– Они хотят воевать, – прошептал Байсункар на ухо Тимуру, когда они миновали один из костров, возле которого без всякого смысла толпилось несколько человек.

– Воевать должны не они, – ответил своему нукеру Тимур. Он лучше, чем кто-либо другой, представлял себе, что может натворить в таком вооруженном городе какая-нибудь сотня всадников Токлуг Тимура. Хаджи Барлас тоже не мог этого не знать.

Дом шейха располагался в восточной части города, которая считалась зажиточной, хотя сам Шемс ад-Дин Кулар вряд ли мог считаться богатым человеком. Кроме небольшого каменного павильона, где праведник предавался размышлениям и принимал гостей, имелись три скромно убранных кельи, там останавливались путники, прибывшие для того, чтобы побеседовать с учителем. Во дворе стояла печь в окружении четырех старых чинар. Вот, собственно, и все хозяйство.

Вместе с шейхом жила его двоюродная сестра, пожилая женщина, на ее плечах лежали все заботы по дому.

Байсункар, подойдя к дувалу[10], огораживавшему дом шейха, встал на четвереньки. Тимур залез ему на спину, а с нее ловко, будто усаживаясь в седло, пересел на дувал. Затем помог своему нукеру проделать то же самое.

В павильоне Шемс ад-Дин Кулара горел светильник. Обычно старик укладывался спать очень рано. Что-то чрезвычайное должно было произойти, чтобы он изменил своим правилам. Впрочем, за чрезвычайными событиями далеко ходить не надо, ими охвачен весь Мавераннахр.

Тимуру не пришлось ничего приказывать своему спутнику, он и без того прекрасно знал свои обязанности. Бесшумно соскользнул с глиняной стены и, прячась в тени чинары, приблизился к павильону.

Через несколько минут раздался условный свист, означающий, что опасности нет.

Старик не сразу узнал появившегося гостя. Тем более что гость появился бесшумно и неожиданно. С момента их последней встречи юный батыр немного изменился. Отрастил бородку, как подобает взрослому мужчине, но при этом сделался выше ростом и раздался в плечах. В его фигуре, даже когда он стоял неподвижно, чувствовалась своеобразная грация хищника, та грация, что неизбежно появляется во всяком, кто посвящает большую часть своей жизни военному и охотничьему ремеслу. Нет, не только борода. Глаза, именно они более всего изменились за несколько прошедших лет. Их яркий, обжигающий блеск как бы приугас, стал более холодным и глубоким.

Пока Шемс ад-Дин Кулар рассматривал своего одновременно старого и юного друга, тот впивался взглядом своих неподвижных блестящих глаз в мужчину, расположившегося рядом с шейхом. Он никогда не видел его раньше и поэтому не знал, как к нему отнестись. С одной стороны, он застал его в доме у человека, которому всецело доверял, с другой – в столь смутное время каждый и всякий может оказаться опасен. Облик незнакомца в простой неукрашенной чалме и столь же простом, потертом халате одновременно и отталкивал Тимура, и возбуждал в нем любопытство. Изрытое оспой лицо, реденькая, через силу выращенная бородка. Выпяченная нижняя губа говорила о надменном нраве. Тут главное в том, имеет ли право человек на свою надменность. В таком халате, в такой чалме, с простыми деревянными четками в руках! В такие годы! Ему едва ли многим больше двадцати пяти лет.

Одним словом, решил про себя Тимур, этим тревожным вечером судьба свела его с незаурядным человеком, но, судя по всему, опасаться его время еще не пришло.

В этот момент подслеповатый старик наконец узнал того, кто к нему явился, и протянул к нему руку, прося, чтобы тот помог ему встать.

– Мне сказали, что ты вместе с Хаджи Барласом ускакал в Хорасан.

– Вы считаете, учитель, что, бросив город на произвол злой судьбы, бек поступил достойно?

Старик горестно покачал головой.

– Почему же вас удивляет то, что Аллах удержал меня от недостойного поступка?

– Меня не удивляет то, что ты здесь, меня расстраивает, что таких, как ты, столь немного.

Повинуясь приглашающему жесту шейха, Тимур уселся на потертый ковер рядом с человеком в чалме.

– Это мой молодой ученик, зовут его Маулана Задэ. Он учится в Самарканде в медресе[11].

– В Самарканде? – удивленно спросил Тимур. – Что же заставило вас, уважаемый, оставить стены родного обиталища?

Маулана Задэ приложил руку к груди и слегка поклонился:

– Я согласен с вами, время сейчас не лучшее для путешествий. Но бывают дела, заставляющие пренебречь соображениями подобного рода.

Голос у книгочея оказался низкий и хрипловатый, чувствовалось, что он привык к тому, чтобы его слушали внимательно.

В разговор вмешался шейх:

– Маулана Задэ здесь не случайно, он прибыл, чтобы посоветоваться со мной. Посмотри, что творится вокруг, разве может не воспламениться сердце всякого честного человека, разве в голове у него не появится мысль о том, как спастись от черной напасти?!

Слушатель медресе положил руку шейху на рукав, как бы предостерегая его от произнесения особенно резких слов. Старик не сразу понял, чего от него хотят, а когда понял, рассерженно заметил:

– Это Тимур, сын Тарагая. До ваших мест, возможно, не дошла еще слава о нем, но у нас он известен как человек честный. Он вернулся сюда, рискуя жизнью, чтобы защитить родной город. Разве это не доказывает то, что ему можно доверять?

Маулана Задэ мягко улыбнулся:

– Даже самому себе человек не всегда может доверять, что же говорить о других.

Открылась дверь в павильон, и пламя в глиняном светильнике, стоявшем на каменных плитах пола, заколебалось.

Лицо человека в чалме словно окаменело, но тревога его была напрасной – это сестра шейха, худая согбенная старуха с почерневшим от вечного сидения у огнедышащей плиты лицом, внесла поднос. На нем стояли два чайника и лежало несколько лепешек.

Когда Арзи Биби вышла, Шемс ад-Дин Кулар сказал, взяв в руки чашку с горячим чаем:

– Ты всегда был любителем секретов и почитателем тайной стороны вещей, Маулана Задэ. А ведь на все вопросы есть прямые ответы. «Кто Господь неба и земли?» – спросят тебя. Скажи: «Аллах!» – «Тогда неужели вы взяли себе помимо Него заступников, которые не владеют для самих себя ни пользой, ни вредом?» Что ты ответишь на это, Маулана Задэ?

Книгочей отхлебнул чаю, и снова затаенная улыбка появилась у него на устах.

– Учитель, для того, чтобы ответить на ваш вопрос, я призову в помощники воителя Тимура.

Тимур удивленно посмотрел на говорившего, но возражать не стал.

– Ведь вы, уважаемый, только что прошли по городу и видели бессмысленное воодушевление народа, решившего с оружием в руках защищать свою жизнь и имущество?

– Видел.

– И, как человек опытный в военном деле, ответьте мне: смогут они, несмотря на все свое воодушевление и решимость, отразить нападение?

Тимур отрицательно покачал головой:

– Несколько сотен чагатайских всадников уничтожат всех мужчин в городе.

Маулана Задэ удовлетворенно кивнул, могло показаться, что его радует подобная перспектива.

– В свое время Потрясатель Вселенной, предусмотрительнейший Чингисхан, приказал срыть все крепостные стены вокруг городов Мавераннахра, и с тех пор его население сделалось совершенно беззащитным. Но человек не может жить, ничего не предпринимая для своей защиты, ведь так, воитель Тимур?

Тимур не ответил. Он был согласен с говорившим, но ему было неприятно с ним соглашаться.

– Когда явное сопротивление становится невозможным и бессмысленным, и человек, и город, и народ ищут пути сопротивления тайного.

– С одной стороны, ваши слова, уважаемый, абсолютно ясны, но с другой – совершенно туманны, – заметил Тимур, грея руки о чашку с чаем.

Маулана Задэ поставил свою чашку на поднос и приложил руки к груди, благодаря за угощение.

– Я хотел бы рассказать вам больше, но боюсь, что не имею права, ибо сказано: «Отверзший уста не вовремя подобен сосуду худому».

Гость встал, отвесил поклон хозяину дома.