– Еда изумительна, – сказал Мэтт, и все согласились. Все, кроме Джона.

– Ничего особенного, – сказал он, улыбаясь Коулу. – Коул готовит намного вкуснее. Нам надо как-нибудь попросить его нас накормить.

Коул усмехнулся ему.

– Ты каждый раз так говоришь, – сказал он, но было видно, что он польщен.

Мэтт удивил меня тем, что напился немного сильнее обычного. В нормальном состоянии он был сдержанным и необщительным, но алкоголь раскрепостил его. Он больше смеялся. Чаще позволял себе притронуться к Джареду. Только что он обсуждал с Джорджем футбол, а в следующую минуту зашептал что-то Джареду на ухо, захватив в кулак пригоршню его волос. Джордж сидел рядом с ним с совершенно ошарашенным видом. Он изумленно оглянулся на Джона.

– Ты провел с ними весь день, – с шутливым недоверием произнес Джон, – но так и не догадался?

– Я думал, они друзья, – сказал Джордж.

– Мы друзья, – сказал Джаред. – Просто такие друзья, которые много-много времени проводят вместе в постели. – Мэтт рассмеялся, не отрывая губ от его шеи. Одна его рука переместилась к Джареду на бедро. Он сильнее потянул его за волосы и что-то тихо сказал ему на ухо, отчего глаза Джареда сами собой закрылись, а щеки стали пунцовыми.

– Господи боже, куколка, – воскликнул Коул, – да ты вогнал его в краску!

Мэтт отстранился от Джареда и, хотя его щеки слегка покраснели, встретил взгляд Коула с насмешливой улыбкой.

– Это ты мне? – спросил он с идеальной интонацией Роберта Де Ниро.

– А кому же еще?

– Я думал, Анжело.

Брови Анжело удивленно приподнялись – как и брови Коула.

– Это не Анжело карабкается прямо за столом к Джареду на коленки, – сказал Коул.

– Я знаю, – ответил Мэтт, – но ты сказал «куколка», а куколка это Анжело. – Он ухмыльнулся. – Я лепесточек, забыл?

На мгновение Коул начисто утратил дар речи – что, как я подозревал, случалось не особенно часто. Рот у него открылся, но он, по-видимому, понятия не имел, что сказать. А потом его лицо будто раскрылось – с него словно в один миг спáла маска, обнажив то яркое и беззастенчиво довольное, что скрывалось под ней, – и он расхохотался.

Его смех был легким, мелодичным и женственным, но на все сто процентов искренним.

– Господи боже, да у тебя и впрямь есть чувство юмора! А я-то все это время считал, что Джаред выдумывает!

– Я же тебе говорил, – сказал Джаред. Краска еще не сошла с его щек, и по тому, как он смотрел на Мэтта, было понятно, что он предпочел бы, чтобы Мэтт продолжал шептать ему на ухо.

– Мэтт классный, – сказал Анжело Коулу, но, говоря это, он подмигивал Мэтту. – Просто ты бесишь его больше всех людей на планете.

– Я полагал, что ты такой смурной со всеми подряд. Лепесточек.

– Неа, – ответил Мэтт. – Только с тобой. – Было так странно сидеть и слушать, с какой непринужденностью проходит их разговор. Коварная усмешка на лице Мэтта только усугубляла это странное впечатление.

С минуту Коул это обдумывал. Затем он встал из-за стола и подошел к месту, где сидел Мэтт.

– Прошу прощения, сладость, – промолвил он, сталкивая Джареда со стула и отодвигая стул в сторону. А потом…

Он уселся к Мэтту на колени. Мэтт пришел в заметное изумление, но, не желая позволять Коулу одержать верх, остался сидеть смирно. Коул обвил его шею руками и наклонился к нему. Они оказались нос к носу, и я было подумал, что Коул собирается поцеловать его.

– Ох, лепесточек, – промолвил он, – ты разве не в курсе, что я всю дорогу только и делал, что болел за тебя?

Мэтт замер. Вид у него стал ошарашенным, когда он задумался, совсем как Коул минуту назад. И внезапно он запрокинул голову и разразился смехом – так не похожим на смех Коула, глубоким и громким, шедшим откуда-то из глубины нутра и заставившим всех в ресторане посмотреть в нашу сторону. Коул тоже заулыбался. Наклонившись, он шепнул что-то Мэтту на ухо и поцеловал его в щеку. Мэтт еще хохотал. А потом в мгновение ока Коул поднялся, похлопал Джареда по плечу и, вернув его стул на место, крикнул что-то на французском официанту (как я подозревал, попросил принести еще бутылку вина).

– Нет, ты можешь в это поверить? – тихо, чтобы услышал лишь я, спросил меня Анжело. – Кто бы мог подумать, что Мэтт окажется способен забить на свои заморочки и подружиться с Коулом.

– Да, неожиданно.

– Неожиданно? Да это двинуться можно! Тут в Париже будто есть что-то такое, от чего у людей возникает желание прощать друг друга. И влюбляться. И жениться!

– Ты пьян.

Анжело рассмеялся.

– Может быть, – сказал он. – Но ты все равно не романтик.

Затем он отвернулся от меня и стал о чем-то спрашивать Джорджа. Все снова смеялись и разговаривали. А я смотрел на Мэтта и Джареда. Я увидел, как рука Джареда проскользнула под стол и сжала ладонь Мэтта. Я увидел, как он посмотрел на него. С облегчением и благодарностью. И с любовью. А Мэтт в ответ посмотрел на него так, словно едва удерживался от того, чтобы не наброситься на него прямо здесь, за столом. И я знал наверняка, что и сегодня ночью они драться не станут.

Возможно, Анжело был прав. Возможно, в Париже и впрямь было что-то такое.

Но я все равно подозревал, что дело было в вине.

***

Пришло воскресенье. День свадебной церемонии и день Супербоула. Около восьми утра к нам постучали. Анжело был в душе, так что я вытащил себя из постели и пошел открывать. За дверью стоял Джон.

– У Мэтта небольшое похмелье, – сказал он. – Не хочешь сходить на пробежку?

Вот так я и оказался на пробежке вдоль берега Сены – со своим бывшим да еще в день его свадьбы. Это было неописуемо странно.

Небо было ясным, воздух – холодным и свежим. С одной стороны узкой мощеной дорожки стояли деревья, а с другой поблескивала река, иногда нырявшая под каменные арочные мосты. На противоположном берегу возвышались величественные белые здания. Мне стало интересно, что в них находится. Анжело наверняка знал. Джон наверняка тоже, но спросить его я не решался.

Все в пробежке, пусть она и проходила по незнакомым местам, было привычным. Ритм, с которым наши подошвы шлепали по тротуару, облачка нашего дыхания в морозном воздухе, его спина и плечи передо мной. Он всегда бежал на шаг-два впереди.

– Ты стал медленнее, – пошутил он после первой мили.

– Я никогда и не был быстрым, – напомнил я. – А тебе никогда не нравилось ждать меня.

Я сразу же пожалел о своих словах. Вновь родилось ощущение, что мы подошли слишком близко к тому, кем мы были, и минимум на милю мы замолчали.

На обратной дороге, когда мы уже подходили к отелю, Джон зашел в кафе за бутылкой воды. Я по-прежнему находил его привлекательным, пусть его внешность и не была такой исключительно экзотической, как у Анжело. Всегда опрятно одетый и с аккуратной стрижкой, Джон скорее был парнем, который живет по соседству.

Несмотря на холодный утренний воздух, он вспотел, и его темные волосы липли к вискам. Я подумал о том, сколько раз мы с ним возвращались с утренних пробежек домой и падали на кровать, разгоряченные и вспотевшие, и настолько влюбленные, что едва успевали посрывать друг с друга одежду. Потом мы всегда шли вместе в душ.

По его шее, пока он пил, стекали капельки пота, и я вспомнил, как проводил по его горлу губами, и ощущение его кадыка под своим языком. Я вспомнил его вкус и то, как он одной рукой прихватывал меня за бедро, притягивая к себе. От этих воспоминаний моя плоть слегка встрепенулась, и я моментально испытал чувство вины.

– Зак, – произнес Джон, прервав мои мысли.

Он протягивал мне бутылку воды. Я взял ее, чувствуя, что краснею. Его взгляд, направленный на меня, был до крайности напряженным, и у меня возникло неуютное ощущение, что он знает, о чем я только что думал. Хуже того, я чувствовал на себе его взгляд, пока пил. Не удержавшись, я стал гадать, какие воспоминания могли всплыть у него в голове. То, как я целовал его, или звуки, которые я издавал, когда мы занимались любовью? Или то, как я отворачивался, когда он спрашивал, где я был прошлой ночью?