- А может, не надо? - Карасик пытливо глянул сытыми глазками.

- Надо. За встречу. - И смущенно признался: - Больше нет. Потратился. Нечего добавить? Тогда извини.

- Нечего, - с иронической усмешкой на тонких губах сказал Карасик и повертел головой, которая, казалось, сидела на плечах, без шеи. - Запомни, у меня всегда есть.

Пока Карасик бегал в гастроном, Алесич еще почистил карманы и набрал на две кружки мелочи. Денег нет, и мелочь - не деньги. Он не думал, на что будет жить завтра, даже не думал, что будет делать, куда пойдет через час или два, когда закроют бар. Весь смысл жизни сейчас сузился до размеров этого стола, заставленного кружками и заваленного всякими объедками. Ему хотелось напиться и ни о чем не думать.

- Я говорил и говорю, - еще на подходе к столу начал Карасик, - от этой заразы нет никаких лекарств. Это не болезнь. Это жизнь. Нельзя лечиться от жизни. Вся жизнь идет по правилам. Каждый человек должен жить по этим правилам. Не хочешь жить по правилам, по которым живут все, придумай свои, лишь бы они не противоречили общим. И живи себе. Мои правила. Первое зарплату отдай жене. Чтобы никаких претензий. На выпивку заработай, если хочешь выпить. В наше время это не проблема. Тот не мужик, кто зарплату пропивает. Второе правило - уважай себя. Не напивайся так, чтобы тебя приводили, а еще хуже - привозили. Настоящий мужчина должен приходить домой на своих двоих. За стены не цепляться, столбы не обнимать. Столбы и без нас стоять будут, хе-хе... Третье правило - надо знать свою норму, знать так, как знаешь размер своих штанов. Представь, ты купил слишком просторные или, наоборот, слишком тесные штаны?.. Вот так. Даже этих правил хватит, чтобы быть передовым человеком, примерным семьянином... Ну, поехали! - Карасик отпил малость, поставил кружку. - Никому не верь, что это вредно для здоровья. Ты посмотри, кто теперь сдает бутылки. Женщины. И не только из-под молока. Значит, они - как и мы. Теперь все пьют. И не меньше. Об этом говорит и наука. Я читал брошюрку. Та же наука говорит, что люди теперь живут дольше. Улавливаешь связь? Конечно, моя жена грозится, мол, отправлю тебя туда, где из тебя выбьют дурь. Я знаю, это она не сама придумала. Докторов наслушалась. По радио, по телевизору. Ты знаешь, почему доктора кричат, хотя сами не меньше нас пьют? Слишком много докторов развелось, без работы им скучно. Вот и ищут болезни у людей. Еще никогда столько болезней не было. Почему? Люди стали хуже жить? Нет. Наука говорит, что люди теперь лучше живут. А болезней стало больше. Ясно, выдумали доктора. А выпивка никогда хворобой не была. Люди не дурные, знали, что жизнь на земле тяжелая. Вот и придумали водку себе на радость. Это не хвороба. Это настрой, радость! - И он ласково погладил кружку короткопалой ладонью. - Зачем от этого лечиться?

- Я вылечился. Хорошо вылечился. Совсем. - Алесич говорил как-то заторможенно, язык его начал заплетаться. - Я хотел вылечиться. Я очень виноват перед семьей. Очень... Знаешь, дошло до того, что не на что было купить школьную форму сыну, когда тот пошел в первый класс. Ну, моя и не выдержала, законопатила меня. Не буду говорить, как мне было там. Сколько раз и как я судил себя! Думал, вернусь человеком домой. На крыльях летел. Купил все новое, пошел на речку, искупался, старое сжег. Чтобы ничего не оставалось от той жизни. Вот так... А она не пустила. Не поверила. А может, кого завела, не знаю. Одним словом, от ворот поворот. Имел жену, сына, квартиру, завтрашний день... И вдруг ничего. Понимаешь? Ни-че-го! Никогда не думал, что попаду в такую ловушку...

Алесич допил кружку, оттолкнул ее подальше от себя так, что пустые чуть не посыпались на пол. Они и посыпались бы, если бы их не поддержал рукой Карасик. Он пуще всего боялся влипнуть в какую-нибудь пьяную историю. И теперь, взяв за руку Алесича, чтобы тот особенно не размахивал ею, заговорил с озабоченной ласковостью:

- Конечно, хреново. Но не так уж хреново, как ты думаешь. Ты не в диком лесу. Среди людей. Не звери... Ты как-то говорил, что у тебя в деревне мать. Хата, сад... Тебе есть где подлечить свои обкусанные бока. Деревне людей давай да давай. Бездельничать не придется, вернешься. Конечно, если на голову сразу такое, то хреново. Но ничего, пройдет. Все проходит. Ну, так за светлое, как говорят, будущее!..

До второй кружки Алесич не дотронулся.

- Слушай, - начал он тихо и как-то заискивающе, видать, нелегко ему было сказать то, что хотел сказать. - Слушай, может, я переночую у тебя? А утром разживусь грошей, махну к матери... - Он попытался улыбнуться, но улыбки не получилось, вышло что-то похожее на гримасу от неожиданной боли. Мать просила, чтобы я приехал с внуком. Обрадую... - И он ниже опустил голову, пряча глаза.

- Чудак! Зачем завтра? - Карасик поднял руку, задрал рукав, глянул на золотые часы на широком золотом браслете. - Лучше сегодня. Поезд на Гомель есть. Время тоже есть. А главное - деньги есть. Думаешь, стеклотара только тара? Она и нетто. Так что у меня всегда есть монет-та. И - никаких проблем. Моя баба знаешь какой зверь. Бывает, так встретит... Так что давай допьем и на вокзал.

На вокзале Карасик купил Алесичу билет, талон на постель, в буфете взял несколько бутылок пива и, запихивая их в карманы Алесича, ставшего вдруг безразличным ко всему, приговаривал:

- Бери, бери. Захочется жажду утолить...

У вагона Карасик достал свой потертый бумажник, долго рылся в его бесчисленных тайниках, вынул десятку и сунул ее в нагрудный кармашек пиджака Алесича:

- Чтобы не просил у матери на опохмелку, хе-хе! - Потом, подталкивая Алесича к дверям вагона, светясь всем своим маслянистым лицом, сказал проводнице: - Ты, землячка, разбуди его... - И, взяв Алесича за плечи, наклонил к себе и приподнялся на носках, чтобы поцеловать. - Ну, бывай, друг!

Алесич чмокнул губами в теплые и солено-липкие губы Карасика, потом, уже взявшись за поручни, сплюнул под ступеньки на рельсы, поднялся в вагон. Бутылки поставил на столик в купе. Разделся, повесил пиджак на крючок, лег на лавку, подложив руки под голову, и сразу точно провалился в темную бездну...

3

Дорошевич встал, но не бросился навстречу, как делал всякий раз, когда Скачков приезжал сюда в командировку. Он стоял за столом с застывшей улыбкой на лице, ожидая, пока гость сам не подойдет к нему.

Скачков хорошо знал эти заученные, стандартные улыбки, которыми маскируется безразличие, а то и враждебность и которые часто вводят в заблуждение неопытных и наивных. Дорошевич еще не обронил ни одного слова, а Скачков уже почувствовал, что тот встречает его без всякой радости, больше того, с внутренней неприязнью.

- Приехал к вам в качестве... - начал Скачков, пожимая пухлую, точно женскую, руку генерального директора производственного объединения.

- Знаю, знаю, - все с той же заученной улыбкой сказал Дорошевич. Прошу садиться. - И, не дожидаясь, когда Скачков опустится в тяжелое и низкое кресло у поперечного стола, уселся сам на свое место и, откинувшись на спинку, поглаживая округлый животик растопыренными пальцами, на этот раз открыто, от всей души хохотнул: - Хе-хе... Значит, решили променять столицу на Зуев. Признаться, я сразу не поверил. И сейчас, когда вы в моем кабинете и с направлением, тоже не верю. - Он задумался. - Помню, мы со своим соседом поехали ловить рыбу на Бесядь. Забросили донки. За ночь ни одна не взялась. Утро просидели с удочками. Тоже ничего. Неловко возвращаться домой пустыми. Сосед говорит, будем ловить раков. А как? Нет же ни сетки, ни подсачка. Руками, говорит. И нырнул под высокий обрыв. Вынырнул, в каждой руке по большому черному раку. Он их руками из нор доставал. Мне показал, как делать. До обеда полмешка натаскали. Но я не об этом. Собрались там из деревни на берегу, смотрят, как мы раков таскаем, дивятся. Один старик и говорит: "Глядите, паны. Наелись мяса, так жуков им захотелось"... Хе-хе...

- Я, Виталий Опанасович, не ради экзотики сюда приехал - работать...