Из дома вышел невысокий человек в бухарской папахе, в шинели, сапогах. За плечом его чернело дуло винтовки.

— Кто это, Самед? — тихо спросил Халил.

— Это Новраста, жена Имана. Одели в мое платье. Так ее никто не узнает.

Халил подвел Араба к Новрасте, помог ей сесть в седло и подошел к Самеду, предложившему, ему своего коня. Простившись с хозяином, они тронулись в путь.

...Иман совершил ошибку, поручая жену Кербалай Исмаилу. Когда его увели, Гамло, вкрадчиво'улыбнувшись, сказал:

— Нельзя упускать такой случай, Кербалай. Я говорю о жена Имана.

Кербалай поднял голову и рассеянно взглянул на Гамло.

Мстительная улыбка застыла на губах сообщника.

— Хозяин, это прекрасная возможность отомстить Иману.

— Какая возможность?

— Жену Имана...

— Замолчи, подлец! Я жесток, но не бесчестен! Понял? Протри глаза и внимательно оглядись вокруг себя.

Гамло промолчал, повернулся и вышел из комнаты. Но он не отказался от мысли отомстить Иману. Теперь Иман в его руках. В любую минуту он может стереть его в порошок. Но надо придумать такую месть, чтобы Иман сломался, приполз на коленях просить о милости. «Друг есть друг, а враг — это враг, — думал он. — Почему я должен придерживаться законов чести с врагом?»

Взяв с собой нескольких человек, он отправился в Дейнез. Меньше всего в ту ночь он ожидал встречи с Абасгулубеком. Как это случилось, что он не смог даже поднять винтовку? Никогда раньше с ним такого не бывало. Ведь он умел без жалости смотреть на бьющуюся в агонии жертву и, посвистывая, уходить восвояси. А сейчас? Может, его подавила воля Абасгулубека?..

Выбежав из дома Самеда на улицу, он упал на снег, в гневе и досаде кусая руки, но вернуться назад не решился. Он никогда не простит себе этой слабости. Но он не забудет и тех, кто был свидетелем его падения. Какие оскорбления бросал ему в лицо Абасгулубек!

С тех пор как Гамло помнил себя, он был хозяином этих гор и лесов. И никогда не ведал страха. Не раз ночью он натыкался на медведя, а однажды даже пришлось схватиться с тигром. Бывало, конь, почуяв опасность, остановится, навострит уши, а он спрыгнет с седла и, неистово, до исступления избив его и бросив на дороге, пойдет навстречу мраку и неизвестности. Он мог играючи разогнуть подкову и одним ударом свалить быка. Что же случилось с ним теперь? Может, стареет?

«Я убью Абасгулубека, убью Халила. Чем больше я уничтожу людей, тем больше прославлюсь, тем сильнее будут люди бояться меня. Я стану известней самого Абасгулубека. Только убив его, я обрету спокойствие. Все равно я не из тех, кто умирает в постели под гнусавый шепот моллы».

Он хотел вычеркнуть из памяти свой позор, беспомощность и страх, испытанные в доме Самеда...

На этот раз впереди отряда ехал Абасгулубек. Ночное происшествие и присутствие женщины сделали его еще более осторожным. Он старался выбрать наиболее безопасную и удобную дорогу. Что бы ни случилось, он должен привести своих спутников назад живыми и здоровыми.

Хвост его коня плясал перед мордой коня Талыбова.

Они ехали долго. Наконец Талыбов, обессиленный ездой и холодом, сказал:

— Товарищ Шадлинский, давайте сделаем привал.

Впереди возвышались черные скалы. Абасгулубек повернул коня к ним. Здесь могли укрыться и люди и лошади.

Талыбов с трудом сполз с седла.

«Сейчас дети сладко спят, — думал он. — Сын, наверное, как всегда, разметал руки и скинул с себя одеяло. А мать его так намаялась за день, что не проснется, чтоб накрыть ребенка. Хорошо, что сложили новую печь, до утра не остынет. А угля в подвале хватит на всю зиму».

Мысль о доме согрела Талыбова.

Новраста все еще сидела на коне. Хотя она была одета в мужское платье и никто не глядел в ее сторону, она не осмеливалась спрыгнуть на землю. Абасгулубек направился к лесу. Халил глядел вслед ему, пока тот не скрылся за деревьями. Халил повернулся и снова увидел в седле Нозрасту.

— Почему не слезаешь, сестра?

— Слезаю, — послышался шепот.

Халил отвернулся, снова посмотрел в ту сторону, куда ушел Абасгулубек. Тот уже возвращался, неся охапку хвороста.

— Брат, я не могу слезть.

Халил подошел к коню. Новраста оперлась рукой о его плечо и Неумело спрыгнула на землю.

— Да продлит аллах твою жизнь, — сказала она.

Халил отвел Араба к другим лошадям, расслабил подпругу, вернувшись, взял из рук Абасгулубека хворост, разложил костер.

— А чем мы разведем огонь? У кого есть бумага? — спросил Абасгулубек.

— У Талыбова, — ответил Халил. — Теперь газеты нам долго не пригодятся.

Талыбов, колеблясь, поднялся.

Через четверть часа они уже сидели вокруг весело разгоревшегося костра. Новраста устроилась между Халилом и Талыбовым. В огромной папахе, сползшей на глаза, в непривычной мужской одежде она выглядела очень смешно. Чувствовалось, что она подавлена и печальна. Абасгулубек подумал о том, что надо как-то поднять ей настроение.

— Утром мы будем в Келаны, — проговорил он. — Я слышал, Иман еще там. Первым делом я попрошу Кербалая отпустить его. Мне кажется, он послушается меня. Иман хороший товарищ. Кто-нибудь из вас знает его?

Халил понял, куда клонит Абасгулубек, и тотчас поддержал его:

— А как же, хорошо знаем. Советская власть не оставит его в беде. Мы вырвем Имана из рук Кербалая.

Костер понемногу угасал, покрывался белой пленкой золы.

— Подложить еще хворосту? — спросил Халил.

— Скоро рассветет, надо двигаться в путь.

Вдали послышался топот и ржанье коня. Араб хотел ответить ему, поскреб землю копытом, потряс гривой, но, почувствовав на себе руку хозяина, ограничился фырканьем. Халил погладил коня и, переглянувшись с Абасгулубеком, затоптал костер.

Уже рассвело, когда они свернули в село Азиз.

Ширали, свояк Халила, жил в этом селе. До сих пор им не часто удавалось посидеть вместе, погостить друг у друга. Халил редко заезжал в Азиз. И когда, случалось, забредал, то останавливался в доме Ширали часа на два, не больше. Выпивал пару стаканов чаю, облокачивался на мутаки, чтобы прогнать усталость. Свояк, не теряя времени, резал барана, жарил шашлык. И только когда садились за еду, перекидывались несколькими фразами:

— Как дети?

— Хорошо.

— Что нового в селе?

— Все в порядке.

— Абасгулубек Жив-здоров?

— Здоров.

Затем Халил торопился в путь.

— И поговорить не успели.

— Да, нас не назовешь болтунами.

Оба смеялись шутке, затем расставались. А после того, как стали создаваться колхозы, даже этих коротких встреч не стало.

Жена Ширали только что подоила корову и внесла кувшин с молоком в дом. Ширали, приоткрыв дверь, произнес:

— У нас гости.

Не сказал — кто, откуда. Женщина глянула в окно. В глубине двора виднелись кони, слышались мужские голоса.

— Кто же приехал, Ширали?

Ответа она не дождалась. Чья-то рука мягко опустилась на ее плечо. Движением плеча она скинула руку.

—Ты что, сдурел, Ширали? Сам говоришь — гости. Иди, встречай их, а я приготовлю что-нибудь.

Она все еще глядела во двор.

Эти же руки обняли ее и привлекли к себе. Она сделала движение, чтобы вырваться, и тут, увидев, кто обнимает ее, громко вскрикнула.

Перед ней стоял незнакомый мужчина, одного с ней роста.

В страхе она отшатнулась и прикрыла рукой рот. «Кто это? Откуда он появился? Как это случилось, что он проскочил мимо Ширали? Где Ширали?»

— Да стану я твоей жертвой, брат, не трогай меня. Заклинаю именем аллаха!

Руки снова потянулись к ней.

— Я сейчас позову Ширали. Если он увидит это, он изрежет на куски и тебя и меня!

Мужчина снова попытался обнять ее. Страх и ужас придали женщине силы. Она резко оттолкнула незнакомца и попыталась выскочить из комнаты. Руки ее уткнулись в мягкие и высоко поднятые карманы гимнастерки. Словно обжегшись, она отняла руки и отошла на середину комнаты. Начиная что-то понимать, она подняла глаза и внимательно посмотрела на незнакомца.