Ну а дальше было все, как в прошлый раз в беседке. Описывать не стану, дабы не шокировать слабонервного читателя. Короче, мы трахались, изредка подкрепляя силы «Кьянти», а потом шампанским, пока за окнами не засерел рассвет и не зашаркала метла дворника.

Ольга оказалась понятливой, и мы быстро распрощались, договорившись об очередной встрече. Спустя пятнадцать минут я поймал на Горького такси, объявил двойной тариф, и авто метеором понеслось в сторону Балашихи. Затем был короткий марш-бросок, преодоление полосы препятствий и вползание в окно. Сокурсники мирно спали. До подъема был целый час, и я, сняв с себя тренировочный костюм, тоже нырнул под одеяло.

Мне снились Ольга, ее муж с рогами и «Мост над бурными водами».

Курс молодого бойца завершился принятием Присяги.

Облаченные в парадные курсантские мундиры с эмблемами войск связи (они были наиболее близки к специфике будущей профессии) слушатели групп второго и третьего факультетов, за исключением десятка отслуживших в армии, стояли в каре на плацу, поедая глазами начальство. Последнее в лице генерала Никитченко, его заместителей, а также куратора с Лубянки монолитно высилось на трибуне, установленной по такому случаю перед зданием главного корпуса. Между трибуной и застывшими в строю шеренгами стояли пять накрытых кумачом столиков с текстами присяги и журналами для учинения росписи.

Для начала, откашлявшись в микрофон, генерал толкнул речь о мощи нашего социалистического государства и его победах, а также той славной лепте, которую внесли в них последователи Железного Феликса. Затем потребовал от нас быть достойными чекистской славы, после чего приказал начать действо.

Место генерала занял здоровенный дядя в черной форме капитана 1 ранга (как мы узнали позже, то был заместитель по строевой части Александров). Он оглушительно заорал: «Смир-рно! К принятию Присяги!»

На фланге задробили барабаны военного оркестра, к столикам прошагали несколько старших офицеров, дробь смолкла, обращаемых стали вызывать по спискам. Рубя строевым, с автоматами на груди, каждый вставал у столика и брал в руки текст Присяги. «Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооруженных Сил, принимаю присягу и торжественно клянусь…» И далее по тексту.

Непосвященному читателю покажется, что Присяга это так, очередной красочный спектакль, которыми военные так любят обставлять «тяготы и лишения». На самом деле она – хитрый правовой ход, после совершения которого на любого рекрута распространяются законы военной юрисдикции. За нарушение Присяги его можно измордовать, посадить и даже расстрелять. В зависимости от желания воинских начальников. Что я отлично знал из своей прошлой практики.

В очередной раз сей священный документ я исполнять не собирался. Хватит. За что боролись? А потому, громко отбарабанив текст, про себя сказал: «Волобуев, вот вам…», сделал героическое лицо и учинил не свою подпись.

– Стать в строй! – покосился на нее стоящий рядом полковник, вызывая очередного.

На следующий день всех присягнувших сфотографировали в криминалистическом классе объекта, а спустя еще два дня каждому выдали малинового цвета с гербом СССР удостоверение. В нем значилось, что Имярек такой-то (плюс воинское звание) является слушателем Высшей школы КГБ СССР имени Ф.Э. Дзержинского, а ниже генеральская подпись и печать. Что всех воодушевило. Мы почувствовали себя настоящими чекистами, и каждому захотелось поймать шпиона, только вот как и где, было неизвестно. Такому нас активно стали учить с 1-го сентября, перевезя для начала в Москву, к месту постоянного проживания.

Это был очередной секретный объект «Хавская», укрытый в хитросплетенье улиц на Якиманке. Как и прежний, он был обнесен высокой оградой, с неприметным КПП, но отличался всеми благами цивилизации. Там имелось уютное, гостиничного типа общежитие со столовой и кафе, в котором продавалось пиво, классы для самоподготовки в вечернее время, спортивные площадки с клубом и даже бьющий фонтан. Все в зелени деревьев и цветочных клумбах. А еще в отдельном пятиэтажном корпусе жили и учились «собратья по оружию» из соцстран. Кубинцы, вьетнамцы, поляки и другие. Правда, все в офицерских чинах, не то, что мы, сирые.

Впрочем, обитать на объекте было совсем не обязательно. «Система» всегда отличалась демократизмом (если не было установки повально сажать граждан в лагеря или отстреливать), в связи с чем нам предоставлялась широчайшая самостоятельность. К тому имелась и вторая причина – вычислять морально неустойчивых изначально, освобождая от них ряды, оставляя только тех, кто «с холодной головою, горячим сердцем и чистыми руками». Как завещал Феликс Эдмундович. И поэтому тем из нас, кто был из Москвы или ближайшего Подмосковья, разрешалось жить дома, а иногордним – снимать комнаты или квартиры. Тем более что стипендия на первом курсе была 75 рублей. С добавлением по червонцу на последующих курсах. Родина всегда любила «вооруженный отряд Партии», мало в чем ему отказывая. За что и поплатилась. Но это совсем другая тема. Мы же пойдем дальше. В плане диалектического развития.

Как я уже упоминал, 1 сентября начались занятия в Высшей школе. Эта кузница чекистских кадров, давшая Стране немало героев тайной войны, а в новой России политиков, олигархов и даже Президента, располагалась на Ленинградском проспекте, рядом с Белорусским вокзалом. Неприметное, в четыре этажа кубическое серое здание, затененное деревьями со стороны фасада и без вывески на входе, прятало за собой целый комплекс. В нем, скрытые от посторонних глаз, таились учебные корпуса с аудиториями и спецклассами, кафедры хитрых наук, клуб со спортзалом и подземным тиром, а также объекты прочей инфраструктуры.

Обучать профессии, с первых же дней нас стали активно и целеустремленно. Гражданские академии с университетами отдыхают. В числе общественных дисциплин были научный коммунизм, марксистско-ленинская философия, политэкономия, а также общая и социальная психология, которые дополнялись всеми отраслями права, в числе профильных – десяток номерных СД (спецдисциплин), плюс иностранные языки: китайский, английский и французский. Помимо этого – стрелковая подготовка из всех видов отечественного и зарубежного оружия, а также мало неизвестное в то время каратэ (на первом факультете – самбо).

Столь высокую нагрузку выдержали не все, и уже в первом семестре ряды нашего факультета поредели. Трех слушателей отчислили за неуспеваемость, а один впал в депрессию и загремел в Кащенко[10], откуда не вернулся. На этот счет в ВКШ существовало железное правило. Завалил экзамен – отчислят, взяв подписку о неразглашении. И, как говорят, «гуляй Вася». Авторитет высоких пап не помогал. Коррупции в «системе» тогда еще не было. А потому мы грызли гранит наук вдвойне. Как завещал великий Ленин.

Поскольку в своей первой жизни во время обучения я жил в общежитии на «Хавской», а после лет двадцать обретался на съемных квартирах и плавбазах с гостиницами, в этот раз снял однокомнатную квартиру. Благо средства на то имелись. Квартира располагалась в районе станции метро «Динамо» в кирпичной высотке неподалеку от военной академии имени Жуковского и обошлась мне в пятьдесят рублей в месяц. Хозяйка квартиры, старушка «божий одуванчик», жившая в Подмосковье с детьми, поставила единственное условие: не водить туда женский пол. Что я лукаво пообещал.

Умственных и физических затрат организма на изучение спецдисциплин, общественных наук и юриспруденции у Волобуева было намного меньше, чем у обычных слушателей, что позволило в полной мере отдаться изучению языков, приоритетным из которых стал китайский.

Ко времени описываемых событий то, что я ляпнул Творцу, у меня конкретизировалось предельно четко. После бегства в Китай, а точнее в его провинцию Тибет, я планировал объявиться ламой, предрекая будущее «сильным мира сего», а заодно странам и континентам. По принципу «воровать так миллион, любить так королеву». Тут было несоизмеримо больше.