- Ребята, что будем делать?
- Цельная беда - так и так погибать будем, - наперебой шепотом заговорили солдаты.
- Помните, если заставят стрелять, стреляйте вверх. Не исполнять приказа нельзя - можем погибнуть. Бог даст, вернемся сегодня в казармы, там решим, что делать.
Лашкевич, вернувшись с дозором к учебной команде, приказал во славу веры, царя и отечества колоть, бить, стрелять немца внутреннего.
Подпоручик Лях, начальник пулеметной команды, бегал по панели у гостиницы и орал:
- Стрелять, непременно стрелять, господа!
Солдаты с угрюмой злобой смотрели на расходившегося сопляка.
Прапорщик Вельяминов-Воронцов приказал сигнальщику играть три раза. Люди, привыкшие за эти дни к частым сигналам воинских рожков, не обратили внимания на "предупреждение".
Прапорщик скомандовал:
- Прямо по толпе, шеренгой. Шеренга...пли!
Громыхнул залп. С верхних этажей домов посыпалась известка и стекла.
Толпа разбежалась - не было ни одного убитого или раненого.
Воронцов заорал:
- Целить в ноги, мать вашу! В бегущую толпу, пли!
Залп. Снова ни убитых, ни раненых.
Вздрагивая от возбуждения, с разрумянившимся лицом Воронцов почти
ласково приговаривал:
-Зачем волнуетесь, стреляйте спокойно.
Кирпичников поддакнул:
- Верно, верно, вы, ребята, волнуетесь. Вы лучше стреляйте, - и подмигнул солдатам.
Толпа разбежалась не вся. Многие прижались к дверям парадных входов, к воротам, притаились за углами домов.
***************
Николай П - Александре Федоровне, 26 февраля 1917 г.:
"Моя любимая!
Поезда все опять перепутались. Письмо твое вчера пришло после 5 часов. Сегодня же последнее, No 647, пришло как раз перед завтраком. Крепко целую за него.
Я был вчера у образа прес. девы и усердно молился за тебя, моя любовь, за моих детей и за нашу страну, а также за Аню.
Скажи ей, что я видел ее брошь, приколотую к иконе, и касался ее носом, когда прикладывался. Я надеюсь, что Хабалов сумеет быстро остановить эти уличные беспорядки. Протопопов должен дать ему ясные и определенные инструкции. Только бы старый Голицын не потерял голову!
Целую всех вежно, навеки твой
Ники".
***************
Какой-то старичок вышел из-за дома и спокойно шел по улице, видимо не понимая, что происходит.
Воронцов приказал ефрейтору Слескаухову:
- Стреляй в этого.
Ефрейтор пальнул три раза и третьим выстрелом сшиб фонарь.
Воронцов выхватил у него винтовку и стал стрелять по жавшимся к дверям и воротам людям. Первым же выстрелом он ранил хорошо одетую девушку. Она села, схватившись за колено и заплакала.
Появившийся откуда-то пожилой генерал подошел к Воронцову и приказал оказать раненой помощь. Он помог ей сесть в автомобиль, посадил с ней двух солдат, и они уехали в городскую больницу.
Воронцов усмехнулся вслед сердобольному генералу, закурил и с папиросой в зубах стал стрелять. Стрелял он метко. Трое были убиты, раненый мужчина ползал по грязной мостовой, оставляя за собой расплывающуюся полосу крови.
- Кирпичников, - позвал Воронцов. - Позвоника, братец, в скорую помощь, пусть уберут.
Показался какой-то безоружный солдат - видно шел из увольнения, а может раненый на фронте и бывший сейчас в отпуску на долечивании.
Воронцов его застрелил.
Приехала карета скорой помощи, забрала убитых и раненых.
Воронцов опять стал стрелять, приговаривая:
- Какие умные, питаете доверие к врачам, знаете, что вас вылечат.
Он убил еще четырех человек и пошел в гостиницу выпить. За него остался прапорщик Ткачура.
Появился батальонный командир полковник Висковский и приказал никого не пропускать на Знаменскую площадь.
Ткачура смотрел оловянными глазами на людей, шедших с Николаевского вокзала и твердил:
- Никого не пропускать.
Кирпичников предложил ему пойти в гостиницу:
- Я здесь побуду за вас, покажу им как бунтовать.
Когда прапорщик вошел в гостиницу. Кирпичников махнул рукой:
- Идите, кому куда нужно, только побыстрей.
***************
Донесение охранного отделения:
В 4 1/2 часа дня Невский просп. на всем его протяжении был очищен от толпы, причем на Знаменской площади чинами полиции подобрано около 40 убитых и столько же раненых. Одновременно на углу Итальянской и Садовой улиц обнаружен труп убитого прапорщика лейб-гвардии Павловского полка с обнаженной шашкой в руке.
В 5 часов дня на углу 1 Рождественской улицы и Суворовского проспекта произведенным войсками по собравшейся толпе залпом 10 человек было убито и несколько ранено.
Во время беспорядков наблюдалось как общее явление крайне вызывающее отношение буйствовавших скопищ к воинским нарядам, в которые толпа в ответ на предложение разойтись бросала каменьями и комьями сколотого с улиц снега. При предварительной стрельбе войсками вверх толпа не только не рассеивалась, но подобные залпы встречала смехом. Лишь по применении стрельбы боевыми патронами в гущу толпы оказывалось возможным рассеивать скопища, участники коих, однако, в большинстве прятались во дворы ближайших домов и по прекращении стрельбы, вновь выходили на улицу.
***************
Полицейское донесение:
"Слушательницы высших женских учебных заведений проникали в места, где были десятки раненых, оказывали им помощь и вели себя по отношению к чинам полиции, стремившимся их оттуда удалить, в высшей степени дерзко".
***************
Через полчаса пришли Воронцов и Ткачура.
- Ну как, стрелял без меня? - спросил Воронцов.
- Прикладами, вашскородие.
- Молодец, Кирпичников!
По Старо-Невскому проспекту пришли волынцы из другой учебной команды, попросили командира взамен выбывшего по ранению.
Воронцов приказал Кирпичникову:
- Принимай команду, иди и стреляй.
Кирпичников отвел волынцев подальше и сказал:
- Мало нас секут розгами и бьют. Думайте больше! - бросил их и вернулся назад. Воронцову доложил, что встретил офицера и передал ему команду, потом подошел к взводным Маркову и Козлову:
- Что делается? Стыд и грех!
Унтера помолчали, потом предложили:
- Когда вернемся в казарму, обдумаем.
В полночь прибежал вестовой от Лашкевича с приказом снять дозоры и построиться во дворах домов, но самим в казарму не идти.
***************
Решение Государственной Думы:
"Совет старейшин, собравшись в экстренном заседании и ознакомившись с указом о роспуске, постановил: Государственной Думе не расходиться. Всем депутатам оставаться на своих местах".
***************
На смену волынцам пришел гвардейский саперный батальон.
На улицах было тихо и пустынно, только казачьи разъезды маячили двухголовыми тенями.
Кирпичников обратился к подошедшему Лашкевичу:
- Позвольте идти!
Лашкевича словно кольнули шилом, он закричал:
- Ты еще не снял роту?! Ты... твою мать, весь день прятался от меня! - Подбежал к строю и начал последними словами крыть команду.
Придя в себя после освежительной вспышки, он сказал:
- Плохо, нет самостоятельности. Вы проходили только теорию стрельбы, теперь у вас есть некоторая практика. На войне то же самое. Главное - самостоятельность и настойчивость... Все-таки спасибо.
- Р-рады стараться!
Лашкевич приказал:
- На плечо, повзводно в казармы шагом марш.