Однако прежде чем говорить об опытах по изучению механизмов, помогающих нашим домашним животным ориентироваться в пространстве, скажем еще раз о том, что между их действиями и действиями диких животных — большая разница.
Многие птицы, пролетая огромные пространства, точно находят и места зимовок и родные места. Их ориентация и навигация уже более или менее хорошо (хоть и не до конца) изучены. Уже сделаны очень интересные открытия. И в том числе открытие, которое нас должно сейчас заинтересовать: завезенная людьми и выпущенная на трассе своего весенне-осеннего перелета птица в первой половине лета полетит в сторону дома, хотя ее выпускали в непосредственной близости к месту зимовки, во второй — в сторону зимовки, даже если выпустили около дома. И наоборот. Если же ее выпускали посреди трассы, то она выбирала направление соответственно времени года. Тоже удивительная ориентация во времени! Но нас сейчас интересует другое — определенность, заданность, традиционность полетов и их связь с временами года.
Летучие мыши — тоже зверьки перелетные. Опыты, которые проводили с ними польские и американские ученые, показали, что с расстояния, на которое они отлетают обычно от своих убежищ, завезенные зверьки возвращались точно, с больших расстояний — нет. Но это — если опыты проводились в межсезонье, то есть летом, когда ни на зимовки зверьки лететь не собирались, ни с зимовки. Если же ловили их весной — они прилетали к своим убежищам с довольно большого расстояния. Эти и другие опыты показывают, что животные, которым свойственны передвижения на большие расстояния, способны на это лишь во времена, как бы запрограммированные для таких путешествий. Конечно, нет правил без исключения, но эти исключения лишь подтверждают правила. Безусловно, у перелетных или мигрирующих животных есть очень веские основания вести себя именно так. Но и это — еще одно подтверждение того, что их нельзя сравнивать с домашними животными: ведь по укладу своей жизни (и жизни своих предков) домашние животные не путешественники. Может быть, путешествия, которые они совершают, причем не по своей воле, на протяжении многих поколений, — единственный случай. Значит, для диких животных, допустим, для перелетных птиц, межконтинентальные путешествия естественны, и на протяжении многих тысячелетий у них выработались определенные механизмы, позволяющие и помогающие эти путешествия совершать. Для домашних же животных подобные ситуации являются экстремальными, необычными. Животные не подготовлены к ним. И как доказательство этого — много «осечек». Например, собаки или кошки далеко не все добираются до своих домов. Вспомним, например, заблудившихся в больших городах собак, которых все мы, очевидно, видели. Они почему-то не могли найти дорогу к дому. Но другие находят. И коль скоро это так, то должны быть механизмы, помогающие им это делать. Какие-то чувства, помимо основных пяти. Да, должны быть. Но вот какие?
Об этом уже всерьез задумываются немало ученых. Задумался и советский академик Иван Соломонович Бериташвили.
…Клетку, в которой сидела кошка, каждый день, перед тем как животное кормить, поднимали, перемещали на несколько метров вправо, разворачивали, опускали на пол и открывали дверцу. Кошка скоро привыкла к этой процедуре и спокойно ждала, когда она окончится. Потом так же спокойно вставала и уверенно шла к кормушке. Четыре метра, поворот направо… Но вот однажды клетку переместили лишь на два метра. Но кошка как будто вычислила, что два метра — не четыре, что еда полагается после четырехметрового передвижения клетки. И осталась лежать на полу клетки…
В другом опыте клетку перенесли на четыре метра, но повернули при этом не направо, а налево. И тут кошка будто знала, что повернули не туда, будто умела отличить где право, где лево. А ведь видеть она ничего не могла — глаза у нее были постоянно завязаны во время подготовки опыта и во время его проведения. Значит, у нее есть чувство расстояния, понимание, где правая сторона, где левая?
В следующем эксперименте кошку, прежде чем кормить, поднимали вместе с клеткой на высоту полутора метров. Через некоторое время клетку подняли лишь на метр. Слюна у кошки не стала выделяться: кошка «определила» высоту и поняла, что это — не та высота, после которой ее кормят.
То же примерно происходило с собаками. Значит, и у них есть представление о положении в пространстве и о перемещении в нем?
Лабиринты и дуги! — решили ученые. И действительно, когда животным разрушили вестибулярный аппарат, они становились во многом беспомощными.
Вестибулярный аппарат находится в лабиринтах. А лабиринты — во внутреннем ухе. Это — сеть канальцев, заполненных плотной жидкостью, и мешочки, в состав которых входят кристаллики кальциевой соли. Они называются отолитами, или ушными камнями. Стоит нам изменить положение тела (лечь, наклониться) или даже просто наклонить голову — ушные камешки передвигаются, начинают давить на соответствующие воспринимающие клетки, а те посылают определенные сигналы в мозг. Они же помогают нам быть устойчивыми в пространстве — при торможении троллейбуса, например, они не только сообщают нам об этом, но и молниеносно мобилизуют соответствующие силы, которые помогают нам удержаться на ногах. Другая часть вестибулярного аппарата — полукружные дуги. Они помогают нам чувствовать и ориентироваться не во время перемещения по прямой (или вверх-вниз), а по окружности (например, при катании на каруселях). В этом случае (при поворотах) жидкость, заполняющая эти каналы-дуги, давит на соответствующие клетки, и мы получаем не только информацию — получаем возможность вести себя соответствующе. Иными словами — вестибулярный аппарат помогает живому организму сохранять равновесие, иметь представление о положении в пространстве и о перемещении в нем.
Особенно важен вестибулярный аппарат для птиц: ведь положение их тел в воздухе особенное — нет опоры о землю; к тому же им свойственны резкие повороты. Но вот лет сто назад обратили внимание, что голуби с разрушенным вестибулярным аппаратом не только плохо летают, но и не находят дороги домой. Решили было, что вестибулярный аппарат является и органом равновесия, и в определенной степени «компасом» — органом, помогающим ориентироваться в пространстве. Однако тогда эта версия была отвергнута. Возможно, еще не пришло время раскрыть эту тайну.
Академик Бериташвили подошел к вопросу ориентации иначе. Он понял, что ориентироваться в пространстве помогают все органы чувств. И зрение у одних, и обоняние у других помогают оценить обстановку, получить представление об окружающем пространстве и о том, что находится в нем. У животных возникает представление о конкретном образе. Но если обстановка будет все время меняться, например человек или животное будут двигаться, то необходимо еще какое-то ориентирующее его чувство, которое создавало бы у человека и у животного образ пройденного пути, его длины, поворотов, подъемов и спусков на нем. Этому и служит вестибулярный аппарат. Не помогает ли он и нашим кошкам и собакам ориентироваться на местности, фиксировать пройденный путь или путь, которым их провезли (в сочетании, конечно, с «работой» других чувств — слуха, обоняния, зрения?!). Может быть, комбинационная, так сказать, ориентация: где-то вестибулярный аппарат играет основную роль, где-то — зрение, где-то — обоняние? Но тут есть очень серьезный контраргумент: часто животные возвращаются к дому не по тому самому пути, по которому их везли, а идут напрямик, хотя, сокращая расстояние, они лишаются каких-либо ориентиров. Как это можно объяснить?
Пока объяснить нельзя. Так же, как и многое другое.
Например, на пути кошки, которая обычно идет к кормушке с завязанными глазами, но идет уверенно, так как уже не раз шла этим путем, ставили щит. Причем принимались меры, чтоб обоняние не подсказало кошке об этой «каверзе» людей. Но кошка уверенно проходила часть пути, не доходя 15–20 сантиметров до щита, поворачивала, обходила его и снова направлялась к кормушке. И так — много раз. Меняли размеры щитов, изменяли их местоположение — кошка ни разу не задела препятствие.
