Чижов разливает водку в пластмассовые стаканчики и предлагает:
- Ну, по последней?
- А что это товарищ архитектор такой невеселый? И водки даже с нами не пьет? - осведомляется пожилой колхозник, и все, словно по команде, оборачиваются к Нестратову, который с обиженным видом одиноко сидит в углу купе.
- Ты, может, заболел, Василий? - участливо спрашивает Лапин.
- Да, да, заболел! - отрывисто отвечает Нестратов, еще глубже забиваясь в свой угол.
- Простыли, не иначе, - сочувственно качает головой пожилой колхозник.
- Лечь надо и укрыться потеплее! - веско говорит усатый мелиоратор. Сейчас я кожух принесу. Тут первое дело - пропотеть!
И, грохоча сапогами, он убегает за кожухом.
- Вы ложитесь, товарищ дорогой, ложитесь! - настойчиво уговаривает пожилой колхозник Нестратова.
- Да я не хочу! Мне не надо! - пытается протестовать Нестратов, но Чижов обрывает его сердитым шепотом:
- Ложись, ложись! Назвался больным - так ложись. Люди о тебе заботятся, а ты...
И Нестратов покорно забирается на верхнюю полку и ложится.
Чьи-то заботливые руки накрывают его теплым кожухом. Кто-то решительно говорит:
- А ну, граждане, берите свои пожитки и пошли к нам. А то накурили дышать нечем. Тут и здоровый человек заболеет. Пошли.
Все поднимаются и осторожно, стараясь не потревожить "больного", уходят.
Только усатый мелиоратор, задержавшись, поправляет сползающий с Нестратова кожух и наставительно произносит:
- Первое дело - пропотеть!
Нестратов лежит неподвижно, с закрытыми глазами.
Гудит паровоз, стучат колеса.
Смеркается.
Внезапно слышится певучий голос:
- Граждане, имеются бутерброды с сыром, колбасой, икрой зернистой, печенье, пирожные... Кто желает, граждане, выпить и закусить?
Вдоль вагона с подносом, уставленным бутербродами, пачками с печеньем, бутылками с пивом и фруктовой водой, идет миловидная девушка в белой наколке и белом фартуке.
Нестратов, привскочив на койке, окликает ее громким шепотом:
- Девушка, побыстрее - сто... Нет, лучше полтораста. Два бутерброда с колбасой, два с сыром. Пожалуйста, скорей!
Он торопливо рассчитывается, поспешно опрокидывает стаканчик и с жадностью набрасывается на бутерброды.
- Больной сам себе назначил диету?!. Так!
Нестратов, поперхнувшись, испуганно смотрит вниз - в проходе стоят Чижов, Лапин и Кузьмин.
- Как тебе, Василий, полегче? - серьезно спрашивает Чижов,
- Полегче, полегче, - с набитым ртом сердито бормочет Нестратов.
Гудит паровоз.
Мелькает за окном ярко освещенное здание железнодорожной станции, врывается на секунду нестройный гул голосов, переборы баяна.
Лапин неожиданно вскакивает:
- Грачевка! Честное слово, Грачевка!
- Она самая, - подтверждает Кузьмин. - Знакомые места?
Лапин взволнованно и смущенно улыбается:
- Хорошо знакомые. В тридцатом году по путевке райкома комсомола я ездил сюда проводить коллективизацию.
- Вот что, - негромко произносит Кузьмин и оборачивается к Чижову. Вот вы сейчас, Борис Петрович, рассказывали нашим ребятам, как вы ездили Комсомольск строить. А я в Комсомольске не был, не довелось. Ну, конечно, коллективизацию - это и я хорошо помню... На Днепрострое два года работал, потом воевал, учился, а теперь вот в колхозе председательствую. Но, удивительное дело, как скажут при мне: Комсомольск, Магнитка, так меня прямо волнение охватывает. И не был я там, а как будто был. И вот я иногда думаю: а может ли быть где-нибудь еще, чтобы жизнь и судьба страны, такой огромной, такой разной, была жизнью и судьбой каждого живущего в ней человека?
Нестратов, свесившись вниз, внимательно слушает.
Ровно и неторопливо постукивают колеса.
Гудит паровоз.
И снова гудок.
Гудит стоящий у пристани большой красивый речной пароход с надписью на борту: "Ермак".
Идет погрузка.
Цепкие лапы могучих кранов легко несут по воздуху огромные тюки, ящики с сельскохозяйственным оборудованием и деталями машин. Отъезжают и подъезжают грузовики, бегают по скрипучим мосткам шумливые загорелые грузчики.
Десяток барж у причала возле "Ермака" дожидаются своей очереди.
Лапин, Чижов и Нестратов стоят на высоком обрывистом берегу городского сада.
Внизу широко и вольно течет река.
Чижов вдыхает полной грудью:
- Хорошо! Честное слово, хорошо! Хорошо, Василий, а?
С грохотом подъезжает к пристани колонна грузовиков.
- Ладно, отдыхайте, братцы, - говорит Лапин, - а я пойду добывать средства передвижения.
- Минутку! - останавливает его Чижов. - Сколько у тебя с собой денег?
- Тысячи две.
- Давай сюда. Все! В общий котел! - решительно говорит Чижов, берет у Лапина пачку денег, пересчитывает, отмечает что-то карандашом в записной книжке и оборачивается к Нестратову: - Сколько у тебя, Василий?
- Три тысячи, - отвечает Нестратов и покорно протягивает деньги Чижову.
- Прекрасно, - кивает головой Чижов, - и у меня две с половиной. Так вот, - говорит он тоном лектора, обращающегося к огромной аудитории, - прошу следить за ходом рассуждения! Путешествие займет дней двадцать, не больше. Учитывая новое снижение цен, кладем на каждого по две сотни.
- Позволь! - всплескивает руками Нестратов, и Чижов неумолимо продолжает:
- Пятьсот рублей - прошу следить за ходом мысли - мы выделяем на средства передвижения, остальные...
- Погоди, погоди, профессор, - обеспокоенно вмешивается Лапин. - Ты что-то уж больно круто. Оставь, милый друг, толику на непредвиденные расходы.
- Какие еще непредвиденные расходы? Что это такое? Карточный проигрыш? Подкуп должностных лиц?
- Ну, мало ли что!
- Ладно, - подумав, милостиво соглашается Чижов. - Выделим на непредвиденные расходы еще сто рублей. Итак, прошу - пятьсот, - он с поклоном протягивает Лапину пять сотенных бумажек, - на организацию транспорта. В общей кассе путешествия остается неслыханная сумма в семьсот рублей на трех человек.
Лапин молча, с некоторой укоризной качает головой.
- Ну, хорошо. Чижик, - с хрипотцой в голосе произносит Нестратов, - а где будут остальные деньги?
- За ними мы поплывем! - загадочно отвечает Чижов и затягивает во весь голос:
Мы поплывем, товарищ мой,
За тридевять земель,
Поскольку, трум-пурум-пум-пум,
Прекрасна наша цель!..
Почта.
Чижов четко и старательно выводит на бланке почтового перевода:
"Куйбышев. Почта. До востребования. Василию Васильевичу Нестратову шесть тысяч триста рублей".
- Ты сошел с ума! - восклицает Нестратов и пытается вырвать у Чижова почтовый бланк. - Я думал, что это шутка, но ты...
- Не хватай меня за руки, - деловито говорит Чижов, - на тебя обращают внимание!
Пристань.
Кончается погрузка.
У трапа, неторопливо поглядывая на беготню грузчиков, стоят трое: девушка из Тугурбая, высокий молодой паренек в форме речника - помощник капитана парохода "Ермак" Сергей Петровых и светловолосая, очень красивая женщина лет тридцати - руководитель отдела краевого Института животноводства Наталья Сергеевна Калинина.
- Ну и нечего, Катюша, расстраиваться, - говорит, видимо уже в сотый раз, Сергей, обращаясь к девушке из Тугурбая.
- Тебе хорошо говорить - нечего, - угрюмо усмехается Катя, - а вот мне вынесут выговор - тогда будет дело.
- Выговор объявить нужно, - сердито сдвинув брови, говорит Наталья Сергеевна, - но только не вам, Катюша! Странно получается: строится город животноводов, идет большое строительство, а хозяина настоящего, головы нет. Нехода ваш без указания сверху чихнуть боится! Чуть что - ссылается на Москву, на Нестратова.
- А Нестратов про нас и думать не думает, - печально заключает Катя.
- Ну и нечего расстраиваться, - повторяет Сергей.
- "Нечего", "нечего"! - вскипает неожиданно Катя. - Много ты понимаешь!