Малькольм нажал на рычаг телефона и опустил в прорезь еще монету. Трубку сняли уже после второго гудка.

– Доброе утро, «Транс-Уорд-Эрлайнз». – Должно быть, девушку выбрали за жизнерадостный голос. – Чем могу помочь?

– Здравствуйте, меня зовут Генри Купер. Мой брат улетает сегодня в отпуск. Ну, подальше от забот, понимаете? Он даже не сказал куда – может, сам этого еще не знал. А нам хотелось бы сделать ему подарок перед отлетом. Он уже выехал из дому, но нам кажется, он собирался на рейс двадцать семь, вылет в шесть утра. Вы не скажете, у него забронирован билет?

Последовала короткая пауза.

– Да, мистер Купер. Ваш брат забронировал билет на этот рейс до… до Чикаго. Билет он еще не забрал.

– Отлично. Спасибо вам огромное. Могу я попросить вас еще об одной услуге? Будьте так добры, не говорите ему, что мы звонили, ладно? Сюрприз, понимаете ли – он называется Венди, и она полетит с ним или этим же рейсом, или следующим.

– Да, конечно, мистер Купер. Хотите, чтобы я забронировала билет для леди?

– Нет, спасибо. Думаю, мы приедем в аэропорт и там посмотрим. Самолет ведь вылетает в шесть?

– Совершенно верно.

– Отлично, тогда мы едем. Спасибо.

– Вам спасибо, сэр, что обратились в «Ти-Дабл Ю-Эй».

Малькольм вышел из телефонной будки и смахнул с рукава несколько ворсинок. Мундир Этвуда пришелся ему почти впору – ну, разве что чуть великоват. Вот ботинки оказались здорово велики, так что ноги Малькольма болтались в них совершенно свободно. Начищенная до блеска кожа скрипела при каждом шаге. С автостоянки Малькольм вошел в главное здание Национального аэропорта. Плащ он нес, перебросив через правую руку, фуражку надвинул козырьком на самые глаза.

Конверт без марки, адресованный ЦРУ, Малькольм опустил в почтовый ящик. В письме излагалось все, что он знал, включая текущий псевдоним Мароника и номер рейса. Кондор надеялся, что ему не придется полагаться на почту Соединенных Штатов.

Зал ожидания понемногу наполнялся людьми. Непрерывно кашляющий уборщик сметал окурки с красного коврового покрытия. Мать пыталась угомонить расшалившегося ребенка. Студентка нервно кусала губы: она не знала, примут ли у нее скидочную карту соседки по общежитию. Трое морских пехотинцев, летящих на побывку домой в Мичиган, делали ставки, примут или нет. Богатый пенсионер и безработный алкаш дремали в соседних креслах в ожидании летящих из Детройта дочерей. Перебравший накануне джина с тоником торговец пылесосами сидел, напряженно выпрямившись, поскольку не знал, какие последствия имеет эффект полета в сочетании с тяжелым похмельем. Тот, кто составлял программу музыки, транслировавшейся по динамикам аэропорта, видимо, решил, что в ранние утренние часы лучше всего идет джаз, поэтому теперь по всему зданию слышались инструментальные обработки «Битлз».

Малькольм выбрал кресло, с которого мог хорошо слышать все, о чем говорили у стойки регистрации. Он сел рядом с тремя морпехами, которые вежливо проигнорировали его присутствие. Лицо он прикрыл журналом. Правой рукой он достал из-под полы мундира пистолет с глушителем, спрятал его под плащом и принялся терпеливо ждать.

Ровно в пять тридцать в зал спокойно вошел Мароник. Джентльмен с запоминающейся внешностью шел, чуть прихрамывая, – мягкосердечные наблюдатели стараются не таращить на таких глаза, но все равно невольно смотрят. Все их внимание приковано при этом к хромоте, а остальные черты остаются незамеченными. Примерно такой же эффект часто оказывают форменные мундиры.

Мароник отрастил усы – с помощью гримировального набора для любительского театра. Поэтому, когда он остановился у стойки регистрации, Малькольм его не узнал. Однако знакомый мягкий голос мгновенно заставил его напрячь слух.

– Меня зовут Джеймс Купер. Полагаю, у вас лежит забронированный на мое имя билет.

Девица за стойкой дернула головой, стряхивая с глаз каштановый локон.

– Да, мистер Купер. Рейс двадцать семь, до Чикаго. У вас еще пятнадцать минут до объявления посадки.

– Отлично. – Мароник расплатился за билет, сдал в багаж единственный чемодан, отошел от стойки и неуверенно повертел головой, будто пытаясь решить, куда идти. Почти пусто, подумал он. Хорошо. Несколько служащих… это нормально… мать с ребенком… нормально… старый пьянчуга… нормально… девица-студентка… нормально. Людей в одинаковых костюмах, рассредоточенных по залу и старательно изображающих ничегонеделание, не наблюдалось. Никто не бросился к телефону, включая девицу за стойкой. Все в норме. Он немного расслабился и не спеша двинулся в обход зала, разминая ноги перед долгим перелетом. Капитана военно-морского флота, бесшумно следовавшего за ним на расстоянии в два десятка шагов, он не заметил.

Увидев, как спокойно и уверенно держится Мароник, Малькольм едва не передумал. Впрочем, отступать было уже поздно. Помощь могла запоздать, и Мароник мог еще улизнуть. И потом, Малькольм должен был сделать это сам, своими руками. Он справился с возбуждением, подогретым наркотиком в крови. Другой возможности уже не представится.

Национальный аэропорт нельзя назвать безумно красивым, но в некоторой привлекательности ему все же не откажешь. Мароник позволил себе восхититься интерьерами, по которым он шел. Хорошо подобранные цвета, чистые линии. Неожиданно он остановился. Малькольм едва успел нырнуть за стеллаж с комиксами. Продавщица испепелила его взглядом, но промолчала. Мароник посмотрел на часы и задумался. Да нет, времени еще достаточно. Он двинулся дальше, но ленивая походка его ускорилась, сделавшись целеустремленной. Малькольм не отставал, стараясь не топать громко по мраморным участкам пола. Мароник вдруг повернул направо, толкнул дверь и вошел. Дверь за ним закрылась.

Малькольм ускорил шаг. Рука, в которой он сжимал пистолет, вспотела от жары, возбуждения и наркотика. Он остановился перед коричневой дверью. Мужской туалет. Он огляделся по сторонам. Никого. Сейчас или никогда. Осторожно, прикрывая пистолет телом от возможных зрителей, он достал его из-под плаща. Потом бросил плащ на спинку ближнего кресла. И наконец, стараясь совладать с сердцебиением, толкнул дверь.

Дверь подалась бесшумно. Отворив ее на дюйм, Малькольм разглядел в щель сияющую белизной комнату. Стену слева занимали зеркала. Он приоткрыл дверь на фут. Справа и слева от двери белели умывальники. На противоположной от зеркала стене виднелись четыре писсуара и угол кабинки. В нос ударил запах лимона: в туалете совсем недавно распылили освежитель воздуха. Малькольм толкнул дверь и вошел. Дверь мягко закрылась, и он привалился к ней спиной.

В помещении было светлее, чем на улице. Музыка здесь играла громче, чем в зале, а керамическая плитка на стенах и железные перегородки кабин придавали ей жесткое, дребезжащее звучание. Малькольм повернулся лицом к кабинам. Три кабины. Две пустые, а в щель под третьей, дальней дверью виднелись ботинки носками к Малькольму. Хорошо начищенные ботинки, такие же чистые, как все в этом помещении. В динамике под потолком флейта весело выдала вопросительный аккорд, на который тут же отозвался рояль. Малькольм медленно поднял пистолет. В диалог музыкальных инструментов вмешался звук разматывающегося рулона туалетной бумаги. Снова подала голос флейта, на этот раз довольно печально. Щелчок сдвинутого предохранителя слился со звуком отрываемой бумаги и негромким ответом рояля.

Пистолет в руке у Малькольма дернулся. В тонкой металлической двери кабины возникла маленькая дырочка. Ноги под дверью зашевелились. Мароник, легко раненный в шею, отчаянно пытался достать пистолет из заднего кармана спущенных ниже колен брюк. Обычно он носил пистолет в кобуре на поясе или под мышкой, но сейчас собирался выбросить его, прежде чем проходить контроль. На этом этапе задуманного им плана нужды в оружии не ожидалось, но предусмотрительный Мароник не спешил избавляться от пистолета до самого последнего момента – на всякий случай.

Малькольм выстрелил снова. Вторая пуля, с визгом пробив железный лист, вонзилась Маронику в грудь и отшвырнула его к стене. Стреляные гильзы со звоном падали на кафельный пол. К запаху лимона добавилась вонь бездымного пороха. Третья пуля продырявила Маронику живот. Он негромко всхлипнул и привалился к правой перегородке тесной кабины. Непроизвольным взмахом руки он задел рычаг, и шум спускаемой воды заглушил его всхлипы и негромкие хлопки выстрелов. Когда Малькольм нажал на курок в четвертый раз, проходящая мимо двери стюардесса, услышав приглушенный кашель, вспомнила, что до лета еще целый месяц, и пообещала себе принимать больше витаминов. Эта пуля не задела Мароника, но раздробила плитку на стене, осыпав все вокруг градом острых осколков. Несколько таких вонзились ему в спину, но это уже ничего не меняло. Пятая пуля Малькольма попала Маронику в левое бедро, дернув его обратно на стульчак. Теперь в щель под дверью были видны не только ноги, но и свесившиеся руки. На белом кафельном полу темнело несколько красных пятен. Тело Мароника стало медленно соскальзывать с унитаза. Малькольм не хотел рисковать и, прежде чем взглянуть в лицо умирающему, выпустил две последние пули. Обнаженное, странно безволосое колено неловко сползло по перегородке и уперлось в стальную стойку. Теперь Малькольм видел и лицо. Смерть лишила Мароника характерных, запоминающихся черт, превратив его лицо в обычную, застывшую маску.