Однако в связи с переменой курса национальной политики, связанной с усилением русского национального фактора и внедрением доктрины советского патриотизма, в середине 1930-х гг. власть осознала необходимость использования в идеологии традиционных ценностей российской цивилизации, сложившихся под влиянием православия{286}. В постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) от 14 ноября 1936 г. Крещение Руси было признано «положительным этапом в истории русского народа»{287}. Материалы пропаганды, включая антирелигиозную печать, стали утверждать, что Крещение Руси было «крупнейшим историческим событием», имевшим «большое значение»{288}. Христианство в целом стало рассматриваться как «прогрессивное явление» в истории Руси{289}. Как уже говорилось, была положительно оценена деятельность князя Александра Невского, канонизированного РПЦ.
Советское руководство было настроено к пересмотру роли христианства в истории страны и использованию патриотических страниц истории русского православия (а также, возможно, и других конфессий) в государственной идеологии без опасений усилить положение религии, так как этому способствовало убеждение, что религия в СССР к середине 1930-х гг. якобы пришла к окончательному упадку и перестала быть «социально-опасной». Были распространены сведения, что в стране «религия не играет уже никакой роли», «многие молятся Богу лишь ради страховки, на всякий случай»{290}. В феврале 1936 г. Е.М. Ярославский на юбилейном вечере по случаю десятилетия СВБ доложил, что безбожники к тому времени составляли как минимум половину населения СССР и даже «переваливают за вторую половину»{291}. В августе 1937 г. Е.М. Ярославский уверял, что безбожие «распространяется гигантскими шагами», верующих и священнослужителей «становится все меньше и меньше»{292}. Из некоторых высказываний Е.М. Ярославского, сделанных в 1937 г., можно сделать вывод, что, по его мнению, максимальное число верующих в СССР к этому времени не должно было превышать 1/3 населения{293}.
Одним из подтверждений тезиса об уверенности властей в упадке религиозности стала отмена нормы о дискриминации духовенства в отношении избирательных прав, закрепленная в статье 135 Конституции СССР 1936 г.{294} После принятия новой Конституции были назначены выборы в Верховный Совет СССР (на 12 декабря 1937 г.), Верховные Советы республик (на июнь 1938 г.) и местные советы (на декабрь 1939 г.). Несмотря на предоставление избирательных прав священнослужителям (равно как и другим «чуждым элементам»), власти не опасались того, что выборы могут перерасти в нечто неуправляемое{295}. Антирелигиозная пропаганда уверяла, что после опубликования Конституции священники будут массово слагать сан{296} и даже что «часть служителей культа уже сейчас просит дать какую-нибудь работу, лишь бы уйти из церкви»{297}. Очевидно, по причине уверенности в том, что религия больше не представляет опасности, И.В. Сталин ратовал и за менее агрессивное ведение антирелигиозной пропаганды{298}.
Проведенная в январе 1937 г. Всесоюзная перепись населения была призвана оправдать ожидания советского правительства по поводу «изживания» религии. Прогнозировалось широкое распространение атеизма, а процент верующих предполагался небольшой{299}. Однако результаты переписи стали неприятной неожиданностью для советского руководства: доля верующих среди советских граждан оказалась высокой — 57% взрослого населения (в сельской местности — примерно две трети всего населения, в городах — не менее одной трети; при этом необходимо принять во внимание, что часть верующих при проведении переписи опасалась указывать свою принадлежность к религии). Не позднее 14 марта 1937 г. начальник ЦУНХУ Госплана СССР И.А. Краваль сообщил И.В. Сталину и В.М. Молотову, что «число верующих оказалось больше… чем ожидали»{300}. Результаты переписи в отношении религиозности скрывались не только от народа, но и как минимум до июня 1937 г. — от Комиссии по вопросам культов при ВЦИК{301}. В дополнение к результатам переписи, которые разрушили ложное представление об искоренении религии в СССР, не оправдались надежды на массовое сложение сана священнослужителями.
Проведение выборов по новым нормам законодательства, которое предоставило духовенству пассивное и активное избирательное право, всколыхнуло религиозные круги. Священнослужители многих регионов СССР развили бурную деятельность по мобилизации религиозного актива, подбору и выдвижению своих кандидатов в депутаты{302}. Это вызвало серьезную озабоченность у советских властей, которые осознали свою ошибку в восприятии религиозности населения как решенной проблемы. На февральско-мартовском 1937 г. пленуме ЦК ВКП(б) А.А. Жданов объявил, что Церковь — это единственная сила, «не подконтрольная правящей партии»{303}. В марте 1937 г. Е.М. Ярославский констатировал: «Поповщина переходит в наступление»{304}. В ответ была развернута широкая программа противодействия «религиозникам» во время предстоящих выборов{305}. Во-первых, пресекалась деятельность по выдвижению религиозными активистами кандидатов в депутаты{306}. Во-вторых, была развернута агрессивная пропагандистская кампания, направленная на убеждение населения в том, что все священнослужители — это «враги народа», «шпионы», «агенты фашизма»{307}. В-третьих, было усилено давление на священнослужителей. В результате налоговых и других административных мер только в 1937 г. было закрыто 8 тыс. церквей{308}. По «церковным делам» в 1937 г. было арестовано 136 900 чел., из них расстреляно — 85 300 чел.; в 1938 г. — соответственно 28 300 и 21 500 чел.{309} В 1937 г. было арестовано 50 православных епископов (для сравнения: в 1935 г. — 14, в 1936 г. — 20 епископов){310}. В дополнение, в апреле 1938 г. была ликвидирована Комиссия по вопросам культов, которая, пусть предвзято, но занималась разбором жалоб верующих на незаконные притеснения, принимая в том числе, решения о пресечении незаконного закрытия церквей и мечетей. С этого времени вопросами религии занимались только специальные структуры НКВД.
Выявление высокой религиозности населения привело власть к пониманию того, что реабилитация отдельных аспектов истории русского православия и других конфессий может ударить по всей системе государственной идеологии. Фактически, в государственной идеологии осталась только ранее введенная положительная трактовка «прогрессивности» Крещения Руси — по той причине, что оно «поставило русскую киевскую державу на одну доску с самыми передовыми странами Запада — Византией, Польшей, Чехией, Венгрией и рядом других»{311}. В то же время пропаганда педалировала утверждения об «антипатриотичности» Церкви: «История русского народа знает немало примеров измены и предательства со стороны служителей церкви: выступление новгородских попов в 1567 г. против Ивана Грозного, создававшего единое крепкое государство, и изменническая деятельность высшего духовенства в пользу Литвы; измена поповщины во главе с патриархом Иовом во время польской интервенции начала XVII в.; подлая деятельность наемника царской охранки и японского шпиона попа Гапона и т.п.». Пропаганда утверждала, что религия «разжигает национальную рознь, пытается натравить трудящихся разных национальностей друг на друга»{312}. Так, в Кабардино-Балкарии муллы и представители других религиозных культов были обвинены в провоцировании преступлений по националистическим мотивам{313}.
