Инстинктивная скромность или притворство руководили им — неизвестно. Во всяком случае этот отказ подействовал на Насера. Садат получил назначение на пост вице-президента и принес присягу.
28 сентября 1970 г. послеобеденный сон Садата был нарушен. Его разбудили и попросили немедленно отправиться к Насеру. Врачи сообщили ему, что они сделали все возможное, но не смогли спасти жизнь президента.
Утром 30 сентября, в день похорон Насера, Садат теряет сознание и падает в обморок. Врачи делают ему укол. Вице-президент в полубессознательном состоянии, он засыпает и просыпается лишь в два часа дня. Первый его вопрос:
— Насера похоронили?
Позднее он объяснял свой вопрос тем, что опасался, как бы траурные толпы не вырвали гроб с телом президента и не унесли бы его — аллах знает куда…
К тому времени еще не были восстановлены дипломатические отношения между Вашингтоном и Каиром. Однако американское правительство послало на похороны своего представителя — бывшего министра торговли Эллиота Ричардсона. По возвращении он положил на стол президента США информационно-аналитическую записку, в которой утверждал, что пост главы государства займет Садат, но не больше, чем на шесть-восемь месяцев.
Этого же мнения придерживался и главный советник президента США Генри Киссинджер. Впоследствии среди своих неудач он упомянет и недооценку им Садата. Правда, тогда он еще не знал, что новый египетский лидер вскоре будет звать его «милый Генри»…
Потеряв Насера, Египет жаждал получить нового президента. Военное руководство выражало желание армии иметь главнокомандующего в эти тяжелые дни. Дружественные арабские страны также высказали пожелание как можно быстрее увидеть во главе страны нового президента.
Личный престиж Садата в то время был невысок. В Каире поговаривали, что черная мозоль на его лбу — не знак верности исламу, как он сам утверждал, а свидетельство того, что на заседаниях кабинета министров он первым наклонял голову, соглашаясь с услышанным. Американский журнал «Ньюсуик» назвал Садата «комнатной собачкой Насера». Сам он писал в автобиографии, что «был тем человеком, который не спорил и не противоречил президенту».
Многие влиятельные и крупные политические деятели видели в Садате компромиссное решение: он был тем человеком, который на время мог заполнить вакуум. Они полагали, что смогут оставаться в тени и управлять новым президентом. Кое-кто, безусловно, учитывал и слабое состояние его здоровья, ранний инфаркт, известный всем неторопливый темп работы, обморок в день похорон Насера. Тогда казалось, что он не переживет кое-кого из своих противников ни в политическом, ни в физическом смысле.
Что любопытно: Садат отказывался стать президентом. Его не просто уговаривали — его умоляли! Наконец он согласился. Был созван высший орган Арабского социалистического союза, который должен был официально выдвинуть кандидатуру главы государства. В ходе дебатов мнения разошлись: большинство поддержало Садата, но многие воздержались или же высказали желание сохранить сложившееся положение, то есть наличие вице-президента с полномочиями временно исполняющего обязанности главы государства.
— Если мы выдвинем твою кандидатуру, а народ не проголосует за тебя, — говорили Садату, — гордости твоей будет нанесен удар. А народ этим шагом отринет идеи 23 июля.
Именно в этот момент Садат отбросил остатки скромности:
— Если народ меня не изберет, то предложим ему вторую, третью кандидатуру, но сохраним верность идеям 23 июля.
Трудно заглянуть в тайники души умершего (да и живого тоже), но несомненно одно: готовясь стать президентом, Садат рассчитал все, до самого последнего шага. 15 октября 1970 г. — через 17 дней после смерти Насера — Мухаммед Анвар Садат стал президентом Египта.
Простые египтяне не знали нового президента. Даже спустя шесть с лишним лет, когда я приступил к работе в Египте в качестве собственного корреспондента газеты «Труд», в Каире еще ходил забавный анекдот.
Вскоре после смерти Насера к шоферу-таксисту приезжает из деревни родной брат. Таксист показывает родственнику красоты столицы, останавливается перед известной кофейней, на фасаде которой красуется огромный плакат с изображением Насера и Садата, пожимающих друг другу руки. «О, — говорит брат, — наш любимый Насер! Скажи, а кто рядом с ним?» Таксист понятия не имеет, кто изображен рядом с покойным президентом, но, не желая показать себя неосведомленным, отвечает: «Хозяин кофейни»
В высшем руководстве страны вскоре начались первые споры. Садат — теперь уже президент — старался придать новое обличье своему курсу. Во внешнеполитических делах он не мог похвастаться впечатляющими результатами: в то время на Ближнем Востоке наступила полоса «тихой» дипломатии. Да и задачи быстрого улучшения экономического положения страны и повышения жизненного уровня населения были невыполнимыми.
Вскоре новый президент понял, что в сложившихся условиях остается одно заметное всем поле деятельности, где бы он мог себя проявить: арабское единство. Садат начал вести переговоры с сирийским и ливийским коллегами. Они по-разному восприняли инициативу египетского лидера, но призывы к единству в арабском мире никогда не падали на бесплодную почву.
Одновременно президент перекосит внимание общественности на другое. Он заявляет, что «с точки зрения войны и мира 1971 год окажется решающим». Многие (в Египте и других странах) начинают верить, что в руках
Садата появился таинственный козырь. Его имя у всех на устах. В «решающий год» он обращается к исполкому Арабского социалистического союза и получает вотум доверия.
Но период компромиссов вскоре закончился. В египетском руководстве началась борьба за власть. Садат перехитрил своих противников. В результате на скамье подсудимых оказался 91 обвиняемый, среди которых бывший вице-президент, восемь министров, бывший председатель Народного собрания, большинство сподвижников Насера.
Ну а что же с «решающим годом»? Ничего. Заверения президента были просто-напросто блефом. Он уже говорит не о «решающем годе», а о «годе решений».
Между тем, приближался 1973 год — год начала очередной арабо-израильской войны. Она началась 6 октября…
Накануне, в пятницу, — у мусульман это выходной день — Садат отправляется в небольшую каирскую мечеть для размышления. На следующий день он едет во дворец Ат-Тахрир, превращенный в главную ставку, облачается в военную форму и предстает перед военачальниками.
Первый вопрос президента к собравшимся: почему они не курят? После этого он раскуривает трубку и просит принести апельсиновый сок.
Это странное вступление объясняется тем, что во время великого мусульманского поста религиозные предписания запрещают курение и принятие пищи, пока пушечный выстрел не возвестит о закате солнца, «когда можно различить черную и белую нитки». Однако пост не распространяется на находящихся в пути и на войне.
В 13.30 (по каирскому времени) залп 1650 артиллерийских установок на берегу Суэцкого канала возвестил о начале боевых действий.
Здесь уместно заметить, что самым большим желанием Садата всегда было выступать в трех лицах: простого феллаха, буржуа и… полководца. Находясь в Египте, я убедился, что если он позировал фотокорреспондентам в своем доме в Мит Абу эль-Куме, то всегда облачался в «гала-бею» — длинную белую рубаху египетских крестьян. В ней же он фотографировался и на берегах Нила. В высших кругах египетской знати Садат представал в облике элегантного главы государства. Кстати сказать, он вошел в десятку президентов, чьи костюмы были отмечены специальным жюри (в его составе Пьер Карден и Джина Лол-лобриджида).
Но предметом особой заботы Садата всегда была военная форма. Он сам, как говорили мне египетские коллеги, набросал силуэт мундира, в котором отражалась его военная карьера, дань уважения «Свободным офицерам» и место египетской армии в жизни страны. Правда, если присмотреться, мундир внешне очень напоминал форму генералитета гитлеровского вермахта. Видимо, сказались его старые симпатии к фашизму.
