Так прошло два года. Наконец в Париже обнаружили Люси Перинк вместе с ее писарем. Обоих арестовали и увезли в Брюссель. После долгих допросов они сознались, что сало для «Бюстин Идеала» они похитили со складов Ж. Вербана в Медоне, и показали под присягой, что ничего к нему не подмешивали, кроме лимонного сока и духов. Тогда сделали обыск на складе Анонимного акционерного о-ва армейских поставок – бывшем складе фирмы «Ж. Вербан и К0». От сала не осталось и следа, ибо за четыре прошедших года все 1800 бочек были поставлены армии и съедены солдатами. Поиски по гарнизонам тоже не дали результатов: драгоценное сало исчезло. В торговых книгах покойного Ж. Вербана отыскали запись о закупке 1800 бочек американского сала через агента в Сент-Луисе. Однако всякий след этого агента давно простыл. Равным образом невозможно было установить, где это сало производилось; вероятно, фирма давно обанкротилась, а владельцы и рабочие разбрелись по свету.

Подвергли химическому анализу американскую капусту, американскую чечевицу и прочее находящееся на складах Анонимного о-ва в Медоне, но никакого нового элемента в них не обнаружили.

Разумеется, после этого на рынке еще несколько раз появлялось сало с заманчивым эпитетом «американское»; но специальные исследования показали, что всякий раз то было чистое, порою даже свежее свиное сало, то есть всего-навсего ничего не стоящая подделка, мошенничество, американское жульничество.

Перевод Сергея Никольского

Хоть я знаю массу книг и всяческих премудростей, но нигде ничего не читал о том, сколь различны могут быть средства для достижения цели. Но вот я однажды поднял с пола обычную банную губку и удивился, до чего она легкая. Это навело меня на мысль, а нельзя ли из губки делать пояса для плавания. Свое маленькое изобретение я претворил в жизнь и необыкновенно разбогател.

«Хм… – скажут мне. – Это называется слишком легко разбогатеть». Но у меня уже давно открылись глаза, и я давно знаю, что все в жизни достигается или слишком большими, или слишком малыми средствами.

Я вижу и знаю: существует только хаос, и его надо использовать. Если бы в мире царил закон и строгий порядок, причины и следствия двигались бы друг за другом, как солдаты в строю. Но разве вы не видите, что причины то и дело обгоняют следствия, разве не замечаете бездетных причин и не зачатых следствий, не замечаете танцующих причинно-следственных рядов а Царящего всюду беспорядка?

Вы поднимаете камень, чтобы бросить в огород соседа, и находите под ним клад. Обратите внимание, сколько дураков извлекает выгоду из людской хитрости, посмотрите, как умные изобретения превращаются в горы глупой продукции. Нужно уметь использовать хаос. Создавайте маленькие причины, и вы пожнете большие результаты. Результат – чудо, причина для него только повод и предлог. Нынче уже никто не может совладать с миром. В мире господствует закон диспропорции: от маленькой искры вспыхивает большой пожар, за грошовую милостыню грешник попадает в рай, а тяжелый труд дает мизерные доходы.

Подобно большим и малым средствам, существуют большие и малые неожиданности. Но и замыслы бывают большие и малые. Мы всегда хотим не того, что следовало бы, делаем не то, что хотим, а из наших рук выходит не то, что мы делаем.

Мы ходим по улице и спотыкаемся о средства, дробим их, сидим на средствах. Средств в мире гораздо больше, чем предметов. Мы живем на культурном слое из средств. Но это зыбкая почва. Все средства прогибаются, колеблются, как живые, меняют места, плодят новые средства, хотя мы и не заботимся о них. Все это великая тайна. Единственно, что мы знаем о средствах – это то, что они бывают большие и малые.

Слишком большие средства используются в любви, в политике и в погоне за деньгами. И слишком малые в этих случаях используются тоже. Чем более сильные средства мы употребляем, чтобы обольстить девушку, тем меньше она нам верит. Поэтому в любви надо делать глупости. Использование мелких средств называется инстинктом. Но если у вас инстинкт отсутствует, не верьте ничему и ждите чуда, вам в равной степени предназначено и малое и великое.

Такова правда о больших и малых средствах.

Перевод Натальи Замошкиной

На банкете в фехтовальном клубе уже за полночь толстяк Бартш, стоя с бокалом в руке, произносил пятый и последний тост.

– За наших возлюбленных, – говорил он, понизив голос, – к которым сейчас нисходит сон, и они, раскинувшись на ложе, тихо стенают, волнуемые женскими грезами. – Черный и торжественный пан Бартш слагал галантные дифирамбы прекрасным дамам, которым мы служим, утонченным женщинам с модной прической и шлейфом.

В это мгновение страдания Рихарда стали невыносимыми, его красивые светлые глаза наполнились слезами. И прекрасный юноша положил ладонь на курящуюся сигару, чтобы физической болью превозмочь страдания души. Он сидел бледный и прямой, со снисходительной усмешкой принимая нежное внимание обеспокоенного Пилада, который в приливе сострадания гладил друга по плечу.

– Рихарду изменила возлюбленная, – шептались на другом конце стола.

– Что значит изменила, – тихо промолвил пан Костка, – просто женщина, которая раньше лгала ему, теперь лжет другому. Господа, посмотрите на его ослепительную манишку и поверьте мне, однажды утром на ней появится маленькая дырочка с красным ободком. Юный Рихард навеки прикрепит на левую сторону груди красную орденскую ленточку. Какая нелепость!

Рихард, чувствуя, что о нем говорят, облекся в доспехи благовоспитанности и встал, прощаясь с корректностью подлинного члена клуба.

– Господа, почему мы его не удержали! – воскликнул охваченный тревогой Пилад.

– Зачем? – возразил пан Костка меланхолически. – Ах, Пилад, в женщине, которую он любит, на самом деле нет ни ума, ни красоты. Болтает о музыке, которой не понимает, и о любви, которой не чувствует. Она слывет великосветской дамой только оттого, что принимает визитеров в пеньюаре. Хотя она считает себя несчастной в супружестве и счастливой в греховной любви, на самом-то деле она просто жена нескольких мужчин, которая от скуки читает Мопассана. Скажите, Пилад, чем эта женщина завоевала любовь Рихарда? Скажите, почему мужчина любит одну женщину, хотя другие подобны ей во всем, кроме имени, которое любовник шепчет между поцелуями? Объясните мне, какими средствами женщина достигает того, что становится судьбой мужчины? Какая нелепость! Бартш, произнесите шестой и последний тост за юного Рихарда, который вчера угостил вас тремя уколами.

– Мне это непонятно, – задумчиво сказал Бартш, – я не болел ни тифом, ни великой любовью. Должен сознаться, что я всего-навсего грешный мужчина и в минуты раскаяния молюсь: «Боже милосердный, это дело твоих рук. Ты сотворил меня с головой, которой знакомо чувство стыда, и плотью, которая его не ведает, и если нельзя взнуздать плоть уздой этики, которая управляет головой, то так устроил ты сам. К тому же у меня есть сердце, это средоточие чувств, и адамов бок, который требует, чтобы ему возвратили вынутую из него женщину; в самом деле, раз уж Ева была вынута из левого бока своего мужа, наше стремление к прелюбодеянию исконно. » Потом я хорошо перевариваю хорошие обеды и ношу большой кошелек для мелких расходов – дневных и ночных. Вот вам четыре столпа, на которых зиждутся мои Венеры, а раз они четвероногие – значит, фундамент надежный. Прозит, Пилад, мне не верится, что Рихард убьет свою плоть выстрелом в сердце.

– Он это сделает, – упавшим голосом прошептал Пилад.

– Он это сделает, – сокрушенно подтвердил пан Костка. – Каждая эпоха рождала прекрасных людей, предназначение которых поднимать человеческие страдания до высоты и пафоса героической трагедии. Их страдания воплощаются в поступки, которым мы готовы аплодировать, покоренные трагической игрой, а самих нас грызут отнюдь не великие муки, именуемые любовью, изменой или как-нибудь еще, ведь их множество – названных и безымянных.