© В. Бошняк, перевод, примечания, 2016

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2016

® Издательство АЗБУКА

Они сидели в гостиной, которую оба всей душой ненавидели, но каким-то образом одновременно и любили, – а куда денешься? Они – это муж и жена, в браке породившие двоих детей – сперва мальчика, потом девочку. День завершился, дети наконец-то спят или, во всяком случае, разложены по кроваткам, а они сидят, молчат и силятся придумать, что сказать, чтобы не сидеть совсем тупо, хотя говорить им не о чем, разве что устроить перепалку вроде тех, что случаются между ними частенько.

– Я тут, когда гуляла с дочкой, встретила жену Чарли, – говорит наконец женщина. – А ты, когда гулял с мальчиком, кого встречал?

– Никого не встречал. А кто это – жена Чарли?

– Как кто? Элен. А ты, можно подумать, не видел ни одной девушки?

– Одну видел, она стояла на углу, ждала трамвая.

– И как она? Вместо меня подошла бы?

– Ну, если на разок-другой – может быть, только давай не будем ссориться.

– Ага, не хочешь ссориться, а зачем тогда пялишься на каждую девицу и представляешь ее на моем месте?

– Привычка.

– Гадина какая-нибудь, и ты сам это знаешь.

– Да нет, на первый взгляд вроде нет. Такая прямо девочка-ромашка, взгляд чистый-лучистый, но со временем, конечно, запросто может и в гадину превратиться.

– Ты это к тому, что я в нее уже превратилась?

– Вот уж не знаю, в кого ты превратилась.

– Еще как знаешь.

– И в кого же?

– В добропорядочную жену, в хорошую мать, и я чертовски от всего этого устала, должна признаться.

– Так ты ж сама хотела! Впрочем, это и впрямь, наверное, утомляет. Но если примешь ванну и расслабишься (сейчас-то, вечером, слава богу, дети в ногах не путаются, верно?), глядишь, оно и не будет уже так утомительно.

– Да ну, я так устала, какая ванна! И голодна настолько, что даже есть, наверное, не смогу. Во всяком случае, то, что мы умеем сами приготовить.

– Ничего, примешь ванну, сможешь и поесть.

– А знаешь, чего бы мне на самом деле хотелось? Надеть лучшее платье и пойти куда-нибудь, где можно выпить рюмочку-другую и поужинать в приличной обстановке.

– Ну, это нам сейчас никак, но если ты примешь ванну и наденешь лучшее платье, я открою пару банок рагу из чили с мясом и фасолью. Когда выйдешь, у меня уже будет накрыто, а перед едой пропустим по две-три стопочки.

– Ну поедим, а потом что будем делать?

– Давай сначала поедим.

– Думаешь, потом идея сама придет?

– Думаю, должна. Давай-давай, иди в ванну, и без спешки, с толком, с расстановкой…

– А выйду такая над-ду-ушенная!..

– Да мне и без духов нравится, как от тебя после ванны пахнет, но если тебе – нет, то душись на здоровье. Лично мне нравится просто запах чистой кожи, которая дышит.

– Тогда душиться не буду, ладно… А вдруг от меня будет мылом пахнуть?

– А запах мыла мне тоже нравится.

– Если мальчик вылезет из кровати, дай ему шлепка.

– Ладно.

Он подошел к женщине и обнял ее. От нее пахло усталым грязноватым телом и страхом. Ее кожа задыхалась от пыли и пота, а дорогие духи, которыми она под вечер попрыскалась, делали этот запах только хуже.

– Стоп! Сейчас не целуй меня. Прибереги это на случай, если мы придумаем, что будем делать после ужина.

– Иди уже, мойся!

Женщина отправилась в ванную, и мужчина услышал, как она там напевает – тихонько и почти счастливо. Когда она легла в горячую воду, дверь спальни отворилась и оттуда вышел босой мальчик.

– А где мама?

– Принимает ванну.

– Я тоже хочу к маме в ванну.

– Тебе нельзя. Давай-ка поворачивай обратно и марш в кровать.

– Я пить хочу.

Отец открыл на кухне кран, дождался, когда струя пошла чистая и холодная, и набрал полный стакан воды, которую пятилетний малыш выпил всю и отдал пустой стакан. Вода всегда действовала на него ублаготворяюще. И всякий раз он возвращал стакан с одним и тем же выражением лица – довольным и хитроватым, будто собирается подмигнуть.

– А ты почему не идешь в ванну?

– Я потом.

– А почему вы не моетесь вместе?

– Все, марш в кровать!

– Спокойной ночи.

– Давай-давай.

Он проводил мальчика до кровати; ложась, тот все еще хранил на лице хитровато-довольную мину, словно вот-вот подмигнет. Отойдя от него, отец перешел на другую сторону комнаты, чтобы бросить взгляд на спящую дочку, как раз высунувшую из-под одеяла голую попку. Ее голенькое двух с половиной летнее тельце было, пожалуй, самым красивым из всего, что он видел в жизни. Выходя из комнаты, он думал о том, что за мысли, интересно, посещают ее во сне.

Что за мысли посещают во сне его самого, он знал: на то, чтобы это выяснить, времени было вдоволь – как-никак тридцать девять лет уже прожил.

Он снова направился в кухню, достал две банки чили и принялся разглядывать этикетку в поисках инструкций, но тут решил сначала выпить – одну стопочку: надо ведь подготовиться к моменту, когда его девочка выведет свое драгоценное тело из ванной, и тогда, уже с ней за компанию, можно будет выпить еще.

Выпив, он подошел к двери ванной и говорит:

– Не пойми меня превратно, но мне, вообще-то, неплохо бы тоже помыться, да и мелкий наш тут интересовался: что это я не в ванне с тобой вместе, но ты не думай, это я просто так, без задней мысли.

– Ты ему дал шлепка?

– Да ну, зачем? Он пить хотел. Потом сразу рухнул и спит уже опять без задних ног. Ладно, бог с ним. Приму душ после чили. Не хочу портить тебе удовольствие.

– Ой, брось! Дверь не заперта. Входи.

Он вошел и увидел, что она уже стала куда невиннее и чище, и взгляд повеселел, тоже стал чистый-лучистый, а уж тело в ванне лежит такое – мечта любого мальчишки.

– Я только зубы почищу и побреюсь.

– Ты не потрешь мне спинку? А то мне самой не достать.

– Обязательно, только ты не спеши. Не надо пре вращать это в очередную обязаловку. А когда отдохнешь и помоешься, встань под душ и охладись.

– Фи, не хочу под душ.

– Душ хорошо смывает с кожи пот, грязь и мыло, а если пустить воду похолоднее, кожа обретает упругость и проявляет свой естественный цвет. После ванны всегда надо принимать душ.

– Ну, тогда ладно, о’кей. А я не слишком жирная, как ты думаешь?

– Ты вовсе не жирная.

– Нет жирная. – Она встала. – Ну вот же, здесь. И здесь выше, и тут, и тут, а вот тут?

– Это не жир. Это женственность. Совсем другое дело.

– А у нее как с женственностью – небось, не хуже, чем у меня?

– У кого?

– У той девицы, на которую ты пялился на остановке трамвая. У девочки-ромашки, стоявшей с невинным видом.

– А-а. – Прополоскав рот, он выплюнул воду, белую от зубной пасты. – Нет, у нее хуже.

– Ты это, наверное, нарочно, потому что вовсю уже думаешь о том, что собираешься делать после чили.