Под дружным напором восставших ворота раскрылись.

 Раздался залп. Стреляли господа офицеры - моряки так и не решились поднять руку на товарищей. Несколько человек были ранены.

 Быстро разделялись с офицерами, и экипаж присоединился к восставшим. Отсюда пошли к казармам второго крепостного артиллерийского полка, который вышел навстречу в полном составе со всеми офицерами и во главе со слегка одуревшим от происходящего командиром, полковым знаменем и оркестром.

 Соединившись, вся колонна пошла в военную гавань, к стоявшим там учебным кораблям минного отряда.

 На Николаевском проспекте пылало здание охранки. Скорее всего, это было делом рук самих охранников - в Кронштадте было свыше трехсот шпиков среди рабочих, солдат и матросов, офицеров, интеллигенции (выявлено впоследствии было только три десятка).

 На посту при входе в гавань восставшие впервые за всю ночь встретились с представителем старой власти - жандармом, который безропотно сдал оружие.

 После присоединения судовых команд пошли в морской манеж на митинг. Здесь был создан революционный комитет и избраны представители в Петроградский Совет.

 Митинг кончился, и все собравшиеся - около 30 тысяч человек - пошли к дому адмирала Вирена. Разоружили караул и пригласили адмирала выйти к народу. Через несколько минут тот вышел в парадном мундире, при орденах. Увидев, что среди собравшихся преобладают солдаты и матросы, он привычно скомандовал:

 - Смирно!

 В ответ раздался смех и кто-то из рабочих с иронией сказал:

 - Ваше превосходительство, вы вчера приглашали нас на Якорную площадь, но мы сами пришли за вами. Извините, что немного рановато, но нам надоело ждать.

 Вирен сразу как-то съежился, стал маленьким и каким-то жалким, незаметным. Ему предложили снять погоны и следовать на Якорную площадь. Адмирал был расстрелян на рассвете по приговору революционного народа там, где собирался устроить ему кровавую баню.

***************

 Поздним вечером, после освобождения Тучкова моста от жандармов, будущий председатель Центробалта матрос Дыбенко поехал с поручением в Таврический, где, по слухам, был главный штаб революции, связаться с руководителями, доставить сведения и получить указания для дальнейших действий. Придя во дворец и увидев царящую там неразбериху, он понял, что его целям не суждено осуществляться.

 В эти дни и ночи Таврический был и тюрьмой, и парламентом, и "министерством" по переговорам с Николаем И, даже военным министерством, только без ставки и войск. Все и всех здесь можно было увидеть, даже лоточников с горячими бубликами. Особенно много здесь было распорядителей - цветущих мужчин с деловито нахмуренными лицами, чем-то важно озабоченных, "делающих революцию".

 Единственно, чего здесь не было, - порядка, о котором так страдали "глава" 4 и "заложник"5 демократии.

 Так и не сумев отыскать руководителей и ничего не узнав, Дыбенко вернулся на Выборгскую сторону.

 На улицах горели костры, у них с винтовками в руках грелись рабочие, женщины, солдаты, студенты и даже буржуйчики в котелках.

 Дыбенко наблюдал это единение, недоверчиво покачивая головой, все словно сроднились, взялись за оружие и пошли вместе на ненавистную царскую власть. Шатаясь от усталости, он нашел свой отряд и прилег отдохнуть.

 В соседнем доме на чердаке засели городовые и постреливали из пулеметов.

 ***************

  В полночь Ломоносов6 снял трубку телефона:

 - Центральная Николаевской дороги? Соедините меня с начальником дороги инженером Невежиным.

 - Ни кабинет, ни квартира не отвечают.

 - Соедините с помощником.

 - Один уехал встречать императорский поезд, другой болен.

 - Дайте начальника движения!

 - Нельзя добиться.

 - Дайте дежурного по движению.

 - Я дежурный по движению.

 - Я - Ломоносов, по поручению комиссара Думы Бубликова. Вы мой голос узнаете?

 - Так точно. Что прикажете?

 - Где начальник движения?

 - Похоже, болен: по телефону добиться нельзя. Пошли на квартиру - дверей не открывают.

 - Кто же есть?

 - Помощник начальника движения инженер Кожевников. Он на квартире, только вам его не добиться, у него номер неправильный. Позвольте, я вам его вызову?

 - Я - Кожевников. Это вы, Юрий Владимирович?

 - Я - Ломоносов. Как у вас с поездами?

 - Идут более или менее нормально. Вы из министерства?

 - Да, я говорю по поручению члена Государственной Думы Бубликова. У вас какая-то заминка с начальством? По-видимому, начальник дороги и начальник движения больны? На вас лежит вся ответственность за правильность движения. Кто кроме вас может работать?

 - Другой помощник, Страхов.

 - Ну и прекрасно. Вы можете сменяться с ним. Но пока что день и ночь, в конторе или у телефона должны быть вы или он. Положение слишком ответственное.

 - Как прикажете с императорским поездом?

 - А что?

 - Он имеет назначение Лихославль-Тосно-Александровская-Царское, но как бы в Тосно или даже в Любани чего не случилось.

 - Вы получите, если будет нужно, новое назначение. А каково настроение служащих?

 - Все на стороне Думы, но очень злы на Невежина и в особенности на Дьякова. Можно ждать эксцессов.

 - До свидания! Будьте спокойны и решительны. На вас смотрит вся Россия. Примите все меры к усилению подвоза продовольствия. Служащие должны доказать, что при новом режиме они могут работать еще лучше, чем при старом.

 В 4 часа утра в кабинет Ломоносова вбежал чиновник из министерского телеграфа.

 - Императорский поезд подходит к Малой Вишере!

 Ломоносов бросился к Бубликову. Тот спал, уютно свернувшись калачиком на кожаном диване. Разбудить его не удалось - ругаясь сквозь сон, он опять упрямо ложился на диван.

 Ломоносов позвонил в Думу:

 - Государственная дума? Соединяйте с председателем. Михаил Владимирович, вы?

 - Я - Родзянко. Кто говорит?

 - Министерство путей сообщения. По полномочию комиссара Бубликова член Инженерного Совета Ломоносов. Вы меня знаете?

 - Что вам угодно?

 - Императорский поезд в Малой Вишере. Что прикажете с ним делать?

 - Сейчас обсудим. Позовите Бубликова.

 После вылитого ему в лицо стакана холодной воды Бубликов, ошалело мотая мокрой головой, подошел к телефону:

 - Да, это я, Бубликов... Но что же делать? Везти в Царское? В Петроград? Держать в Вишере? Ждать?! Чего и сколько? Хорошо, будем ждать. - Бубликов повесил трубку и, презрительно усмехнувшись, сказал Ломоносову:

 - Не могут решиться...

 Из телеграфной принесли записку: "Малая Вишера. В императорском поезде идет совещание. Смазчики испортили передний паровозы".

 Через полчаса принесли вторую записку: "Малая Вишера. По распоряжению инженера Керна в 4.50 поезд литера "А" отправился обратно в Бологое".

 Бубликов позвонил в Думу:

 - Задержать?

 - Еще не решено. Следите за поездом. Когда положение выяснится, получите указания.

 Ломоносов в растерянном недоумении развел руками.

 - Совещаются с Советом, - понимающе ухмыльнулся полировавший ногти помощник Бубликова Рулевский.

 - С каким Советом?

 - Да вы разве не знаете, что по примеру 905-го года еще третьего дня образовался Совет Рабочих Депутатов? Чхеидзе - председатель, Скобелев и Керенский - товарищи. Разве с думцами революцию сделаешь? Сами видите, какую они канитель тянут. Совет уже выпустил два воззвания. Вот они. - Рулевский передал Ломоносову два листка.

 "28 февраля.

 От совета Рабочих Депутатов.

 Старая власть довела страну до полного развала, а народ до голодания. Терпеть дальше стало невозможно. Население Петрограда вышло на улицу, чтобы заявить о своем недовольстве. Его встретили залпами. Вместо хлеба царское правительство дало народу свинец.