Первый офицер. Минутку, партайгеноссе комендант, это несомненно интересные рассуждения, но их обычно выслушивают после спектакля. Во время представления следовало бы играть драму или комедию, что бы там ни было, а не болтать с актерами и не обсуждать с ними их личную жизнь, их любовные связи и то, как они нарушают закон о расовой принадлежности. Все это не только неуместно, партайгеноссе комендант, но и несоразмерно.

Курт. Но мы играем, только и делаем, что играем.

Первый офицер, Мы что-то этого не заметили. Просим вас перейти от личных вопросов к тем, которые интересуют публику, то есть от сердечных дел актера к трагедии Эдипа.

Курт. Мне жаль, но мы не поняли друг друга. Тут нет двух трагедий — личной и представляющей интерес для публики. Трагедия Саула и трагедия Эдипа — это одно и то же. Есть только одна трагедия, я не устану повторять это, и мы играем ее вот уже более часа.

Третий офицер. Допустим на минуту, что это так. В каком же месте трагедии Эдипа мы находимся сейчас?

Курт. У Сфинкса.

Третий офицер. Я попрошу партайгеноссе Курта объяснить нам все это. Не все здесь знают греческую мифологию.

Курт. В Фивах жило одно чудовище — Сфинкс, которое задавало прохожим загадку. Всех, кто не мог разгадать ее, Сфинкс пожирал. Пришел Эдип и сразу же нашел отгадку.

Третий офицер. А какая это была загадка?

Курт. Какое животное утром ходит на четырех ногах, днем на двух, а вечером на трех?

Третий офицер. И кто же это?

Курт. Человек. И тогда Сфинкс в отчаянии, что его загадка разгадана, покончил с собой. Но тут я хотел бы обратить ваше внимание на одну вещь.

Третий офицер. На какую?

Курт. Сфинкс был страшным чудовищем — с туловищем льва и головой и грудью женщины. Он жаждал крови и немедленно пожирал тех, кто не мог разгадать загадку. Место, где укрывался Сфинкс, было усыпано черепами, скелетами, костями. Это было чудовище, повторяю… Но какую жалкую, примитивную загадку задавало оно. Именно потому и ошибались и погибали те, кто пытался разгадать загадку — они искали ответа, который был бы достоин такого страшного чудовища. Никто не мог представить, что чудовище предлагает ребус из дешевой газетки или загадку для семейного развлечения. Эдип — обратите на это внимание, пожалуйста, — был единственным, кто понял это. Только он один смог сказать Сфинксу: ты жалкое чудовище и вот твой жалкий секрет — он раскрыт.

Третий офицер. Все хорошо, как будто. Но когда же во время первого акта шла речь о Сфинксе и его загадке?

Курт. Мы только и делали, что говорили о Сфинксе и его загадке.

Третий офицер. Но кто же в таком случае этот Сфинкс? И какова его загадка?

Курт. Господа, я уже сказал — первый акт окончен. Понятно, что некоторые вещи остались еще нераскрытыми. Эдип победил Сфинкса, он сейчас убьет своего отца, он собирается стать мужем своей матери. Любопытство вполне естественное: кто был Сфинкс? Кто Лаий? Кто Иокаста? Но, господа, не случайно современная критика считает, что «Эдип-царь» Софокла похож на детектив. Было совершено преступление, ищут преступника. Отсюда и тайна.

Курт. Господа, трагедия Эдипа должна продолжаться, она не может не продолжаться. Это, конечно, воля не Эдипа. Разве кто-нибудь на свете хотел, чтобы его трагедия продолжалась? Это воля его Рока, то есть моя воля. Так вот, это я хочу, чтобы трагедия Эдипа продолжалась. На чем мы остановились, господа? Мы остановились на Сфинксе. Эдип приехал в Фивы и разгадал загадку Сфинкса. Сфинкс покончил с собой. Следовательно, господа, вы теперь хотели бы знать, кто был этот Сфинкс, раз уж Эдип — это Саул. Мы тут же удовлетворим ваше любопытство. Саул, опиши, пожалуйста, мою сестру Уллу, ты ведь знал ее и, кажется, любил.

Саул. Еще раз прошу тебя, Курт, исключить Уллу из этого, как ты говоришь, представления или культурного эксперимента.

Курт. Но как же, Саул? Как же можно исключить ее? Надо было раньше думать, теперь уже поздно. Улла уже сыграла свою роль. Она в самом центре событий и уже невозможно исключить ее. Ну, давай, Саул, не требуй невозможного и опиши нам Уллу.

Саул. Честно говоря, я не могу это сделать. Она была красива, очень красива, и все же я любил ее не потому, что она была красива, а потому, что в ее красоте было что-то такое, что заставляло меня любить ее.

Курт. Что-то такое, эх… Что же это «что-то такое»?

Саул. Что-то, что она и сама не осознавала, что-то загадочное, очаровательное, завораживающее.

Курт. Молодец, Саул, я вижу, ты оценил мои указания о значении слова в театре. И ты нашел слова — загадочное, очаровательное, завораживающее — которые нужны для того, чтобы и я мог сделать свое описание Уллы. Да, господа, теперь я опишу вам свою сестру. (После паузы). Лицо овальное, слишком овальное, какого-то странного и совершенного овала. Кожа бледная, очень плотная и горячая. Глаза большие, серые, печальные с полуприкрытыми веками, что придает взгляду одновременно выражение печали, страсти и наркотической отрешенности. Нос прямой, длинный, с очень тонкими, очень изящными ноздрями — нос стилизованный, словно у негритянских или полинезийских божеств. Губы широкие, пухлые, ровные, плотностью и цветом напоминающие тугой бутон темной розы. Волосы темно русые, очень длинные — почти до пояса — волнистые, отливающие медом, густые и мягкие, шея круглая, высокая, сильная, настоящая башня, возносящая лицо вверх. И голос Уллы низкий, глубокий, мрачный, глухой. Голос по-странному мужской, настолько же мужской, насколько мой по-женски визгливый. Но хватит, господа, я мог бы описать вам и тело Уллы, но не стану этого делать. Потому что пришло время сказать вам, вернее сообщить — Улла была Сфинксом. А у Сфинкса, как известно, туловище льва, а не женщины. И потому описать можно только его голову. (Помолчав немного). Однако, господа, не надо думать, будто это обычная провинциальная галантность: «Вы, мадам, как Сфинкс. Вы загадочны, словно Сфинкс». Нет, я не знал, что моя сестра Сфинкс, пока не понял, что люблю ее и что она любит меня. Но почему Сфинкс, господа? Потому что она двулична, чудовищно, патологически двулична. Казалось, она с восторгом разделяла мою мечту о новой, чистой, благородной, свободной, мужественной цивилизации — цивилизации, в которой брат и сестра могли быть любовниками, не совершая кровосмешения. А на деле она всеми силами стремилась именно к кровосмешению. Возможно, она даже не отдавала себе отчета в этом, пусть так. Но инстинктивно она упрямо тянулась к этому. Я, господа, сразу же понял это и отвергнул ее. Больше того, я толкнул ее в объятия к этому человеку. Я поставил его между собою и ею. (Опять через паузу). Поймите меня правильно, господа, хоть я и соединил ее с этим человеком, я продолжал заблуждаясь думать, что остаюсь ее хозяином или вернее, как бы это лучше сказать, ее демиургом. Но нет: Улла отдается Саулу. Саул предлагает ей стать его женой и убежать с ним в Америку. Улла сразу же соглашается. Она в тот же момент забывает мечту о чистой, свободной и так далее, и так далее цивилизации и жаждет как можно скорее превратиться в самую обыкновенную женщину, как все другие, имеющую мужа, детей, семью. Вот где я терплю поражение, господа, полное поражение (долго молчит). Вот тогда, наконец, я понял, что Улла была Сфинксом. Как для меня, так и для Саула. Но для меня она была Сфинксом, который убивает, когда не смогут разрешить загадку. Для Саула же Сфинксом, который убивает себя, потому что его загадка разгадана. У каждого есть свой Сфинкс, господа, да это именно так. Я не понял Уллу, господа: я рисовал ей мечту о свободной, мужественной цивилизации, в которой брат и сестра могли быть любовниками и не совершать при этом кровосмешения. Она же мечтала стать американской домохозяйкой в трехкомнатной квартире в Бруклине. Я не понял ее и поэтому рассвирепел, обманувшись, что она понимает меня. И она в конце концов уничтожила меня. Да, это правда: я отверг ее, я толкнул ее в объятия Саула, я заставил ее сделать аборт, я вынудил донести на Саула. Вы думаете, что я описываю вам сейчас, каким образом я уничтожил ее? Нет, господа, я вам только что рассказал, каким образом она уничтожила меня. Улла была моей смертью, господа. Это из-за нее я, умерев для себя самого, нахожусь здесь, в этом концлагере. (Некоторое время молчит). Я не сумел разгадать загадку, господа. А этот ничтожный человек, этот обыкновенный, заурядный человек, этот жалкий евреишка, бездарный актеришка, напротив, благодаря здравому смыслу ничтожного буржуа разгадал ее с величайшей легкостью, предложив Улле стать его женой. В этом заключается разгадка, господа, только в этом. Так что Улла, моя деградирующая сообщница, моя сестра, которая сидела передо мной по утрам в распахнутом халате, и я мог рассматривать ее великолепную грудь и подглядывать, хоть и пил чай, какое это производит на нее впечатление, а она презрительно говорила своим низким голосом: «Перестань глазеть на мою грудь», так вот эта Улла, печальный и завораживающий Сфинкс, была всего-навсего самой обыкновенной Лоттой или Гретхен, для которых вся жизнь заключена в доме и церкви, была самой простой, дешевой немкой, загадка которой звучала так: где найти мужа? Но тогда я захотел, господа, чтобы после того, как загадка разгадана, Сфинкс убил бы себя, как в древнегреческом мифе. И я подтолкнул ее к смерти, к той смерти, которую Саул сделал неизбежной. Вот почему истинный убийца Уллы — Саул. Потому что без него Улла была бы еще жива со своей жалкой неразгаданной загадкой и была бы готова убить каждого, кто всерьез отнесся бы к ней, поверил бы ее печальному, трагическому облику.