Кувыркнувшись, уже через мгновение Бортник стоял на ногах. Он заметил, как Заяц, забравшись в лодку, отбивается палашом от наскоков ворма с копьем. Но помочь раненному товарищу не мог. На него с двух сторон неслись муты: первый, в кольчуге – с трубой, второй, долговязый – с ятаганом.

Они слегка опешили при виде того, как Бортник покалечил их главаря. Но тут же взъярились и явно намеревались взять реванш. Однако это совершенно не устраивало Бортника.

План действий родился моментально. Ворм с куском чугунной трубы наперевес выглядел хотя и угрожающе, но и сам представлял из себя удобную мишень. Чем, безусловно, требовалось воспользоваться. И Бортник воспользовался.

Он отскочил вправо – так, чтобы между ним и вормом с ятаганом оказался распластанный на песке «латник». Реагируя на маневр противника, мутант с трубой резко притормозил. По инерции его, конечно же, занесло. Пытаясь сохранить равновесие, ворм на мгновение замер в позе кузнеца, позирующего скульптору. Тут Бортник и достал его своим палашом с полуторной заточкой.

Кончик клинка угодил под широкий подбородок – благо, что мутант сам его невольно подставил, запрокинув голову. Р-раз! – и из рассеченной гортани брызнула кровь. И без того поганую рожу ублюдка перекосило, глаза полезли из орбит. Он захрипел, но все-таки нашел силы махануть обрезком трубы.

Бортник легко увернулся от выпада и уже прицельно, с оттяжкой, отсек муту голову. Возможно, тот подох бы и без этого, но Бортник не сдержался – как не рубануть, когда ублюдок сам шею подставляет? И малость увлекся.

Он успел развернуться, помня о ворме с ятаганом. И даже попытался сделать нырок, увидев, что мут уже занес над ним оружие. Но «трупоед» оказался проворнее.

Удар клинком по левому плечу был такой силы, что рука на несколько секунд онемела и выронила палаш. К тому же Бортник поскользнулся на мокрой глинистой почве и шлепнулся на спину. Мут тут же попытался добить беззащитного врага. Но Бортник, извернувшись, отбросил свое тело в сторону. Ладонь нащупала древко секиры поверженного ранее «латника» и вцепилась в него.

Оружие подвернулось более чем кстати. Бортник попытался выставить клинок секиры перед собой. Неугомонный ворм, нависая над противником, в очередной раз взмахнул ятаганом. Но малоактивная позиция «партнер снизу» на этот раз – редкий случай – не помешала, а помогла Бортнику. Дело ведь, в конце концов, не в позиции, а в сноровке и навыках. В мастерстве, короче говоря.

Находясь на волоске от гибели, он изловчился и пырнул ворма копейным острием секиры. Прицельно пырнул – в незащищенное место ниже короткой байданы. К большому несчастью для мута в этом месте у него находился пах. О чем Бортник не преминул напомнить.

Плоское и длинное, расширяющееся к основанию, острие со свистом вонзилось в плоть ворма, буквально насадив его на верхнюю часть клинка. Невозможно передать словами всю гамму чувств, охвативших мутанта. Но по инерции он успел-таки рубануть противника по голове, хотя и вскользь – помешал капюшон панциря.

Рассвирепев от такого хамства, Бортник ухватил древко секиры второй рукой и, напрягшись, перекинул тело ворма через себя. Он при этом визжал так, что у Бортника заложило уши. Но как тут не завизжать, когда пах и промежность рассечены до самого копчика?

Затем Бортник, не без труда, присел и попытался оглядеться. Ох! Ох-хо-хо… Голова раскалывалась на части, перед глазами вращались концентрические круги… Где же палаш? А, вот, вроде.

Встав на корточки, он попытался дотянуться до оружия, и в этот момент его кто-то с силой дернул за ноги. Ах ты тварь непотребная!

Забытый в горячке схватки «латник» вступил в нее неожиданно, но активно. Невзирая на выбитый глаз и почти отрубленную голень, мутант не собирался тихо и спокойно уйти в мир иной. Нет бы перед смертью о душе подумать, ан нет. Едва оклемавшись, он жаждал мести и рвался в бой. И даже потеряв литра три крови, по-прежнему оставался смертельно опасным врагом.

Оружия у него не было. Вместо правого глаза зияла кровоточащая рана. Одной ноги, считай, он уже тоже лишился. Но оставались целыми две здоровенные ручищи. Обхватив ими ноги Бортника, ворм рывком подтянул его к себе. А затем, зверея от ярости, впился зубами в бедро врага.

Штаны Бортника, изготовленные из специально обработанной кожи кабана-рыбы, выдерживали удар ножа и даже наконечника копья – благодаря скользкой и очень плотной чешуйчатой поверхности. Но ворм исхитрился прокусить штаны клыками и вцепился в ногу Бортника, как бультерьер. И сгрыз бы заживо – дай ему волю.

Тем более что хватка у челюстей мутанта была не слабее, чем у дикой крысособаки. Имел Бортник однажды такое удовольствие – отбиваться от стаи этих «санитаров леса». Так что мог сравнить. И сравнение получилось в пользу «трупоеда». В том смысле, что зубки тот имел ого-го…

Одного не учел вконец осатаневший ворм – если у него вообще осталась способность к разумным суждениям. Того не учел, что у Бортника, кроме палаша, в запасе еще и кукри имелся. Не хилый такой изогнутый тесачок длиной в две ладони. А также с полдюжины кованых гвоздей лежало в боковом кармане в специальных кармашках-сотах.

Однако Бортник в этот миг не выбирал, что лучше подойдет: нож или заточенный гвоздь; не думал он о таких тонкостях. Просто ухватился за то, что первым под руку подвернулось; а подвернулась рукоятка кукри. Остальное – дело мастера.

Схватил Бортник нож и полоснул мутанта по шее. Как следует полоснул: от лопухообразного уха до гортани. Так, что кровь из артерии струей брызнула. Чтобы уж наверняка.

Хотя, кто его знает наверняка, сколько у этих вормов артерий? Они ведь, твари, не зря от Полей Смерти питаются – все что угодно может отрасти и нарасти. Поэтому следующим ударом Бортник в глазницу уроду засадил – ту, что еще пялилась бельмом, в отличие от первой. Изощренно засадил – чтобы до мозга достать. И достал, кажется. А больше и бить-то было некуда – кираса прикрывала.

Но ворм и после этого еще минуты две дергаться продолжал. Зубы, правда, разжал. А вот ручищи свои, которыми голени Бортника обхватил, – нет. Так и продолжал держать, сцепив ладони в замок. Настоящий монстр, чего тут еще скажешь? Пришлось сухожилия подрезать – лишь тогда хватка ослабла.

Освободился Бортник от «латника», милосердно добил секирой скулящего ворма с распоротой промежностью и только затем огляделся. Вернее, сначала кровь с рассеченного лба смахнул, чтобы глаза не заливала. А уж потом посмотрел в сторону лодки.

Он, конечно, не забыл о Зайце и четвертом ворме. Просто, в бою ведь как? Кто под руку подворачивается, тех и мочишь. Вот он и мочил, пока народ не успокоился. А когда огляделся, то понял, что на помощь к товарищу, видимо, опоздал.

Нет, Заяц был еще жив. И ворма – который с копьем – он все-таки уложил. И сидел теперь на песке, прислонившись к борту лодки. Дышал даже, потихоньку. Но вот кровь пузырилась на губах. И дышал-то совсем плохо – с хрипом и посвистом. Достал его все же ворм своим копьем. Или еще чем…

– Ты это, терпи, Заяц, – попросил Бортник. – Я сейчас. Куда он тебя?

Товарищ смотрел мутными глазами. Потом с трудом выдавил, булькая кровью:

– Все… кажись… ты не… забудь…

«О чем не забудь?» – хотел спросить Бортник. Да не успел. Понял, что не слышит его Заяц. И не услышит уже никогда.

Оглянулся Бортник. Закрыл мертвецу веки. Помолчал. И вспомнил, о чем просил товарищ.

– Закопать, значит, тебя? – пробормотал под нос. – Поглубже, значит? Чтобы мутанты не сгрызли? Ну, если просил…

И словно что-то почувствовав, повернул голову влево. По берегу двигалось несколько смутных человеческих фигур. Вернее, человекообразных – кто ж на таком расстоянии разберет? Да еще под дождем?

Неужто вормы из той же шайки? Хотя… уж лучше «трупоеды», чем осмы. В любом случае не люди – нормальные люди по ночам не шарятся.

Сколько же их? Четверо? Или пятеро? Эх-хэ… Он крутанул левым плечом. Плечо шевелилось. Но плохо. Эх, прости, Заяц. Похоже, надо делать ноги.