Ну, наконец, вопрос решен. Тишина.
Наконец тишина, какая блаженная тишина, боже мой. Блаженная тишина. Наконец-то.
3
Черт. Черт, черт возьми!
Удар сильный, как будто откуда-то изнутри, так что теряю голову, руки и ноги — в воздухе. Снова движение, неожиданно, резко. Ничего невозможно понять. Да что происходит?
Во рту отвратительный вкус. Еще и это у меня украли, этот привычный момент, несколько рутинных, неосознанных секунд, сразу после пробуждения, когда вообще ничего не осознаешь. Первый момент. Только сейчас я был во сне, то есть не было никаких снов, такой поверхностный, неглубокий сон, который не принес никакого облегчения, ни на секунду. Голеностоп болел жутко, все время, при любом движении, даже во сне я чувствовал эту боль. Без сомнения, это все еще был я, с ноющим голеностопом, и никто иной. Ночной охотник, ночной хищник. Никто другой.
Что случилось? Что меня встряхнуло? Как накренилась эта машина?
Смотрю наверх.
Дверей нет, ни с одной стороны, светло, день, солнце сияет через остатки металла. День, а я здесь как на выставке. Прекрасно, замечательно.
У меня были самые благие намерения. Ни разу я не сделал ничего такого, что не было бы направлено на самое благоприятное разрешение вопросов.
Ладно, здесь уже ничего не скажешь, что, мол, не смог оптимально использовать обстоятельства. Обстоятельства были против нас, я бы предпочел другие, но вопрос мы все-таки решили. Я действительно хотел по-другому, но так получилось. Если надо, так надо.
Конечно, мне бы больше понравилось, если бы свет не был таким назойливым и я мог бы спать. Мне нужно много спать.
Медленно поднимаюсь, часть машины накренилась, так что ноги у меня сами собой соскальзывают вниз. Сижу нормально, смотрю вокруг. Ничего особенного.
Продолжаю подъем, медленно добираюсь до края сидений, выдвигаю ноги наружу. Как болит голеностоп. Как я вообще сюда добрался. С большим трудом. Нагибаюсь. Выглядываю, что там.
Машина, похоже, упала с подставок, с тех аккуратно сложенных кирпичей, на которые ее положили раньше; это и было причиной той встряски, которая меня разбудила. Мы просто перевернулись. С другой стороны машина была приподнята, поэтому она накренилась только в одну сторону, удар от падения отломал передний бампер, теперь он торчит наружу. Ничего особенного, вообще ничего особенного, такого, чего мы не видели раньше. Машина выглядит так, как будто стоит здесь уже два года и на нее набросились какие-то случайные вандалы, воры. Хотя мы здесь находимся не настолько долго. Презель должен уже вернуться. В какие вообще истории я все время попадаю? Да, знаю, почему, но что за дурацкие истории!
По-прежнему дикая боль.
Я слишком растянулся, сидеть на машине вообще невозможно.
Соскальзываю вниз, как-то сажусь, ноги на земле, в задницу упирается нижний край дверного проема. Я еще никогда так не сидел, поэтому мне все кажется как-то естественно, лишь бы не сидеть на корточках. Глава свисает, страшно тяжело удерживать рот закрытым. Нет, не буду высовывать язык, я еще не в фазе старческого кретинизма, только, может быть, эта фаза уже не так далеко. Надеюсь, что пока нет.
Полностью поднять голову не удается, могу только повернуть. Кучка пепла, вокруг какие-то вещи. Ха, сумка Шулича, поливинил. Смятая жирная бумага, даже ветром не унесло. Как у цыган, действительно. Камень, на котором я сидел, я его узнаю. Ха, куртка Агаты. Из джинсы, с какими-то зелеными полосами из кожи и что-то такое спереди, такой ретростиль. Только характер. Точно, я помню. Когда она ее сняла?
Когда же — а, тогда, когда вытирала рот. Не важно. Ничего себе курточка. Приятная. Цыганская.
Интересная персона, эта наша Агата. Смешно, что это все по-прежнему еще здесь. И ее дерьмо. А ее самой — нет.
Ха-ха, а ее нет.
Шулич лежит в стороне, совсем недалеко. Только сейчас мне его хорошо видно. Земля немного под углом, он лежит головой вверх, в сторону дороги. Смотри-ка, вот тюфяк. Солнце ему светит прямо в глаза, а ему хоть бы что. В уголке губ засохшая слюна. Голова у него очень странно закинута назад, так необычно, от этого здорово болит шея. Он очень бледен. А так вполне нормальное лицо — думаю, все в порядке. Только очень бледный, как смерть.
Солнце сияет. Я уже привык, ладно. Пусть сияет.
Вообще-то солнце довольно прохладное. Еще какое-то время оно будет светить, прежде чем потеплеет, хотя уже довольно светло. И еще какая-то влажность в воздухе, ощущаю ее очень остро, потому что очень хочется пить. Господи, что за ощущение во рту! Даже не сухости, а гнилости, острая необходимость в чистке, влажный, гнилой запах, действительно отвратительно.
Да, ну и ситуация. Представьте себе. Ну, попробуйте себе это представить. Мою ситуацию. Что я должен сделать? Ведь ничего нет. Вообще ничего. Есть только я.
Истоки моих проблем: голеностоп, грязь, царапины, раскрасневшиеся и раздраженные от пота, вонь и, конечно, жажда. Пить хочется невыносимо.
Хотя это еще ничего — мозги готовы взорваться. От жажды.
Для кого-то, может быть, это выглядит странно. Дебильно. Дебил.
Дебил. Да, страшный…
Господин подсекретарь по-прежнему сидит.
На небе нет ни облака. Округа вся в цветах, коричневато-серые холмы с темно-зелеными пятнами сосен уже усыпаны множеством различных оттенков, от лимонного до серо-зеленого. Эй, новая жизнь, вот она! Весна! На завтрак надо бы запечь бедро Шулича. Только не знаю, как бы мне его взять, у меня ни одного соответствующего прибора. Кстати, моего обязательного снаряжения тоже нет. Да и как костер развести, если Агаты нет. Хотя, может, получилось бы. У меня же есть насос!
Господин подсекретарь сползает на землю, соскользнув с каркаса машины на колени. Наклоняется.
Господин подсекретарь опустил лицо к земле, к траве. Ему сейчас абсолютно все равно, смотрит кто-то на него или нет, лицо естественное, очень самодовольное. Представьте себе такое лицо. Вытягивает язык и вылизывает росу с травы. Это длится некоторое время.
Как же хочется пить. Как здорово.
Да, эта жажда продолжалась довольно долго, но нужно время, прежде чем решиться. А раз нужно, значит нужно. Смыть этот противный вкус. А тот бурек они вдвоем весь сожрали, свиньи.
* * *
Автомобильный гудок. Как на свадьбу!
Гудок. На свадьбу.
Слышен двигатель. Автомобильный двигатель. Такой мощный, не просто какая-то ерундовина, а что-то серьезное. Настоящая машина. Снова гудок!
Кто-то развлекается. Ага, началось.
Господин подсекретарь закрывает глаза.
Движение показалось внизу, там, где дорога заворачивает под холм и потом спускается в лес. Что-то поблескивает, движется. Ага, крыша автомобиля. Кто-то едет, какая-то машина. Хотя ее господин подсекретарь не видит, потому что у него закрыты глаза. Солнце. Зачем открывать? Но машина подъезжает. Довольно быстро; движется по подъему, с левой стороны на правую, потом до распутья, от которого дорога ведет к машине, где находятся подсекретарь и Шулич. У Шулича согнута шея, рот наполовину открыт. У господина секретаря рот закрыт. Машина замедляется, сворачивает.
Презель: Эй! Вы что, так и будете спать?
Тормозной путь по дороге, по гравиевой дороге, толстые шины. Автомобиль, остановившийся над нашей машиной, настоящий джип, марки не вижу, он параллельно с нами. Черный джип, неплохо. За рулем какой-то парень, коротко остриженный, но кудрявый, в куртке из гортэкса, только другого цвета, не такого, как моя, фиолетового, плюс солнечные очки. Его куртка — чистая, хотя он и крестьянин, а вот я выгляжу как последний нищий. Открывает двери прямо передо мной. Смотрит на нас, начинает смеяться. Как какой-нибудь спецназовец. Явно крестьянин. Типичное крестьянское лицо. За ним видно Презеля, в открытую дверь он кричит в нашу сторону.