— Он получил два года, — сказала Руфь, — а у нее что ни роль, то все круче и круче. Но Гарри собирается добиться пересмотра дела. Мы хотим восстановить его доброе имя.

— Но ведь это же, наверное, кучу денег будет стоить — через столько времени подавать апелляцию!

— Ну и что: это ж не Сирила деньги, а мои, — раздраженно отмахнулась она. — Мой дорогой братец убедил покойного мужа, что я дурочка, поэтому мое наследство под его опекой. Гарри прочел завещание и говорит, что там много к чему можно придраться. Мы собираемся его оспорить.

Бедный Сирил!

— А, вот еще что, Руфь. Теперь, когда я выплатил долг брата, мне бы хотелось забрать его костюм для верховой езды. И седло, если можно.

— Да только рада буду избавиться! — сказала она и пошла за вещами.

Увидев, как Джейк входит в дом с седлом через плечо и с хлыстом в руке, Нэнси всплеснула руками:

— Дети, дети, это же не папа! Это Бен Картрайт!

— Ха-ха-ха!

И только тут он заметил на полу в коридоре собранную сумку. Так и застыл на месте.

— Без паники! Схватки еще совсем слабенькие и редкие. Но ребенок появится довольно скоро.

Хлюпая носом, Пилар проводила их к машине, и Джейк с исключительной осторожностью поехал. Рассказал, как он отдал Руфи семь сотен фунтов.

— Не понимаю, зачем вообще было во все это вникать, — сказала Нэнси.

— Ну, мы ведь не стоим в очереди на жилье. И мой братец действительно ее надул.

— От этого Гарри у меня просто оторопь!

— Гарри — это несчастный случай, коему меня угораздило быть свидетелем. И что теперь делать? Сбежать, не сообщив своего имени?

— Пожалуйста, не хитри со мной.

— Просто я от этого насильственного безделья схожу с ума.

— Тогда поищи что снять. Найдешь материал, который тебя устроит, так и пропади они пропадом, эти деньги!

— Тебя послушать, все так просто!

— А что тут сложного?

— Да ничего, — сказал он и словно ношу сбросил. — Ты совершенно права!

Бен родился легко — вопя от нетерпения, выскочил уже назавтра, 10 мая 1967 года, с утра пораньше. Джейк, ликуя, побежал домой сообщить новость Сэмми с Молли, а детей, оказывается, и дома нет: Пилар увела их в кино. Он к Люку — отвечает секретарша: мэтр уехал в Канны. Повинуясь внезапному импульсу, Джейк позвонил в офис Хоффмана, спросил Гарри.

— Да. Штейн здесь.

— Это ты, что ли, бомбила бешеный?

— А кто говорит?

— Мы в Менсе приняли решение дисквалифицировать тебя за сексуальное извращенство. Чтоб не позорил остальных сливочных двухпроцентников.

— Так это, что ли, Джейкоб Херш?

Джейк пригласил Гарри на ланч, чтобы уже через полчаса пожалеть об этом. Шли себе через Сент-Джеймс-парк, грело солнышко, и вдруг Гарри завел очередную обличительную речь. Пришлось его затыкать.

— Да боже мой, Гершл, не наплевать ли тыщу раз на то, как высший свет уходит от налогов? Меня это совершенно не колышет. То же самое с тем, из каких доходов платит своему собачьему инструктору Мармадюк[326]. Ты оглядись — весна вокруг! Я снова стал отцом! Давай-ка мы с тобой отведаем шотландского лосося, свеженькой сочной спаржи да под бутылочку белого рейнвейна. И свежей клубники! Мне просто хорошо. Тебе-то разве не бывает просто хорошо?

— Иными словами, я должен быть вне себя от благодарности за столь щедрое предложение. Так нет же! Не люблю чувствовать себя объектом благотворительности.

— Гарри, мерзкий ты подонок, ну что мне с тобой делать?

— В этот самый миг, — гнул свое Гарри, — множество похотливых козлов, каждый из которых ничем не лучше меня, загорают на палубах собственных яхт в акватории Каннского залива; так и вижу: лежит себе этакий хмырь, зная, что внизу его ждет сдобненькая старлеточка и вся уже трепещет в ожидании возможности лишний раз отсосать. А я после нашего ланча вернусь в офис и буду потеть над его финансовыми отчетами.

— Ах, Гершл, Гершл, твое понимание хорошей жизни и мое — они ведь разные! Оставь Руфь в покое, очень тебя прошу.

— Что? — напрягся Гарри.

— Она не бог весть как умна, я понимаю. Но ты-то будь менч, Гарри. Ну хоть разок, для разнообразия.

— Я буду очень вам признателен, если вы перестанете встревать в мои личные дела.

— Ну, Гарри! Я думал, мы друзья.

Гарри сухо усмехнулся.

— Давай не будем. Тебе нравится слушать мои тюремные байки — это понятно. Я забавляю тебя, потому что мне хватает смелости делать вещи, о которых ты можешь только мечтать.

— Да уж, только и мечтаю, — отозвался Джейк, начиная злиться.

— Никакие мы не друзья. Ты никогда не пригласишь меня к себе в гости, потому что я недостаточно хорош для твоей жены. И настоящим твоим друзьям меня не представишь — это же невозможно, правда? Я для тебя вещь. Забавная штуковина.

— Ну хорошо, вызов принят. Как только Нэнси поправится после родов, приглашаю тебя на ужин.

— Ну да, чтобы сделать из меня посмешище, этакого неотесанного кокни.

— А ты знаешь, я ведь тоже не питомец Итона. Простой рабочий парень.

— Слушай, кореш, без друзей я как-то обхожусь, и очень неплохо. Да и вообще, почему я должен тебе верить?

— А почему нет?

— Потому что все говно как один.

— А если это не так?

— Ну, насчет себя можешь не волноваться. Ты-то как раз говно.

— Ой-вей! Нашел кого пригласить отпраздновать рождение сына! Я, видно, совсем спятил.

Однако они кое-как все же добрели до «Белого слона», а едва уселись, к столику подплыла бутылка шампанского в ведерке.

— Это я заказал, — с вызовом пояснил Гарри. — И я за нее заплачу. «Вдова Клико». Это достаточно приличная марка?

— Конечно, конечно! Спасибо тебе, Гарри! Я тронут. Я действительно тронут.

— Ладно, приятель. Ты-то уже принял пару стаканчиков. Так что не будем рыдать на грудях друг у друга.

— Ну, твое здоровье, дружище!

— И твое. А ты в школу-то парня — ну то есть в хорошую школу — уже записал?

— Слушай, брось, Гарри. Расслабься. Давай просто радоваться жизни!

Но Гарри уже не слушал. Глазами, полными злобы, шарил по соседним столикам. Конечно: сплошь гибкие девы в мини-юбках — смеются шуткам мужиков, которые по возрасту годятся им в отцы. Или куда он так напряженно смотрит? Ага, понятно: высокая, с волосами цвета воронова крыла девушка в обтягивающем платье от Эмилио Пуччи, проплывая в направлении дамского туалета, остановилась и с восхитительно непринужденной наглостью выщипнула ягодку из блюда на фруктовой тележке. Забросила в рот, промельком показав розовый язычок, после чего величественно кивнула: да, да, и в знак благодарности поднесла ладонь к груди.

— Мгновенно, мадам, не успеете оглянуться! — заверил ее официант.

И в тот же миг Гарри стиснул запястье Джейка.

— Ты не понимаешь! — чуть не плача, воскликнул он. — Мне так всего на свете не хватает, можешь ты это понять? А ведь для большинства вещей, в которых я так нуждаюсь, я и сейчас уже слишком стар!

В конце концов Нэнси и Джейк решили, что отдыхать в Испании непрактично, на юге Франции тоже, и решено было провести лето на полуострове Корнуолл. Через неделю после того как Нэнси вышла из больницы, Джейк отвез ее и детей в дом, который снял для них невдалеке от Ньюки. Пилар отправили вперед поездом, и она встретила их, стоя в дверях. Джейк провел с ними уик-энд, потом вернулся в Лондон, надеясь провести там не больше недели — надо было встретиться с адвокатами, посоветоваться с агентом и обсудить возможность постановки полуторачасового фильма для телеканала Би-би-си.

Вечер за вечером он возвращался в дом, забирался в свое чердачное укрывище, в одиночестве выпивал там и каждый день ждал — вот зазвонит телефон, и ему скажут, что отец умер. И Рита Хейворт уже не бросит принца Али-Хана ради Иззи Херша. Джейк скучал по Люку и досадовал, что они так отдалились. Пришло письмо от Дженни. В нем она рассказывала о Монреальской выставке и о том, что для развития национального кино в Канаде вот-вот организуют государственную студию. «Тут, похоже, начинают происходить удивительные вещи…» Ханна стареет, у нее кружится голова, стала неуверенно ходить. Последние открытки Джо (они же и первые за последние два года) пришли из Буэнос-Айреса. То есть оттуда, где — Джейк тут же сверился с атласом — река Парана впадает в Атлантический океан.