А возможно, Альфред вообще не думал ни о чем: все здравые мысли, все логические рассуждения отступили перед одним — перед возможностью поехать в далекие, неисследованные, малоизвестные и таинственные страны. Так ведь тоже бывает в жизни, особенно если человеку только что исполнилось восемнадцать лет!

Отец ничего не ответил барону. Альфреду же он сказал: «Ты уже взрослый, решай сам».

И Альфред решил: 31 мая 1847 года он покинул родной Рентендорф, чтобы встретиться с бароном в Вене и вместе с ним отправиться в Триест, где уже были заказаны места на пароходе.

Альфред смотрел на укутанный утренней дымкой город и старался вспомнить все, что ему известно о нем. Александрия, город, основанный знаменитым греческим полководцем Александром Македонским, столица науки древнего мира. Здесь жили и работали, сюда приезжали крупнейшие ученые того времени Архимед и Птолемей, Евклид и Аристарх. Здесь была знаменитая Александрийская академия. При ней — анатомический театр и обсерватория, зоологические и ботанические сады.

Но в средние века христианское духовенство обрушилось на ученых, на библиотеки и даже на тех, кто просто умел читать. Натравливаемая церковниками, обезумевшая толпа фанатиков разрушила и сожгла храм Сераписа, в котором хранилась бóльшая часть самой крупной по тем временам библиотеки в мире, — сгорели 700 тысяч книг-свитков, многие из которых уже тогда были уникальными. Это произошло в IV веке нашей эры. Альфред читал об этом, но ему казалось, что не могла бесследно исчезнуть великая культура города, и он с нетерпением ждал, когда корабль войдет в порт. Однако, сойдя на берег, он очень скоро разочаровался: безликий, перестроенный европейцами на свой лад центр города, потерявший от этого всю прелесть восточного колорита, грязные, полуразрушенные арабские кварталы — такой предстала перед ним столица науки древнего мира.

К счастью, барон вовсе не собирался задерживаться в Александрии. Он быстро закончил все формальности, отыскал подходящую барку и уже через два дня — 31 июля 1847 года они отправились дальше.

Альфред плохо запомнил путешествие по каналу, а затем по Нилу до Каира: его свалила тропическая лихорадка. И лишь в промежутках между приступами, полулежа на палубе барки, смотрел он на берега великой и легендарной реки.

Много раз еще будет плавать по Нилу Брем, будут у него во время этих плаваний смешные и забавные, опасные и трагические приключения. О некоторых он будет изредка вспоминать, другие быстро забудет. Но то, что произошло во время этого плаванья, он запомнит на всю жизнь. И не только потому, что это было первое приключение на африканской земле, но и потому, что оно послужило Брему хорошим уроком.

Уже почти в самом конце пути, недалеко от Каира, их барка наскочила на другую и повредила ее. Матросы поврежденного судна быстро перебрались на барку, где находился Брем, и окружили капитана, который немедленно поднял громкий крик, призывая на помощь. Услышав крик, Брем и Мюллер, которого тоже мучили приступы лихорадки, схватили оружие и выскочили на палубу. Увидев вооруженных людей, нападавшие в ужасе бросились к борту и моментально оказались в воде. Успокоившись, капитан объяснил, что это разбойники, которые пытались захватить судно.

Лишь позже Альфред и барон узнали, что матросы с поврежденной барки вовсе и не собирались захватывать судно. Они лишь требовали, чтоб виновник аварии возместил ущерб — заплатил стоимость ремонта поврежденной барки. Жуликоватый капитан, которому очень не хотелось раскошеливаться, решил воспользоваться тем, что европейцы не знают языка и не понимают, что происходит.

Барон не придал никакого значения этому эпизоду и скоро забыл о нем. Альфред же твердо решил: чтоб больше не попадать в нелепые положения, чтоб жулики не могли воспользоваться его незнанием языка, чтоб путешествие проходило успешно, выучить арабский язык. И довольно скоро он не только мог свободно разговаривать с местными жителями на их родном языке, но выучил и турецкий: Египет в то время находился под властью Турции, и турецкий язык был очень распространен, особенно среди правительственных чиновников.

Каир, или, как называют его арабы, Маср-эль-Кахира, что в переводе значит главный и непобедимый город, встретил их неприветливо: приступы лихорадки там стали почему-то еще тяжелее, к тому же в день их приезда произошло землетрясение. Лишь через восемнадцать дней смог Альфред выйти из гостиницы. Он был еще очень слаб и не собирался долго гулять по городу. Но воздух, небо, солнце, люди, звери, минареты, купола, дома — все ему было ново, все захватило его в первые же минуты.

С каждым днем Альфред чувствовал себя лучше и с каждым днем проводил все больше времени на улицах Каира. Он бродил в толпе, похожей на гигантский клубок, который непрестанно спутывался, разматывался и опять наматывался. Он рассматривал пешеходов и всадников на ослах, на лошадях или взгромоздившихся на спину верблюдов; он рассматривал полуобнаженных феллахов и купцов в высоких чалмах, ободранных, в лохмотьях солдат и офицеров в мундирах, расшитых золотом. Все перемешалось в этой пестрой толпе — европейцы и негры, бедуины и торговцы из Индии или Кавказа, скрипучие тележки, которые тащили ленивые верблюды, и коляски, запряженные великолепными лошадьми, впереди которых бежал скороход и громко хлопал бичом, богато одетые знатные турки на роскошно оседланных благородных конях в сопровождении конюхов с красными платками на плечах и бедные водоносы, сгибающиеся под тяжестью огромных бурдюков или глиняных кувшинов, слепые нищие и торговцы сладостями. Эта огромная, ежесекундно сменяющаяся, пестрая и разнообразная толпа представляла одно целое, так же как тысячеголосый и разноязыкий говор ее сливался в один громкий гул.

Иногда, устав от пестроты и яркости толпы, Альфред сворачивал в кривые прохладные уютные улочки, рассматривал дома, отделанные мелкой искусной резьбой, а иногда один или вместе с бароном отправлялся за город, на невысокую гору, с которой открывалась панорама Каира и его окрестностей. Город с трехсоттысячным населением, со множеством куполов и минаретов расстилался у его ног, как сказочный ковер. Нил золотой лентой извивался вдали, а за ним виднелись громадные, неподвластные времени тысячелетние пирамиды. Еще дальше за ними расстилалась беспредельная однообразная бледно-желтая пустыня, так резко контрастирующая с буйной тропической растительностью Каира, его пригородов и берегов Нила.

Альфреду казалось, что он может бесконечно стоять на горе, любуясь панорамой земли фараонов, или без конца бродить в разноязыкой и пестрой толпе. Но скоро он почувствовал, что эти зрелища, а главное — безделье, начинают его утомлять, все меньше стал он обращать внимания на восточную экзотику, все больше стали привлекать его животные и в особенности птицы, которых было множество и в самом Каире и в его окрестностях.

Барону еще раньше, чем Брему, наскучило любоваться арабской столицей, и он энергично принялся за подготовку к путешествию в глубь страны. Это заняло немало времени — ведь все, что может понадобиться в путешествии, вплоть до мелочей, надо было захватить из Каира: одежду и обувь, писчие принадлежности и инструменты, спички и соль, иголки и нитки.

Потом встал вопрос о транспорте. И тут Мюллер узнал, что из Каира вверх по Нилу отправляется духовная миссия — группа европейских священников, собирающихся обращать неверных арабов в христиан. Практичный барон тотчас же решил использовать это: путешествовать по Нилу вместе со святыми отцами будет и дешевле и безопаснее.

Альфред не был в восторге от такой перспективы. И не потому, что не любил священников, — сын сельского пастора с детства привык почтительно относиться к религии и ко всему, что связано с ней. И в другое время Альфред, возможно, ничего бы и не имел против такого общества. Но первое путешествие по Африке ему не хотелось совершать в обществе людей, чуждых ему по интересам. Однако Альфред был всего лишь секретарем и помощником барона Мюллера.