Дмитриевна опять заплакала. — Вы должны бежать, Андрей Григорьевич! Они вас хотят убить.

— А вы откуда знаете?

— Приходил Сухенко и говорил, что вы и Хмель — бандиты, и весь гарнизон ваш — бандитский, и что вы уже приговорены к расстрелу.

— Быстро! — усмехнулся Андрей. — А вы, вы–то поверили?

— Сначала — да, а потом, когда ваш ординарец привел Наталку, и они рассказали мне о вас все, я поняла, что Сухенко — ужасный человек… Я очень боюсь, чтобы он не пришел ко мне.

— А Тимка еще зайдет сюда?

— Не знаю… он не говорил. Может быть, его тоже убили.

— Ну, его–то вряд ли убьют… — И тут же с горечью подумал: «Пропал теперь мой Ураган». — Ну, мне пора, Зинаида Дмитриевна. Попытаюсь пробиться в Ростов.

— Они вас поймают.

— Здесь, на квартире, они меня поймают наверняка, а на улице, — еще посмотрим. Сейчас ведь ночь темная…

— Как же вы проберетесь в Ростов?

— Постараюсь достать лошадь, доеду до Кущевки, а там — поездом.

Андрей простился с Зинаидой Дмитриевной, бесшумно перепрыгнул через окно и как бы растаял в ночной темноте.

Об отъезде председателя в Ейск Тимка узнал утром, придя в гарнизон.

Он пошел в конюшню и стал отвязывать Урагана.

— Зачем берешь коня?

Тимка обернулся, — за его спиной стоял дежурный по конюшне.

— На речку купать, дядя Миша.

— Иди к дежурному по гарнизону. Возьми разрешение.

— Какое разрешение?

— «Какое, какое»! Сказано — иди за разрешением, вот и все.

Тимка пошел к дежурному по гарнизону, но тот без Семена Хмеля наотрез отказался дать пропуск. Немного озадаченный, Тимка решил выкупать во дворе своего коня и Урагана. Заведя их потом в конюшню, он насыпал им золотистого ячменя и побежал домой.

Дома, вот уже с неделю, болел племянник, и Тимка все свое свободное время просиживал у его маленькой кроватки. Войдя в кухню, он увидел брата.

— Приехал?!

Брат дружески кивнул Тимке головой и принялся снова чистить сапоги.

— Как дела–то, доктор сегодня будет?

— Обещал к вечеру. Да Павлику уже лучше…

— Давно вернулся?

— Вчера только. Переночевал в лагере — и сюда…

У самого Врангеля был.

— Да ну?

— Вот тебе и ну.

— Видел его?

— Это барона–то, — брат с минуту помолчал, усердно махая щеткой, потом небрежно бросил через плечо:

— Завтракали вместе.

— Вре–е–е-ешь?!

— Не веришь, не надо…

С улицы донеслись винтовочные выстрелы. Тимка бросился к окну.

— Что это?!

— Чего перелякался? Это Сухенко разоружает гарнизон Хмеля.

— Восстание?

— Ну, пока нет. Сегодня Сухенко действует по приказу отдельского ревкома.

Тимка, не дослушав брата, сорвал со стены карабин и выскочил из кухни.

— Куда ты? Вернись! — Но Тимка уже бежал опрометью через двор к воротам. Он спешил к дому Семена Хмеля. Какое–то чутье подсказывало ему, что нельзя в такие минуты бросать Наталку одну.

Пробегая мимо ревкома, Тимка увидел, что группа гарнизонцев, засев в доме, отстреливается от казаков Сухенко, окруживших здание. Тимка свернул в переулок и побежал еще быстрее. Стрельба усиливалась с каждой минутой, выстрелы раздавались уже по всей станице. Вскоре с ними слились со стороны площади резкие пулеметные очереди.

Тимка не понимал, что делается вокруг него. Он помнил в этот миг лишь о Наталке и о том, что она одна в доме.

Но вот и знакомый забор из накрашенных досок. Тимка, задыхаясь от быстрого бега, остановился около ворот. Во дворе толкалось несколько казаков. Двое из них стучали прикладами в запертую дверь, остальные заглядывали в окна и бродили по саду.

— Вам здесь чего нужно? — Тимка старался говорить громко и уверенно.

Один из казаков подошел к Тимке и, с жадностью посмотрев на серебряные ножны его шашки, спросил:

— А тебе какое дело, щенок? Ты что — гарнизонец?

Тимка побледнел от злобы.

— Я тебе не щенок, а урядник и личный ординарец генерала Алгина, а за щенка — получи! — он размахнулся, ударил казака по уху и, не давая ему опомниться, крикнул:

— Как стоишь, сучий сын?!

Казак растерялся. Он не знал — то ли ему броситься на Тимку, то ли встать перед ним во фронт. Другие казаки с интересом наблюдали за Тимкой и своим товарищем. Наконец один из них крикнул:

— Эй, господин урядник, скажи, кто такой генерал Алгин?

Тимка, не смущаясь, ответил:

— Вот когда он прикажет отодрать вас шомполами, тогда вы его на всю жизнь запомните.

Угроза подействовала. Казаки уже готовы были

убраться со двора, когда двое бродивших по саду, подойдя к Тимке, крикнули:

— Да ведь это председательский денщик! Чего вы, дураки, уши развесили?.. А ну, бросай на землю винтовку, ну, живо!

Тимка отступил на шаг и клацнул затвором. Неизвестно, чем бы это кончилось, если бы во двор не въехала группа всадников.

— Что тут происходит?

— Так что, господин есаул, председательского денщика поймали.

Тимка исподлобья посмотрел на командира и узнал в нем есаула конвойной сотни, раза два навещавшего его брата у них в доме. Сотник тоже узнал Тимку и дружески кивнул ему головой. Потом сурово взглянул на казаков.

— Не смейте трогать его. Что вы тут делаете? Марш отсюда!

Казаки моментально исчезли. Есаул обернулся к Тимке.

— А ты как сюда попал?

Тимка умоляюще посмотрел на сотника:

— Господин есаул… невеста моя тут…

— Невеста?! Почему ж она здесь, ведь это дом Хмеля?..

— Сестра его…

— А-а… — Есаул посмотрел на Тимку, потом вынул часы.

— Через полчаса я приеду сюда снова. Чтобы к этому времени никакой невесты здесь не было. Понял?

— Понял! Спасибо…

Есаул, не дослушав, повернул коня.

Когда всадники скрылись за углом улицы, Тимка бросился к дому и застучал кулаками в дверь.

В сенях раздались легкие шаги, затем грохнул о косяк дверной болт, и дверь отворилась. На пороге стояла Наталка с растрепанными волосами и мокрым от слез лицом.

— Тимка! — она обвила его шею руками и тихо, по–детски заплакала.

Тимка растерялся. Он гладил Наталку по волосам и говорил что–то утешающее. Потом, вспомнив свой разговор с есаулом, заторопился.

— Наталка, не плачь, уходить отсюда надо. Собирай свои вещи да бежим.

Наталка сразу не поняла:

— Куда бежим, ты про что, Тимка? Его убили? — И она снова заплакала. Тимка, поняв, что она спрашивает про брата, соврал:

— Живой он, в ревкоме арестованный сидит. Бежим, а то сейчас опять сухенковцы приедут, бежим, Наталка.

— Что это, Тимка, — восстание?

— Не знаю сам. Бежать надо.

Он помог ей собрать в узел ее платья и, накинув на нее бурку Хмеля, вывел со двора.

— Тимка, а как же корова, а дом?

Но он не ответил и только крепче сжал ее руку.

Тимка сперва хотел отвести Наталку к себе домой, но потом передумал и направился к школе. «Попрошу учительницу, чтоб спрятала у себя Наталку»

6

Зинаида Дмитриевна с радостью согласилась укрыть Наталку. Со слезами на глазах она утешала, как могла, плачущую девушку. Потом они сели на кровать и плакали обе.

Когда Наталка и учительница немного успокоились, Тимка наскоро рассказал им об отъезде председателя и разоружении гарнизона. Тимка путался во взаимоотношениях Сухенко с генералом Алгиным и не желал рассказывать всего, чтобы не выдать ни себя, ни Сухенко. Но все же кое в чем он проговорился. По его сбивчивому рассказу выходило, что Сухенко хотел поднять восстание, но потом, получив приказ Ейского ревкома, разоружает гарнизон, как якобы врангелевский, будучи в действительности сам врангелевцем.

Зинаида Дмитриевна поняла, что Сухенко лгал, когда уверял ее, что Семенной — бандит. Бандитом и предателем оказался он сам. Это сильно взволновало Зинаиду Дмитриевну, и она снова заплакала, а Тимка, чувствуя, что и сам готов разреветься, выскользнул из комнаты.

…Тимка шел по станице, сам не зная куда. Перестрелка не прекращалась, но сейчас она слышалась уже с окраин станицы. Незаметно для себя Тимка подошел к улице, где жил Семен Хмель, и увидел столб дыма и толпу народа. «Хату спалили», — догадался он и побрел к гарнизону.