Нацумэ плакала, серебряные слезы стекали с ее глаз, и она плакала. Ночью ей не хотелось спать, она накинула черный шелковый халат. И побрела по веранде вдоль всего дворца, осматривая все великолепие Площади Пяти Лун. Дворцы, идущие по всему периметру веранды, устланной розовыми лепестками. Сияющие разными цветами луны… и водопад, стекающий с островка, на котором росло огромное древо с множеством ветвей… тихий ночной ветерок разносил лепестки сакуры по всей Площади. Она заметила Цукиёми, который молчаливо вытянул руку, на нее упал один лепесток, он сжал его… Нацумэ подкралась ближе, видимо Цукиёми не ожидал, что кто-то его увидит. В истинном лунном свете, он был еще красивее, чем прежде. У Нацумэ-химэ защемило сердце. Цукиёми смотрел далеко на водопад и на древо. Нацумэ боялась пошевелиться и нарушить его покой, она просто наблюдала за ним. У него на лице была лишь печаль, и тут он отчетливо произнес, глядя вдаль:

— Сакурахару… — и в этом имени было столько боли и печали, что Нацумэ невольно снова заплакала. Та самая девушка… та единственная, его любовь — Сакурахару… «Весенняя сакура».

Весенняя сакура, вечно цветущая… вот почему древо так назвали. Так значит, это древо и есть, она?

— Это она, да? Сакурахару? — сквозь слезы Нацумэ все же подала голос. Цукиёми обернулся и удостоив третью супругу презрительным взглядом, ответил:

— Я убил твою сестру. И убил Богиню, бывшую до Томоэ моей женой… и тебя я тоже убью… но парадокс в том, что сколькими бы я не пожертвовал… ее мне не вернуть.

Нацумэ никогда не слышала более жестоких слов в своей жизни. И тем не менее, она все равно его жалела.

— Ты не пробовал сходить к ней? Сходить к древу? Даже если она стала всего лишь призраком твоей любви… ей я уверена, все еще есть, что сказать тебе.

Он покачал головой, всматриваясь в центр Площади, водопад шумел, а лепестки сакуры продолжали витать в воздухе словно снег.

— Я слишком труслив для подобного…

— Ты боишься своей вины перед ней? Что она тебя не простила?

— Возможно. А возможно, собственных страхов. Уходи… — внезапно произнес Цукиёми, будто обреченно. Он и правда обречен — подумала Нацумэ. На вечное одиночество из-за Сакурахару.

Она так и стояла не шелохнувшись, пока Цукиёми не подошел ближе. На его поясе блестели стеклянно-лунные ножны с черным кликом внутри и прозрачной рукоятью. Он вынул меч из ножен, на лезвии были выгравированы лунные руны.

— Можешь сбежать сейчас, я тебя отпускаю… или же убей меня прямо здесь. Это лунный меч. Его сила в том, что вынутый из ножен клинок не может вернуться в них, не обагрив себя кровью… а еще лунный клинок может разрезать все, что угодно, можно убить любого. Даже Бога.

Он перевернул рукоять к ней, и холодная хрустальная рукоять катаны застыла в ее трясущихся пальцах. Острие клинка он остановил на своей груди. Нацумэ надавила на рукоять. Ее переполняла злоба и ненависть, и в то же время из глаз продолжали литься предательские слезы.

— Не могу… — вымолвила она, и ноги подкосились, они рухнули вниз, оба на коленях, Нацумэ обхватила рукоять правой рукой, а левой ударила Цукиёми в плечо. — Не могу! Почему? Почему мне так тебя жаль?! Ты убил мою сестру! И меня постигнет та же участь! Но почему я не могу тебя убить?! Почему ты смотришь на меня такими глазами!

— Клинок должен кого-то из нас убить… иначе…

— Ты не убьешь меня этим мечом! — Нацумэ посмотрела ему в глаза, собрав всю свою волю в кулак. — Меня нет смысла убивать этим мечом, тебе нужно… чтобы я забеременела и родила детей. Я нужна для опытов… а убивать расходный материал просто так… какой прок?

— Прости меня…

Он извиняется?! Лунный Бог лепечет извинения для Нацумэ? Богини, которую он все равно собирается убить? Так же он убил и Томоэ. Она еще больше разозлилась, вновь надавила на рукоять и без труда прорезала черные грудные доспехи лунного Бога. Значит, этот меч и правда может разрезать все, что угодно? Поняв, что делает, она отпрянула.

— Нет… я не могу этого сделать!

— Тогда убегай от меня!

— Нет. Я не могу тебя оставить. Несмотря на все, что ты сделал. Я хочу помочь. Я останусь с тобой и независимо от того, чем кончатся мои роды… но в таком случае пообещай мне одну вещь Цукиёми… — Нацумэ опустила клинок и перевернула рукоять, в руки своего супруга. — Если при родах я умру, и мои дети меня сожрут, я стану последней в твоих экспериментах. Ты не возьмешь себе в жены новых Богинь. Ты должен решить все с той кого любишь. Сакурахару, даже если она всего лишь призрак твоего прошлого…

И лунный Бог дал обещание рыжеволосой Богине огня, которую намеревался убить и впервые за долгие годы почувствовал угрызения совести от собственной жестокости.

Они просидели так молча еще какое-то время, после чего Нацумэ обняла Цукиёми, медленно вокруг падали лепестки сакуры словно снег… скрывая и закрывая собой холодную и темную землю. Лепестки сакуры скрывали горечь и печаль, проникнувшую в сердца этих двоих. Маленькая и хрупкая Нацумэ, как она думала, ничем так и не смогла помочь Цукиёми. Но, на самом деле… по сравнению со своей сестрой, жаждавшей собственной славы и Маюри, хотевшей беспрекословной любви лунного Бога… Нацумэ ничего не желала для себя. Она хотела спасти Томоэ, а теперь хотела спасти и Цукиёми. Она была достойна его любви и не должна была бы умереть… Цукиёми в ту ночь разрезал лунным клинком свою ладонь и поклялся на крови, что смерть Нацумэ не будет напрасной, что он сделает все возможное, чтобы измениться. А главное, попытается простить себя… и прийти к ней… к Сакурахару…

Несмотря на все попытки старейшин вразумить Цукиёми по своему, он стал больше времени проводить с Нацумэ и ему просто нравилось, что они были вместе. Она стала первой, кому он смог доверять и на кого мог положиться. Он учил ее обращаться с мечом, ведь Цукиёми был великолепным мечником. Быстрее него выполнять целые комбинации атак не мог никто.

Когда пришло время, Нацумэ-химэ, бывшая третьей женой лунного Бога, в смертельных родах родила четверых девочек, ставшими представителями третьей ветви клана Асудзима. Нацумэ была той, кто навсегда изменил жизнь во дворце лунного Бога. Она приняла темную сторону луны, чтобы, наконец, мир увидел ее белую сторону.

Извечные враги Вселенной. Сакурахару хорошо это знала, что Короли… Великие Короли Вселенной никогда не смогут жить в мире. Каждый из них слишком своенравен, чтобы признать главенство одного. Из-за них и начнется война. Король асуров — Салидин Рэдгрейв. Король Богов, коим он себя считает — Магрогориан Аринглер. Король Нифльхейма Эвергрин ван Эбер. Король Неба — Механик Судьбы, именовавшийся Оскурасом и ее родной отец. И, наконец, самый сильный и могущественный из них, Король, который спит. Сакурахару полагала, что пока он спит, этот Король, война не начнется. Потому, что три ныне пробужденных Короля еще хоть как-то умудрялись сосуществовать в одной Вселенной. То с пробуждением четвертого мир изменится навсегда. Золотой Король Драконов — Эльреба. Сакурахару полагала, что этой войны никому из трех оставшихся Королей не выиграть. У каждого из них была сильная и многочисленная армия… но у Короля Драконов имелась самая разрушительная из всех армий и пробудиться она вместе с ним. Армия, которая не пощадит никого. Сакурахару вместе со своим отцом наблюдала разрушение Вселенной уже дважды. Уже дважды она видела, как золотое пламя поглощало все… и выстоял только Белый Город окруженный нерушимой защитой ее отца. Она уже видела, как погибали все они — люди, волшебники, Боги. Так к чему стремиться, если это произойдет снова? Что делать принцессе Небес? Чего ждать? Или так же продолжать сквозь пальцы смотреть на все происходящее и снова… пережить это еще раз…

Сакурахару была вечно молодой, прекрасной наполовину Богиней, наполовину Высшим существом айлой, состоящим лишь из чистой светлой материи Созидания. Своим созданием она была обязана Механику Судьбы — его она и называла отцом. Но по сути была лишь при нем как красивая служанка, которая невольно могла лишь исполнять волю своего создателя, словно марионетка. У нее были глаза необыкновенного цвета — бледно-розового цвета, как лепестки апрельской сакуры, длинные, черные, прямые волосы, и у левого уха единственная прядка, выбивавшаяся из общей массы своим цветом… под цвет глаз Сакурахару прядь ее волос была розовой. Принцесса Неба всегда носила шелковые кимоно — розовые или бледно-голубые.