— Сейчас в трамвай сядем, — сказал Ефим, обернувшись к нам, — в лес поедем. Да не бойтесь, пацаны, я ж вас не съем!

Тут папа ещё больше разнервничался:

— Зачем в лес? Какой ещё лес? Ни в какой лес мы не поедем!

Я тоже шёл и думал, зачем идти в лес? Возможно, хотят нас завести куда подальше, деньги отобрать и бросить где-нибудь. И не будет у нас ни денег, ни трансформации, а одно только сплошное заблуждение и разочарование.

— Так в лесу-то, это… — сказал Ефим, — энергетика, сила природная. Чистота, так сказать, и мудрость веков. Тонкие энергии от деревьев передаются. Истину говорю.

— А вот это, смотрите, — показал папа рукой на ближайшую рощу, — это что, не деревья? Тут тонкие энергии не передаются?

— Тут берёзы, тополя, а там — сосны. Хвойные породы — они, это, мощнее. Соображать надо, — и Ефим покрутил пальцем у виска.

— Значит, так, — настаивал папа, — в лес мы не едем. Сейчас прямо вот здесь мы разворачиваемся и уходим. И деньги наши будьте добры вернуть!

— Ну, — вздохнул обречённо колдун в старых трениках, — здесь так здесь…

И мы свернули в рощицу. «Зря, конечно, мы всё это затеяли, — снова подумал я. — Никакой не колдун это, просто пьяница».

— Ты, — ткнул мне пальцем в грудь колдун, — здесь стой. И без комментариев тут! Я сам знаю, что мне делать. А ты, — и он показал пальцем, жёлтым от табака на папу, — вон на то дерево лезь. Но деньги вперёд!

— Зачем на дерево? — спросил папа. Он тоже уже был не рад, что ввязался в эту трансформацию, и руки его теперь дрожали. Папа достал бумажник и вынул оттуда несколько тысячных бумажек.

Однажды мы смотрели с ним фильм про графа Калиостро. «Формула любви» называется, я только сейчас про него вспомнил. Там граф Калиостро тоже проводил опыты по трансформации — превращал по желанию молодого помещика мраморную статую в прекрасную девушку. Статую, правда, в нужный момент подменил своей сообщницей, но так ведь и денег за это не взял. Просто жил себе в усадьбе, пироги трескал и с местным доктором общался.

— Как зачем? — удивился Ефим. — Ты прыгать оттуда будешь, на землю. Ну, ударяться. Залазь туда и сиди, пока я команду не дам. А ты, — снова обратился ко мне колдун, — по сторонам смотри. Как кого подозрительного увидишь, свисти тихонько. А то испортят весь процесс, кто его знает, что из твоего приятеля тогда получится.

Кроме Ефима, подозрительных личностей в округе больше не было. Папа ещё немного посомневался, но на дерево всё-таки полез. Ефим тем временем достал из кармана пиджака бутылку, вынул стакан, протёр его краем майки и налил в него водки.

— Кто как колдует, — пояснил нам Ефим, — а я только через светленькую. Кто-то там с рамочками ходит, со свечечками, а я — только так. Здесь главное что? К ощущениям прислушаться. Если внутри приятные ощущения, то, стало быть, и дело пойдёт. Лезь давай, тюфяк! Чему тебя только в школе учат? — крикнул он, глядя на то, как неумело карабкается папа на ближайшую ветку.

Да уж, папа был совсем не такой ловкий, как человек-паук. Он подпрыгнул, повис на руках и стал смешно закидывать ногу на ветку. Подтянуться у него не получалось, оно и понятно почему. Он даже со мной в футбол не играл, а уж когда последний раз в спортзале был, это и не вспомнить.

— Вот, — говорил он мне, — Мишка, давно пора начинать новую жизнь! А то спина гудит, суставы трещат, шею ломит. А всё сидячий образ жизни! Будешь целыми днями за компьютером сидеть, тоже развалиной станешь!

— Эй, — крикнул Ефим, — долго ты там болтаться будешь?

Вспотевший и красный, взлохмаченный папа наконец взобрался на ветку, которая была всего в полутора метрах от земли. Он лёг на неё животом и обхватил толстый сук руками и ногами.

— Да ты встань, встань! — прикрикивал колдун. — Как же ты с неё прыгать-то будешь?

Но папа только помотал головой и рук не разжал.

— Хрен с тобой, — сдался Ефим, — виси так. На бок свалишься, да и всех делов. Но только по моей команде. А я тут… помедитирую пока.

Он налил себе водки в стакан, поднёс ко рту и опрокинул его кверху донышком. Капля стекла по его небритому подбородку и уползла куда-то под коричневый лацкан, поближе к застиранной майке. Ничего не было в этом магического, даже противно. Просто я раньше никогда не видел, чтобы вот так вот, целыми стаканами пили водку, не морщась и не закусывая. Случалось, что дедушка Серёжа вместе с папой выпивали по стопочке на какой-нибудь большой праздник. Дедушка зажмуривался, тряс головой и подносил к носу кусочек чёрного хлеба, шумно втягивал воздух, а потом клал на этот кусочек розовый ломтик сала. Ефим же управился с целым стаканом без хлеба и сала, только вытер губы рукавом.

— Ну что, — подал голос папа, который уже немного освоился и смог даже оторвать от ветки голову, — долго мне ещё тут висеть?

— Суета, — сказал важно Ефим, — удел заморышей. Кто понял жизнь, тот не торопится. Не скачи вперёд батьки в пекло. Вались давай со своего тополя!

Папа чуточку помедлил и начал, как в замедленной съёмке, крениться набок.

— Стой! — крикнул я. — Лучше прыгни, чтобы на ноги приземлиться! Ты что, забыл, как в детстве с гаражей прыгал? Да не бойся ты! Тут высоты-то… Гаражи выше, чем ветка эта!

— Да я забыл уже, как это делается. — Губы у папы тряслись, а лицо стало совсем белым.

— Ну ты чего? Соберись давай! Какой пример ты подаёшь сыну! — начал я тоже на него покрикивать.

— Какому ещё сыну? — удивлённо приподнял левую бровь уже захмелевший Ефим.

— Это не ваше дело, уважаемый, — пробормотал с ветки папа.

— «Не ваше дело…» — оскорбился колдун. — Конечно, оно же ваше… Только к дядьке Ефиму зачем пришли, а? Трусоватый нынче пацан пошёл, даже с дерева прыгнуть не может, — подытожил он.

— Я не трус! — крикнул папа. — Я прыгну!

— Ага, — сказал Ефим, — а мы подождём, годика три…

— Это не смешно! — возмутился с ветки папа. Он уже уселся на ветке и стал на ней ёрзать, придумывая, как бы ему половчее встать и не потерять равновесия.

— Ну, давай, — подбадривал его с земли я. — Смелее!

— За ногу, что ли, тебя сдёрнуть! — улюлюкал Ефим. — Фуфло! Даже оземь как следует удариться не может, а туда же — большим стать хочет, посмотрите-ка на него!

Обычный мальчишка, когда его разводят «на слабо», как правило, делает то, чего от него добиваются. Вот, к примеру, Серёгин, он ведь не просто так курить пробовал. Там, в туалете, тогда старшеклассники покурить решили, а тут Серёгин зашёл. Они к нему: «Тебе слабо…» А Серёгин говорит: «Не слабо» — и сигаретку взял. Вообще, я думаю, что это не совсем правильно. Как будто ты не сам хотел это сделать, а тебя заставили. Не уверен, что Серёгин сильно покурить захотел, просто не хотел малышом выглядеть перед старшими ребятами. А что бы я сделал на месте Серёгина? Даже не знаю. Честно. Сказал бы: «Встретимся лет через пять на стометровке и посмотрим, кто громче пыхтит»? Или «Извините, не могу, завтра на флюорографию»? В общем, как-нибудь бы да выкрутился, но курить бы не стал. Не люблю, когда заставляют. С родителями и учителями ещё как-то мирюсь, остальные перебьются.

Но тут, раз уж папа залез на дерево, надо было с него как-то спуститься. Хочешь не хочешь, а прыгай. И папа под улюлюканье и презрение колдуна Ефима прыгнул. Не устояв на ногах, папа выбросил вперёд руки и приземлился на ладони. Тут же подскочил, отряхивая свитер и джинсы от приставшего мусора.

— Вот это дело, — одобрительно протянул Ефим. — Ну, иди сюда, трансформатор! Завершим начатое. — И он плеснул в стакан водки на два пальца и протянул его папе. — Или ты и здесь слабак?

Нет, папа мой, когда был взрослым, конечно, употреблял разные такие напитки, но сейчас, несколько уменьшившись, он явно не ожидал такого поворота событий. Выглядел-то он сейчас как одиннадцатилетний мальчик, а в душе, видимо, всё ещё оставался взрослым дяденькой. С дяденькой, если бы он выпил, наверняка не случилось бы ничего страшного. А что бы случилось с мальчиком, страшно даже представить.