой, что вдоль путей постоянно находят убитых демобилизованных. Зарежут и выбросят из поезда.

Макс на мгновение замолчал. Из детства нахлынули воспоминания. Он, мальчонка лет десяти, сидит, почти не дыша, в большом плюшевом кресле и ловит каждое слово своего деда:

– Я ехал в общем вагоне вместе с такими же демобилизованными. Как охотник, конечно, я вёз трофейное охотничье ружьё, вот то самое моё, старое, шестнадцатого калибра, которое уже не рабочее. Отличная была двустволка, немецкая, настоящая. Мне такая и не снилась в детстве, когда дед учил меня охотиться. Учил строго – давал один патрон и отправлял в поле. Принёс зайца – на другой раз получишь опять патрон, а не принёс – иди лови его хоть ведром. Двустволка мне так понравилась, эх! С такой и на зайца, и на глухаря, да я и медведя с ней взял. А стволы-то тонкие, сама лёгкая, целый день по лесу бродишь – не устаёшь с ней. А ложа какая!

Австрийский барон был не дурак поохотиться. В его доме я её и взял. Стояли мы под Веной, в деревне, а рядом домина огромный, целый замок. Как в сказке. Вот мы и решили «пощипать буржуев». Выпросили джип у командира полка и отправились с офицерами «на разведку». Когда приехали, хозяина там уже не было. Убежал барон и вся семья в американскую зону оккупации. Нас-то боялись они, страшно боялись. Оставил он на хозяйстве одного старичка-управляющего.

Ну, мы его к стенке под дуло автомата. Старичок перепугался, лопотал что-то по-своему, потом выдал нам все ключи. Вот в кладовой у них интересно так всё – свежие яйца переложены пластами сала, и так хранятся долго, холодильников-то не было тогда.

Ну, понятно, винный погреб и комната с оружием всяким. Там и старинное, да что нам с него? Мы ж не в музей. Я вот ружьё себе взял, такая вещь дельная! Кроме ружья набрал, пока был в Австрии, всяких безделушек и тряпок для матери и сестёр. Что взял задаром, а что и купил. Деньги мы имели от американцев. Вену патрулировали с одной стороны наши, а с другой американцы, мы постоянно с ними встречались. Хорошие ребята, веселые. И доллары эти зелёные в задних карманах штанов. Смешные такие были у нас союзники – мы им пистолеты трофейные, они нам – эти доллары, а мы с долларами – в ресторан. Наверное, они и не воевали по-настоящему, эти наши американцы. Зачем им покупать то, что после боя и так кругом валяется? Наверное, хвастались потом на родине, какие они вояки!

Там же, в баронском замке, я ещё кое-что взял. Пистолетик маленький. Вроде как дамский. Я его хотел американцам сплавить, да не взяли они его, только посмеялись да лопотали по-своему. А мне он пригодился как-то раз.

Ну вот, значит, едем мы домой. Как же я потом жалел, что по молодости, в свои двадцать с хвостиком лет, не понимал жизни и не смог привезти ничего действительно стоящего на продажу! Когда с Оленькой-то поженились и начали хозяйствовать, вот тогда я и пожалел, что и того нету, и этого, а что уже толку… Жизнь дурака учит. Вот, к примеру, вместе с нами ехал еврей чуть постарше меня, так он на все деньги накупил швейных иголок. Жестяная коробка из-под чая, и всё – иголки! Как мы, молодые, всем вагоном смеялись над ним! А он говорил, что будет продавать и жить на это хотя бы какое-то время. Прав был тот еврей! Иголка места мало берёт, а стоит дорого, да и не было у нас таких хороших, как там. А мы-то, дураки, набрали безделушек!