Она тут же ушла в чулан за лекарством. Вернулась она с коричневой бутылочкой в руке, вынула из шкафа тряпочку, намочила ее и приложила к щеке. От тряпочки противно пахло водкой и щипало глаза, но жечь перестало.

Я забралась на печку и заснула. Сквозь сон я услышала, как вошла, громыхая бидонами, младшая бабушка, но тут же она вышла во двор. Обратно она вернулась, держа что-то в переднике. Старая бабушка спросила:

— Уже сколько?

— Три, — ответила бабушка. Она встала на скамейку и начала подавать мне на печку маленьких дрожащих белых ягнят. Увидев мое лицо, бабушка вскрикнула:

— Чем это ты?

Я сказала, что обожглась в школе. Она начала ругать меня, школу… Но ей было некогда. Подоткнув за пояс свою длинную широкую юбку, она быстро ушла обратно в хлев. Я положила ягнят рядом с собой, прикрыла их своим клетчатым платком, они заснули.

Но скоро у них смешно задрожали хвостики, и они стали тыкать меня своими мордочками — это они захотели есть. Я сказала старой бабушке. Она забрала ягнят и отнесла их обратно в хлев, но на ночь она принесла их на кухню в громадной корзине, в которой носили сено. Нам с Арво хотелось поиграть с ними, но бабушка не разрешила, сказав, что ягнята еще маленькие и должны спать.

Начал таять снег. Ходить в валенках с галошами стало тяжело и скользко, ноги нагревались, и мы еле-еле тащились из школы домой.

К тому же дорога была рыхлая — уже совсем не хотелось бежать и толкаться, как зимой. В один из таких теплых пасмурных дней нас обогнал почтальон. Он шел быстро в кожаных сапогах. Проходя мимо нас, он крикнул:

— Война кончилась!

Мы побежали за почтальоном. Дома уже откуда-то узнали, что кончилась война, наверное, дед услышал по наушникам. Я сказала ему:

— Почтальон идет.

Дедушка вышел на крыльцо ждать его. Он вернулся с газетой в руке и, не говоря ни слова, отправился на свое место в большую комнату. Вернулся он в кухню с газетой. Бабушка спросила:

— Ну, что там пишут?

Дедушка ответил:

— Видно, не так просто было взять Финляндию. Финны умеют воевать — знают, что их ждет, если к этим попадут.

Дедушка пошел к дяде Юнни. Он всегда ходил обсуждать важное с кем-нибудь из стариков.

В весенние каникулы на улице было много воды. Бабушка не хотела, чтобы мы были постоянно с мокрыми ногами, и заставляла нас сидеть дома, но, когда она уезжала в Ленинград на целый день, мы с ребятами уходили в лес за березовым соком. В лесу сильно мерзли ноги. Приходилось стоять в ледяной воде, пока мы делали надрез, в который вставляли прутик, по нему сок капал в бутылочку. Мы оставляли бутылочку на ночь, но если была утром дома бабушка, она не пускала нас за бутылочкой, потому что ботинки промокали насквозь и становились мягкими, а потом, когда высыхали, твердели и рвались. Но вдоль по берегу нашей канавы мы могли ходить, когда подсыхала тропинка, и играли там в кораблики, которые делала старая бабушка из березовой коры и щепок. Мы их пускали по течению. Иногда нам удавалось покататься по канаве на льдинах. Льдины на канаве были маленькие. Можно было только встать одному и длинной палкой отталкиваться от берега. Но бабушка и дедушка запрещали кататься на льдине, говорили, что льдина может разломиться, и мы утонем. По речке плыли большие льдины, но там катались только большие мальчики. А мы с девочками собирали сладкие белые корешки на берегу и ели их.

Однажды, когда по канаве еще плыли маленькие льдинки, к нам приехала тетя Айно с маленьким сыном Женей. Когда тетя вышла из комнаты, мы с Арво развернули его. Арво хотел поставить его на ножки. Я закрыла глаза, когда он весь свернулся в кучку и громко заорал. У него ноги были тонкие и мягкие, и, наверное, ему стало больно. Прибежала тетя. У нее было испуганное лицо. Нам тоже стало страшно, и мы выбежали из комнаты. Тетя Айно приехала за старой бабушкой и увезла ее и Волховстрой, она уехала туда, когда финские школы закрыли.

ШКОЛА

Я умела читать и писать и перерешала с мамой весь учебник арифметики и должна была пойти во второй класс. Но все получалось как-то не так, даже началось все не так.

Я с Хильдой и Лемпи играла у канавы. К нам из нижнего конца деревни прибежала Пенун Хильма и что было мочи закричала:

— Что вы не идете записываться в школу?! Сегодня день записи! Мы спрятали куклы и посуду под лопухами у канавы и помчались в Ковшово. Там во дворе школы было очень много ребят, нам пришлось ждать. Я забралась на школьный забор, но какой-то ковшовский мальчишка столкнул меня. Мой сарафан зацепился за кол и порвался пополам. Хильда дала мне булавку, я запахнула одну полу на другую и пристегнула булавкой. Из-за этой юбки я забыла сказать, что мне нужно записаться во второй класс.

В школе у меня получались драки. Бабушку стали вызывать к учительнице. Она сердилась, даже однажды пришла из школы с прутом в руке и настегала мне ноги. Я спряталась под кровать и кричала:

— Все равно не больно, ничуть не больно!

А бабушка, выходя из комнаты, пробормотала:

— Tama hyvast Jutenitsa on! ^[8]

А я ей крикнула, что у меня нет мамы, и поэтому она меня бьет. Потом я плакала, потому что бабушка заплакала, а мне нисколько не было больно. Я хотела рассказать бабушке, что все ребята в школе обзывают и дразнят друг друга, а я не могла не стукнуть, когда меня дразнили, но бабушка не любила слушать про такие дела и настегала меня. Наши учителя тоже однажды подрались из-за табуретки. Куда-то исчезла у учительницы из другого класса табуретка, и она прислала мальчика за табуреткой к нашей Александре Ивановне. Та была старенькая, а наша — молодая, но она не хотела отдать табуретку. Тогда пришла сама Марина Иосифовна к нам, и они кричали друг на друга. Марина Иосифовна выхватила из-под нашей Александры Ивановны табурет, но наша успела схватить его за ножку и вытолкала Марину Иосифовну за дверь. Мы все в этот раз сидели тихо и смотрели.

Я слышала, как бабушка говорила нашей соседке тете Мари, что таких учителей она еще не видела. А тетя Мари покачала головой и сказала:

— В эту школу вообще бы нельзя пускать детей. Прислали учителей, которые не понимают финского языка. Ваши хоть говорят по-русски…

Но никто из взрослых не знал всего, что было в школе. Учителя на собраниях тоже не все рассказывали. Не могла же Александра Ивановна рассказать, как однажды, еще осенью, когда наступили первые морозы и уже надо было топить печку, она забыла отдать с вечера ключ уборщице. Когда мы пришли в школу, на дверях висел большой замок, а она очень сердито прокричала нам:

— Идите, разбудите свою Шурку, я не добудилась.

Мы всей школой отправились к ее дому. Сначала мы громко кричали у нее под окном, но она не слышала. Никто из нас не хотел войти к ней. Тогда мы решили затолкнуть в ее дом Витьку, он был вообще дурачок, его даже прозвали Sylttypaa ^[9]. Мальчишки стали держать дверь, чтобы он не вышел. Но вдруг мы услышали, как мужской голос громко заорал в комнате, мальчишки отошли от двери, Витька весь красный выскочил на улицу, а за Витькой вышел военный в шинели и галошах на босу ногу. Из-под шинели были видны белые кальсоны с завязочками. Он дал ключи и сказал:

— Идите в школу. Александра Ивановна сейчас придет. Еще он крикнул вдогонку:

— Затопите печки. Марина Иосифовна уехала в район.

Но мы не сразу пошли в школу, а стали кричать под окнами:

— Huora, huora! ^[10]

Мы пошли в школу, но печку топить не стали, а решили побить нашу Шурку. Мы положили много дров на пороге и приоткрыли дверь. Когда она начнет перешагивать через дрова, мальчишки толкнут дверь и свалят ее. Придумал все это Аатами Виролайнен. Сам он сел на табуретку, которую он поставил на учительский стол, и закурил папиросу. Мы, девчонки, испугались, когда увидели Шурку в ее сером кроличьем берете, бегущей по деревне. Мы быстренько спрятались под парты. Вдруг вскрикнула и застонала наша учительница, мы вылезли из-под парт, подошли к ней. Она не могла подняться. Я увидела, что одна нога у нее как-то странно вывернута, на глазах у нее были слезы. Она кусала губы, наверное, чтобы не плакать. Я с девочками побежала за медсестрой, но всю дорогу мы твердили: