В заключение, Ф. Хольдидж приходит к убеждению, что кафиры несомненно представляют потомков древних низанцев, – древних настолько, что уже историк Александра говорит об их происхождении, как о мифе.
Д-р Робертсон мнения совершенно противоположного: кафиры, – говорит он, – потомки древнего индийского народа, населявшего восточный Афганистан, отказавшиеся в XI столетии принять ислам и бежавшие в непроходимые горы, где нашли туземцев, которых отчасти уничтожили, отчасти же с ними ассимилировались. Остатки этих горных аборигенов д-р Робертсон видит в племенах презунов, джазис и арамс, которых, однако, именует кафирами же. Британскому агенту удалось познакомиться с представителями всех племен кафиров, кроме таинственного племени ашхунов, находящихся в постоянной вражде с прочими племенами; кафиры так же мало знают ашхунов, как и д-р Робертсон. Ашхуны населяют область между Рамгулем и Булумом, с одной стороны, и областью веев – с другой. От кафиров Рамгула и Кулума ашхунов отделяет горная цепь (судя по расспросам); река же, орошающая область их, впадает в реку, составляющуюся из Презуна и Эти. Большая часть ашхунов, как и веев (нижней части долины Ней) исповедывают магометанство, чем и следует объяснить вражду к ним прочих племен. Помимо многих наречий, в Кафиристане употребляются три различные языка, из коих самый употребительный язык сиа-пошей[9] (Siah-Posh), называемых так по их темным одеждам. Сиа-Поши не составляют отдельного племени, входя в состав разных племен, они понимают все друг, и язык их может считаться наиболее корректным из употребляемых в Кафиристане.
Ориенталисты Англии и признают cia-пошей истинными кафирами-аборигенами. Следующие два языка – презунов и веев, отличны как друг от друга, так и от языка сиа-пошей. – Кафиры Башголя говорили д-ру Робертсону, что научиться языку веев можно только с детства поселившись среди них; языку же презунов совсем нельзя научиться.
Презуны отличаются резко от прочих кафиров не одним только языком, почему д-р Робертсон и хочет видеть в них только аборигенов страны. Он присутствовал при их жертвоприношениях и религиозных служениях, и называя пение жрецов музыкальным мяуканьем, говорит, что при всем желании он не был в состоянии повторить ни одного слова, ни одного звука…
Распределяя племена по их языку; д-р Робертсон, во-первых, отмечает сиа-пошей, затем – веев и родственных им, вероятно, ашхунов, и наконец – презунов. Большая часть кафиров принадлежит, в этом отношении, к сиа-пошам, племена которых населяют северные долины Кафиристана, хотя и разделенные между собою долиною Презун.
Среди тех, кого д-р Робертсон называет сиа-пошами, главное племя составляют катиры, населяющие западную долину, граничащую с Афганистаном. К этой долине (по расспросам) имеется от 20 до 30 селений катаров, которые здесь известны более под именем ракгуль-кафиров, или габариков. К востоку от Рамгуля расположена долина Кулам (с четырьмя селениями), главная река которой соединяется с такою же – долины Рамгуль и впадает в р. Кабул, через Лугман. К востоку от долины Кулам живет ветвь племени катаров – кти (два небольших селения). Верхняя часть долины Башголя, вплоть до области кафиров-мадугалей, также населена ветвью племени катаров, которые в общем более многочисленны, чем все жители долины прочих племен. В нижней части долины Башголь живет довольно значительное племя вамов, имеющее непосредственно на севере соседями племя мадугалей, а на западе – маленькое племя каштанов. Ветви катаров, о которых говорит Робертсон, составляют на самом деле совершенно отличные и независимые общины, но внутренняя их организация та же, что и у всех племен и общин. Каждое племя Кафиристана разделяется на семейства, или кланы, и индивидуальное значение каждого кафира зависит от численности того семейства, в которому он принадлежит, и того положения, которое он в клане занимает. Дела племени номинально управляются советами старшин, называемых джастами, но фактически находятся обыкновенно в руках 3–5 из этих джастов, отличающихся от своих товарищей мудростью и, в особенности, богатством; вообще, в Кафиристане богатству придается громадное значение. Робертсон на обстоятельстве этом особенно останавливается; но, кратко резюмируя, можно сказать, что кафир, будь он хоть семи пядей во лбу, высокого значения в народе не добьется, если он не богат, или если он не оратор: красноречие в Кафиристане – тот же капитал.
Чтобы сделаться джастом, кафир должен пройти через длинный ряд обычаями установленных церемоний, продолжающихся у племени камов, например, около трех лет, у других – несколько меньше. Кандидат должен, между прочим, в разных случаях дать одиннадцать банкетов всему племени и, кроме того, десять пиров для джастов, причем пиры и банкеты эти устраиваются при участии женщины, его жены, или посторонней, но играющей в деле этом важную роль. Чаше всего, хозяйкой пиров, или ассосиаторшей кандидата является именно женщина посторонняя, – жена другого будущего кандидата в джасты. Расходы по выборам, т.-е. на пиры, так велики, что редкий кафир может произвести их одновременно и самостоятельно, и вот половину их принимает на себя другой кафир, впоследствии намеревающийся пройти через эти же церемонии, и, помимо следуемой суммы денег, дает в помощь первому свою жену; через 2–3 года, когда настает очередь второго кандидата, первый заплатит ему тем же.
Впрочем, вся честь достается устроителю пира; компаньонка же его пользуется лишь правом присутствовать на некоторых танцах, причем носит особенную, отороченную мехом, почетную обувь…
Остальные церемонии для получения звания джаста чрезвычайно сложны и утомительны для передачи, но среди них есть весьма оригинальные: так например, кандидат, в глухую зиму, в доме своем должен на земляном полу засеять хлебом миниатюрное поле и выходить его; церемония эта тем более оригинальная, что представляет единственный случай, когда сын племени камов занимается земледелием. Сделавшись джастом, кафир, однако, не освобождается от этих сложных и дорогих церемоний: периодически он, или сыновья его, должны вновь проходить через их цикл, дабы поддержать свое влияние в народе.
Вообще законы роскоши в Кафиристане чрезвычайно требовательны: надеть на праздник яркое платье, или блестящий тюрбан, может только джаст, или воин, приглашенный на праздник знати, причем ему даются украшения, уравнивающие его с прочими благородными и знатными джастами. В известных пределах, однако, франтовство разрешается каждому кафиру, но за это он должен платить селению, или племени, налог, а каждое новаторство в костюме обходится очень дорого; так например, при д-ре Робертсоне один кафир, за право ношения красных панталон, уплатил общине шесть коров…
«Мы все равны, – говорят кафиры, – а кто хочет тем или другим выделиться из толпы, видя в этом преимущество, должен платить за это остальным, которые преимуществом этим не пользуются»…
Среди джастов имеется особый небольшой кружок высшей аристократии, члены которого, за особо-многочисленные пиршества народу, получают почти царскую привилегию – вне дома сидеть на четыреногих табуретках. У камов этой привилегией пользуются только пять мужчин и одна женщина.
В общем, правительство в Кафиристане демократическое, и все вопросы политики внешней и внутренней обсуждаются публично депутатами-джастами в местных парламентах каждого племени, хотя в обыкновенных случаях все исходит от нескольких седых бород, составляющих нечто в роде министерства внутренних дел. «Парламент кафиров представляет оригинальный спектакль, – говорит д-р Робертсон; – почти всегда царствует здесь неумолчный шум, сразу говорят нередко до двенадцати человек, имеющих каждый свою группу слушателей, которые обыкновенно со вниманием слушают избранника своего; но если внимание это исчезает, оратор возвращает к нему слушателей громкими криками: „ай! ай!“ – а нередко и палкой»…
Если вопрос особенно интересен, сразу говорит весь парламент и никто не слушает, пока не выступит на трибуну популярный оратор… тогда смолкают все, и ассамблея с истинным вниманием выслушивает своего лидера, одобряя его криками и стуком и страстно выражая восторг свой…
