Немцы, у которых служил Витиска, — хозяева визовицких лесов и лесопильного завода — и не догадывались, какой это был замечательный шофер. Он всегда благополучно прибывал на место назначения. В Злин он ездил почти каждый день, развозил топливо немцам. Немецкие снобы в Злине обожали греться у неэкономичных каминов. Инженер Кубис часто заказывал дрова для своих немецких друзей. Инженер Кубис был немец, член национал-социалистской немецкой партии, руководящий работник ее злинского отделения. Его сын Альфред геройски погиб на Восточном фронте. В газетах был напечатан некролог на полполосы; почтальон вручил похоронную убитому горем отцу, гордящемуся сыном-героем. В рабочем кабинете отца героя висела фотографии двадцатилетнего защитника «Великой Германии» в траурной раме. Говорили, что старый инженер со слезами на глазах смотрел на фотографию.
Кубис руководил каким-то небольшим особым отделением заводов Бати. Он был настолько последователен в своем немецком фанатизме, что даже с нами говорил только по-немецки. Об этом фанатизме инженера рассказал мне как-то в Плоштине его убитый в России сын, который настолько был не похож на отца, что вовсе не желал говорить по-немецки. Этот сын рассказал мне еще кое-что. Что в отделении его отца работает Марта; она, правда, чешка, но из таких, которые симпатизируют немцам и верят в силу немецкого оружия. Всем знакомым известно, что она со своим шефом более чем в дружеских отношениях, знают и то, что пожилой господин страдает, видя, как его поздняя любовь путается с другими, более молодыми и более важными немцами, особенно с начальником военного отдела гестапо Вильчиком. Весь Злин говорит об оргиях, попойках и всяких прочих непотребствах, которые вершатся в доме Вильчика. Весь Злин говорит, что над этой шайкой, немчурой Кубисом и его рыжей сукой суд после войны будет короткий.
Фред сначала смеялся, рассказывая мне все это. Потом перестал смеяться.
— Отец такой фанатик, что, боюсь, ему даже не поверят после войны.
— Отчего не поверят? У него есть доказательства, и одно бесспорное — его убитый сын. Ты.
О Марте даже Фред не знал больше, чем рассказал мне. Знал только то, что она жила в Плоштине как дочь Рашки, год назад Кубис устроил ее у себя. Тогда в этих местах о партизанах и не слыхали.
Мне ужасно захотелось заговорить с Витиской. Он определенно многое знает. И знает, где сейчас Марта.
Но Витиска — неразговорчивый человек, и это — одно из его качеств. Ему мои вопросы не понравились бы — и бог знает, что бы он обо мне подумал.
До Злина оставалось уже полпути, когда мы увидели направляющуюся к нам навстречу колонну солдат. Витиска сбавил скорость. Когда мы подъехали ближе, я схватил его за локоть.
— Смотри, собаки…
Витиска кивнул.
— Карательный отряд.
— А не вернуться ли нам? — спросил я, сам понимая, какую чушь несу.
— Не для того их послали, чтобы останавливать старые коробки с дровами. Да нам и не развернуться…
Он был совершенно спокоен, и я уже в который раз задавал себе вопрос: что же он такое, этот шофер Витиска?
Опасения мои были напрасны. Эсэсовцы не обратили на нас никакого внимания, даже собаки не взглянули на нас. Зато я хорошо рассмотрел их; появление в этих местах карателей очень встревожило меня. Они были в эсэсовской форме, но не в черной, а в серой. На погонах и на черных фуражках у них был череп и скрещенные кости; идущие впереди вели на поводках волкодавов, они шли по трое в ряд, за ними пехота, а в арьергарде конный отряд. Командир, щеголеватый молодой штурмбаннфюрер, вышагивал по обочине дороги, похлопывая хлыстом по голенищу.
— Собак тридцать, пеших девяносто, конных сорок. Карательный отряд в полном составе, — доложил Витиска. — Это они по вашу душу. Жарко вам будет в горах.
Нам? Почему только нам?
— А вам — нет? — вырвалось у меня.
— Нам — нет. За нами охотятся другие. Правда, сволочь одинаковая.
Тут у меня захолонуло в груди. Куда идут эсэсовцы? Не в Плоштину?
— Эй, парень, заворачивай! Да побыстрей!
— Не сходи с ума. Они не в Плоштину. А если и туда — о них сообщат прежде, чем это сделали бы мы. Спокойно.
Похоже, для него не в новинку подобные вещи.
— У вас перед ними одно существенное преимущество, — пытался успокоить меня Витиска. — Ты видел, как они обвешались оружием? Полное снаряжение. Не хватает еще вспомогательных отрядов! А вы вооружены легче, у вас меньше всякого имущества, потому вы подвижнее. И знаете в горах все дороги.
Его слова утешали слабо, но все же утешали.
— Пока карателям не удастся заманить вас в какую-нибудь ловушку, им вас не настигнуть.
Но эсэсовский карательный отряд был не единственным сюрпризом этого дня.
Вилла Кубиса стояла на окраине города Бати. Некогда вилла была еврейской, Кубис сделал ее «арийской». Виллу окружал большой сад, высокие окованные ворота раскрыты настежь. Въехав во двор, мы увидели перед входом два больших черных автомобиля, в дверях стояли двое эсэсовцев с автоматами наперевес. Нас они немедленно взяли на прицел.
Заметив мой испуг, Витиска спокойно сказал:
— Без паники, у господина директора высокие гости.
Он затормозил поодаль от двух «мерседесов». Оба эсэсовца со всех ног бежали к нам.
— Weg da! Zurück!.. Los, los![22]
— Мы привезли дрова для пана директора, — нарочно коверкая немецкий язык, объяснил Витиска.
— Jetzt nicht! Jetzt weg mit euch! Los![23]
В это время на пороге появился Василь, дворник пана директора. Он стал говорить что-то немцам, что именно — мы не слышали, но вскоре он подошел к нам.
— Дрова сложите на заднем дворе! — громко приказал он нам по-немецки. Лицо его было злым и раздраженным.
Мы объехали виллу и стали сбрасывать дрова. Василь продолжал ругаться. Эти бандиты чехи наглеют безбожно, за ними нужен глаз…
Подойдя к нам, он стал ругаться еще отчаяннее.
— Не сюда… бездельники, в подвал несите! Где это видано, чтобы дрова в саду складывать… — Он вошел в дом, открыл окно подвала и вернулся к нам.
— Сюда несите! Да не разбейте стекло. Побыстрей! Смотреть не могу на ваши идиотские рожи! Эй, ты, — позвал он меня, — иди, будешь складывать здесь, я покажу…
Один из эсэсовцев, бормоча что-то под нос, подошел ближе. Дворник не упускал нас из виду ни на минуту. Я и не заметил, как он оказался у меня за спиной.
— Так дрова не складывают, — не унимался он. — Не сюда, вот в тот угол. Ну и свора же вы! Ленивые скоты…
Продолжая рычать, он бросил мимоходом:
— А знаешь, кого принимает старик? Скорцени!..
От удивления и испуга я уронил полено.
— Да ты не трусь… Mensch! Schau, dass du fortkommst![24]
Он вышел из погреба, я слышал, как во дворе он говорит эсэсовцу:
— Ты смотри за ними в оба, и что за народ, хуже евреев!
Немец проворчал что-то. Молодчина, Василь!
Прошло около четверти часа; я услышал, как во дворе заворчали моторы. Сразу же появился Василь.
— Ну, можно идти… Только не шуми.
Он провел меня в соседнее подвальное помещение. Через растворенное окно нам было хорошо видно все, что происходило снаружи.
Прямо передо мной были господин Кубис и три эсэсовских офицера в больших чинах.
На почтительном расстоянии строем стояли другие эсэсовцы. Тут же находился какой-то штатский.
— В штатском — Вильчик, толстый такой… А с хлыстом — это Скорцени.
Эсэсовцы шумно прощались с хозяином. С ужасом и каким-то даже восхищением я смотрел на этого эсэсовца, сильного и здорового. Он стоял на ступеньках, широко расставив ноги, высокомерно улыбаясь. Его серое кожаное пальто было подбито дорогим мехом, лицо раскраснелось от выпитого коньяка, но выглядел он вполне элегантно, в нем чувствовалась некоторая заносчивость и самоуверенность, на лбу красовался шрам. Вот он, совсем близко, этот страшный человек. Это он захватил Хорти, хотя тот окружен был личной охраной. Это он похитил Муссолини из крепости Гран-Сассо. Особо отличился он на Украине и во Франции своей жестокостью по отношению к мирным жителям. Он командовал одним из самых известных карательных отрядов, носил чин генерала СС, обергруппенфюрера СС, был кавалером рыцарского креста с дубовой ветвью, мечами и бриллиантами, который получил за отчаянное похищение Муссолини[25].