– Я, наверно, останусь после концерта у Джейн, милый. Хочешь, чтобы я позвонила?

– Нет, дорогая. Я буду знать, что ты у нее, если не вернешься до полуночи. Обо мне не беспокойся. Поцелуй от меня Джейн.

Пара вышла на крыльцо. Этвуд запечатлел на напудренной щеке жены казенный поцелуй. Еще не сев в машину (спортивное американское купе, не «Мерседес»), Элен уже думала только о любовнике и долгой ночи, которая им предстоит. Этвуд же, еще не закрыв входную дверь, снова думал о Маронике.

Малькольм наблюдал эту сцену у дверей, хотя лиц на таком расстоянии разглядеть не мог. Отъезд жены укрепил его уверенность. Он полчаса выждет.

Из этих тридцати минут прошло не больше половины, когда Малькольм заметил двух мужчин, идущих по дороге от ворот к дому. Фигуры совершенно терялись в тени деревьев. Если бы они не двигались, Малькольм мог бы вообще их не заметить. Единственное, что он разглядел из своего укрытия на холме, – это то, что один из них неестественно высок. Что-то в этом высоком человеке не давало покоя подсознанию, но вытащить эту мысль на поверхность Малькольму никак не удавалось. Оба незнакомца позвонили в дверь и скрылись в доме.

Будь у Малькольма бинокль, он разглядел бы машину вновь прибывшей пары. Они оставили ее у самых ворот, а остаток пути проделали пешком. Притом что Мароник хотел оставить следы своего посещения дома Этвуда, он не видел резона позволять ему увидеть их автомобиль.

Малькольм досчитал до пятидесяти и начал спускаться к дому. Триста ярдов. В темноте он почти не видел сучьев и корней, о которые можно споткнуться и поднять шум. Он двигался медленно, не обращая внимания на царапавшие кожу колючие кусты. На полпути Малькольм споткнулся-таки о пень, порвал штаны и рассадил колено. Каким-то образом ему удалось удержаться и не вскрикнуть. Сто ярдов. Бросок через невысокие кусты и поросшую травой поляну – и он съежился за оградой из валунов. Отчаянно глотая воздух, Малькольм достал тяжелый револьвер. Колено болело, но он старался об этом не думать. За стеной раскинулся двор. Справа виднелся садовый сарай. Между ним и домом росло несколько вечнозеленых кустов. Слева темнел лес. Малькольм посмотрел на небо. Луна еще не взошла. Редкие облачка почти не заслоняли ярких звезд. Он ждал, стараясь совладать с дыханием и уверяя себя в том, что не слышит в темноте ничего необычного. Малькольм перевалился через каменную ограду и перебежал к ближнему кусту. Пятьдесят ярдов. От сарая бесшумно отделилась тень и слилась с кустом. Малькольм мог бы заметить ее. Но не заметил.

Еще одна перебежка – и от дома Малькольма отделяло уже всего двадцать пять ярдов. Свет из окон заливал двор, за исключением узкой полосы травы у самой стены, а еще тени от росшего ближе других к дому куста. Подоконники располагались совсем невысоко. Малькольм не хотел, чтобы чей-то случайный взгляд в окно заметил его, бегущего по газону. Поэтому следующие полтора десятка ярдов он прополз, стараясь держаться в тени куста. Десять ярдов. Сквозь открытые окна он услышал голоса в доме. Он убедил себя в том, что все другие звуки порождены его воображением.

Малькольм сделал глубокий вдох и, перепрыгнув через куст, устремился к стене под окном. Сделав пару шагов, он услышал за спиной какой-то шорох. А потом его шею чуть ниже затылка обожгло ослепительной болью.

Сознание вернулось к Малькольму сразу. Перед глазами угадывалось какое-то движение, потом тело послало в мозг отчаянный сигнал: сейчас его стошнит. Он дернулся, приподнялся и упал головой в заботливо подставленное ведерко. Когда приступы рвоты прекратились, Малькольм снова открыл глаза, чтобы оценить ситуацию.

Ему пришлось поморгать, чтобы очистить контактные линзы. Он сидел на полу в шикарно обставленной комнате. В центре дальней от него стены располагался камин. Между Малькольмом и камином удобно устроились в мягких креслах двое мужчин. Тот, который застрелил Венди. Малькольм поморгал еще немного. Повернув голову, он разглядел силуэт человека, стоявшего справа от него. Очень высокого и худого. Кондор попытался разглядеть его получше, но кто-то четвертый, стоявший позади, схватил его за волосы и повернул лицом к двум сидящим. Малькольм сделал попытку пошевелить руками, но они оказались связаны за спиной.

Старший из сидящих улыбнулся, явно довольный собой.

– Что ж, Кондор, – произнес он. – Добро пожаловать в мое гнездо.

Лицо второго хранило почти безразличное выражение, но в его глазах Кондору померещилось ироничное любопытство.

– Нам пришлось долго вас искать, дорогой Малькольм, – продолжал старший, – но теперь, когда вы наконец здесь, я даже рад, что Мароник не застрелил вас тогда. У меня к вам есть несколько вопросов. Ответы на некоторые мне известны, на некоторые – нет. Самое время получить их. Вы со мной согласны?

Во рту у Малькольма пересохло. Долговязый тип поднес к его губам стакан воды. Когда Малькольм напился, он посмотрел на этих двоих в упор.

– У меня, – прохрипел он, – тоже есть вопросы. Ответы за ответы.

Старший снова улыбнулся.

– Мой дорогой мальчик, вы, наверное, не поняли. Меня не интересуют ваши вопросы. У нас нет времени на них отвлекаться. И потом, зачем мне вам что-либо объяснять? Это все равно ничего не изменит. Нет, это вы нам все расскажете. Что, Катлер, он достаточно пришел в себя или вы немного перестарались с ударом?

Голос мужчины, державшего Малькольма, оказался низкий, гулкий.

– Сейчас придет. – Сильные руки прижали Малькольма к паркету. Долговязый пригвоздил его ноги к полу, а Мароник, поднявшись из кресла, приспустил Малькольму брюки и воткнул в артерию, вздувшуюся на ноге, шприц. Так эффект от инъекции наступает быстрее, да и шансы, что патологоанатом заметит крохотное пятнышко на внутренней стороне бедра, стремятся к нулю.

Малькольм прекрасно понимал, что происходит, и все же пытался сопротивляться неизбежному. Он заставил себя представить кирпичную стену – вид кирпичной стены, запах кирпичной стены, ощущение кирпичной стены на ощупь. Он сам сделался кирпичной стеной. Он утратил чувство времени, но кирпичная кладка держалась. Он слышал голоса, которые спрашивали его о чем-то, но он и их превратил в новые кирпичики для его стены.

Затем – медленно, по кусочку – сыворотка правды начала рушить стену. Допрашивающие аккуратными, точными ударами молотков отбивали от нее куски. Сначала крошился раствор. Потом начали выпадать большие куски кладки. Где вы работаете? Чем занимаетесь? Кусок за куском стена обрушивалась. Что произошло в прошлый четверг? Что вам известно? Что вы сделали? Зачем так поступили?

Стена медленно, но необратимо рушилась на глазах у Малькольма. Ему было жаль ее, но он ничего не мог поделать, чтобы остановить разрушение. В конце концов его усталый мозг начал отключаться. Вопросы прекратились, и он провалился в забытье. Потом Кондор ощутил еще один слабый укол в бедро, и забытье сменилось онемением.

Мароник немного ошибся в расчетах. Эта ошибка была вполне естественна: он имел дело с дозами в считаные миллиграммы, тогда как результат зависел от множества трудно поддающихся учету факторов. И все же он мог действовать осторожнее. Когда Мароник тайком выдавил из шприца, который дал ему Этвуд, половину дозы, то полагал, что и оставшегося хватит, чтобы Малькольм потерял сознание. Остатка не хватило. Наркотик, как и ожидалось, смешался с пентаталом натрия, но его силы хвалило лишь на то, чтобы лишить Кондора возможности двигаться – сознание оставалось включенным.

Малькольм покачивался в полудреме. Веки его остались полуприкрытыми, но и закрыть их окончательно он не мог. Звуки доносились как из эхо-камеры. Сознание их не отслеживало, но и запоминать не мешало.

– Может, прикончить его сейчас? (Низкий голос.)