Сирень ли только в этом виновата — исчезли в бездну сумрачные дни, гуашь, мазки, и майские раскаты, бессвязный лепет, шорохи страниц…? Качнулся ворох высушенных роз, влетел в окно без спросу чёрный дрозд, жирней и ярче – на палитре пятна, сирень ли только в этом виновата? Пока не надо друга, пары, тени. На холст набросок вполз из полусна. Бокал вина. Луна. Прозрачный тенор. Взлетел вскипевший стебель со стола. Болит в душе какая-то утрата. Теперь рукой подать до первых гроз… Сирень ли только в этом виновата иль в память залетевший чёрный дрозд?! «Случайность каждая – знаменье…» Случайность каждая – знаменье. Острее, ярче каждый штрих, чувствительней подтекст измены, проникновенней каждый стих. Скрывает много каждый знак. Не знает партитура дна. Палитра – крен самосожженья. Пятно – акцент, – предвосхищенье. Чернила с клюва… Сантименты… Просторней: небо забытья, коллаж размётанных фрагментов и… гениальности изъян! Над этим всем – грозы затменье и, как молитва, капель стук, и каждая деталь – знаменье, и значимее каждый звук. «Изъяны и изнанки…» Изъяны и изнанки картонных масок спят. Ползут по окнам знаки в цветные сны ребят. Лиловый огонёк окрасил уголок, на этом фоне явно звучат едва изъяны… Пусть всё вот так и будет у нас под Новый год — подарков детских груды, искристый небосвод, улыбка обезьянки, нечаянный звонок, изъяны и изнанки как… времени итог. Фантазия-экспромт Звучит вступления аккорд: смола душистой хвои свежей, и запахи прибрежных гор, лаванды утренней и нежной. Йод, канифоль, имбирь со спиртом, цветные жидкости в пробирках. Значений, знаков, чисел брод. Звучит вступления аккорд… Сиреневый струится свет, огонь под колбой, дым и всплески… Чу! – восковых фигур квартет, горбатый карлик – у челесты. И пахнет мистикой фиорд, и непонятно время года. Вот и вступления аккорд — разбита чаша небосвода! Капельмейстер
Белые перчатки, взмаха выпад, фрака мышь летучая летит, заросли гобоев, хохот выпи, струнные скелеты в забытьи… Каждой ночью – чёрная работа: под сарказмы хриплые фаготов, реплики казарменных острот… Белые перчатки… Хаос строк… Сцены у фонтанов, шорох ложи, флейт аттракционы, тушь, перо, и дирекционы в мягких кожах и раненья лёгкого тавро, хляби интендантского обоза, станции, станицы, дождь и град… Белоснежная перчатка с розой — лучшая награда из наград. Авангардная пьеса Нестройных сплетен музыкантский трёп на языке, кларнета «Es-ного», рассвета! Распутаны узлы дремучих троп, блестят очки, монокли и лорнеты. Осиный унисон как фон валторны. Всё ярче и сильней смычковых ссоры. Аллитерация губная проб, нестройных сплетен «ползающий» трёп… Намёк картавит пищиком рожок, и в приступе признанья окарины. И вот уже бесчувствия порог бесстрастья знаки оставляет в минах. Вот эпилог – тромбонов с гонгом рёв, ворчанье контрабасов затихает, нет больше сплетен, невозможен трёп, на три piano точка коды тает… Паганини. Кантабиле Продолжают звучать, мимолётными делая дни: кантилена, щелчки, флажолеты, и россыпь стаккато. Пролетел отголосок, заученной в детстве, цитаты, и к подснежникам тянутся снова дремучие пни… Настороженность хочется слышать листвы прошлогодней, угадать контрапункт разветвлённых контрастных мелодий. Консонирующие подстрочия струнных станиц продолжают звучать, мимолётными делая дни… О глазах проницательных этот короткий рассказ, о мгновенности жизни, о таинстве вечном начала, и о том, кто болезненно принял тактичный отказ и теперь обречён на общенье с виолой ночами. В недосказанности, многозначности трудно винить. Откровенья смычка доверительно и величаво продолжают звучать, мимолётными делая дни, заставляя забыть о себе в просветлённой печали. Ветер ледяного городка Блестят пилёных льдин осколки. Метелица. Всё как во сне: На фиолетовых иголках стал серой ватой колкий снег. Русалки блекнет чешуя. Хитрит лисица. Рядом я. Зеркальная дорожка в сколах. Померкли мутные осколки. Бесхвостый пёс застыл как в коме, оброс сосульками дракон. Ушли от Белоснежки гномы, без хобота скучает слон… Как жаль, – и это – ненадолго. Январь простился навсегда… И ветер дует на осколки, раздуть, пытаясь искры льда… |