– Азербайджанец, дорогая! – и он ей широко улыбнулся.

– Ну, тогда я ничего нового и интересного вам не сказала. Ведь все говорят, что у азербайджанцев в крови талант вести успешную торговлю.

Услышав это, Рашид откровенно развеселился, а Княгиня, серьезно и внимательно глядя на Елену, задумчиво сказала:

– А у вас, Елена, очень неплохая голова! Вы небезнадежны! Возможно, из вас еще будет толк! – а потом, чуть помолчав, уже совершенно другим тоном продолжила: – Я жду вас в пятницу в то же время, что и сегодня. Да… И передайте там, в центре, что вы мне подходите, – и она повернулась к Рашиду: – Ну, что ж, документы мы оформим завтра, но я не возражаю, если вы уже сегодня начнете здесь осматриваться. И позаботьтесь, пожалуйста, чтобы Елену отвезли домой – я ее сегодня совершенно непозволительно задержала. А вы, друг мой, – обратилась она к Берлимбле, – не составите ли мне компанию? Нам надо кое-что обсудить.

Лицо адвоката вспыхнуло от радости, и он торопливо предложил Князевой руку, а она улыбнулась всем на прощанье своей легкой, летящей улыбкой и они вышли из магазина. И Елена, и азербайджанцы смотрели им вслед, и Рашид, не выдержав, сказал:

– Какая женщина! Королева! Нет! Царица! Вах! Как же я старику завидую!

«Он, что, с ума сошел? Она же ему в матери годится! – ошеломленно подумала Елена, но, взглянув в лицо Рашида, поняла, что тот говорил совершенно искренне – таким восхищением светились его глаза. – Нет! – решила она. – Мужчин понять совершенно невозможно!», и, тихонько сказав:

– До свиданья, – пошла к двери.

– Как «До свидания»?! Какое «До свиданья»?! – воскликнул Рашид. – Тебя, дорогая, отвезти домой велели! Подожди минутку, тебя сейчас Гурам отвезет, – и он начал что-то говорить на своем родном языке стоявшему рядом с ним парню.

– Да не надо! Не беспокойтесь, пожалуйста! – лепетала Елена. – Мне тут недалеко! – соврала она.

– Неправильно говоришь! – оборвал ее Рашид. – Голова у тебя хорошая, только ты себя не ценишь. Себя, – он стукнул себя в грудь, – любить надо, уважать надо, тогда и другие люди тебя уважать будут.

Елена поняла, что ей не отвертеться, и покорно ждала, когда появится ушедший куда-то Гурам. Тот вернулся довольно быстро с набитым под завязку большим пакетом, и она поплелась вслед за ним. Когда они подъехали к ее подъезду, хотя Елена, как могла, этому противилась, говоря, что достаточно остановиться просто около дома, Гурам, взяв пакет, вышел с ней из машины, объяснив:

– Хозяин велел до квартиры проводить, чтобы не обидел никто, – и, когда Елена отперла замок своей двери, протянул ей пакет: – Это тебе, дорогая!

– Да, что вы! Не надо! – испуганно запротестовала Елена.

– Обидеть хочешь, да?! – спросил Гурам. – Мы тебя от всей души благодарим! От чистого сердца даем! Бери, пожалуйста! Ты сегодня хозяину такой замечательный совет дала! Теперь братья приедут, племянники приедут! Всем работа будет! И о нас ты так хорошо сказала, что мы торговать умеем! Так что не обижай! Бери! А, если что нужно будет – приходи, поможем. Мы добро помним! – и он ушел только после того, как за ней закрылась дверь.

Елена обессилено привалилась к стене и тоскливо подумала: «Это происходит со мной? Или не со мной? Может быть, мне снится какой-то невероятный сон? Я сейчас проснусь, и ничего этого не будет?». Но тяжелый пакет в руках напомнил ей, что она не спит. Пройдя в кухню, Елена начала выставлять на стол содержимое пакета: бутылку отличного коньяка, коробку шоколадных конфет, банку дорогого натурального кофе, большой пакет с виноградом, банки с икрой и другими деликатесами и еще какие-то свертки, в которые она не заглянула. Елена ошеломленно оглядела все это и бросилась в комнату, где подошла к серванту и сказала, обращаясь к стоявшей на нем фотографии, последней, где были вместе сняты мама и бабушка:

– Родные мои! Что мне делать? Со мной происходят какие-то непонятные вещи и мне страшно. Мне очень страшно! Раньше все было просто и понятно, а сейчас, с появлением Княгини, я чувствую, что все изменится. Эта невероятная женщина и притягивает, и пугает меня. Она именно невероятная! Таких просто не бывает! Но она ко мне, вроде бы, неплохо относится и, несмотря на то, что я сегодня так опростоволосилась, сказала, что я ей подхожу. Я знаю, что вы мне сказали бы: что я сама во всем виновата, потому что нужно было самой все проверить. Не беспокойтесь! Я больше никогда так не ошибусь. Но как мне быть с Княгиней? Она почему-то мной интересуется, и я совершенно не понимаю, зачем ей это! Но ведь вы же поможете мне советом, как помогали всегда? Правда? Ведь я же чувствую, что вы все равно рядом, что вы меня слышите и жалеете!

Елена смотрела в добрые глаза своих родных, видела в них извечное беспокойство за нее, не оставлявшее их даже в самые лучшие времена, и безграничную любовь к ней. И, не выдержав, она тихонько заплакала, понимая, что у нее начинается какая-то новая, совершенно незнакомая жизнь, о которой она абсолютно ничего не знала и поэтому ужасно ее боялась. Так скулил бы маленький, беспомощный, испуганный щенок, оставшись один-одинешенек в большом, а, самое главное, чужом мире, около родной, но навсегда закрытой для него двери в свою прошлую, пусть не всегда благополучную, но такую привычную жизнь.

Подходя в пятницу к дому Княгини, Елена еще раз повторила про себя все заранее приготовленные извинения за свою оплошность, но, едва она начала свою покаянную речь, как Князева прервала ее:

– Ошибки делают абсолютно все, Елена. Просто отметьте для себя на будущее, что яркая, красочная упаковка еще не свидетельствует о доброкачественном содержимом. А сейчас мойте руки – дорогу вы уже знаете.

Но Елена наотрез отказалась садиться за стол:

– Маргарита Георгиевна, извините меня, но это как-то неправильно получается, что вы меня угощаете.

– Ерунда! – отмахнулась Князева. – Или вы думаете, что я разорюсь, если два раза в неделю покормлю вас ужином?

– Да нет, я уже поняла, что это вам не грозит.

– Ну, в таком случае не спорьте со мной! На это даже мужчины не решаются!

– Да, это я уже видела, – смирившись с неизбежным, сказала Елена и, вернувшись из ванной и садясь за стол, спросила: – А вы не жалеете, что продали магазин?

– Конечно, нет, – спокойно ответила Княгиня. – Просто весь этот всесоюзный бардак, в просторечье именуемый перестройкой, а потом и всероссийский беспредел оказались великолепным средством от скуки и мне захотелось немного поиграть в бизнес-леди. Вот я и купила кое-что, в том числе и этот супермаркет. А этому мальчику… Ну, вы понимаете, о ком я… Ему так хотелось доказать мне, что он способен на великие свершения, и я решила дать ему шанс. Что из этого вышло – вы видели. И, вообще, состояния создаются либо на крушении, либо на рождении империи.

– Да, – согласилась с ней Елена, в этот момент пытавшаяся понять, что же она все-таки ест: рыбу или курицу. – Ретт Батлер тоже так говорил.

– А-а-а, «Унесенные ветром» Маргарет Митчелл. Война Севера и Юга глазами южанки, – сказала Княгиня, заметив при этом: – Да, курица это! Курица!

– Вы умеете читать мысли? – Елена от удивления даже жевать перестала.

– Конечно, особенно, когда они написаны на лице собеседника такими крупными буквами, – улыбнулась Княгиня и объяснила: – Просто это китайская кухня, которую вы, наверное, никогда не пробовали. Но вернемся к этому роману. Скажите, Елена, вы действительно верите, что на рабовладельческих плантациях Юга царили такие патриархальные отношения?

– Нет, конечно! – воскликнула Елена. – Ведь у Марка Твена в «Томе Сойере» негр Джим сбежал, испугавшись того, что его могут продать работорговцу с Юга. Да и у Майн Рида в «Квартеронке» жизнь рабов показана совершенно иначе. Но все равно история красивая, правда?

– Скорее, поучительная: мало жить и видеть, надо правильно понимать, что ты видишь, и вовремя делать соответствующие выводы. А изучать историю по романам я считаю совершенно неразумным. Уж если ей интересоваться всерьез, то лучше читать мемуары. Сравнивая воспоминания разных людей об одной и той же эпохе, можно, в конце концов, понять, что же тогда происходило в действительности. Я вас разочаровала таким прозаическим подходом?