Теперь я хочу вам спеть песню, которая, может быть, тоже с географическим уклоном… Сначала опять предисловие небольшое. Последнее время очень много разговоров о различных чудесах, которые существуют вокруг нас. Это, конечно, летающие тарелки, которые многие видели, а некоторые в них даже летали. Один господин сказал, что он там пару лет провел и был на Венере — господин Адомский… Это, конечно, чудовище лох-несское. И вы знаете, что у нас ведь тоже в одном из озер где-то в Якутии было такое чудовище, и человек девять защитили кандидатские, человек шесть — докторские, — как это в пресной воде могла оказаться касатка, да еще живет там. Выяснилось, что это один человек, которому не дали защититься, поселился там, и, как только приезжала экспедиция, он выезжал на резиновой лодке, вот так ставил весло… Это чистую правду я вам рассказываю, он морочил головы всем желающим защититься в течение нескольких лет. И правда, были диссертации по этому поводу с очень важными догадками, даже — где располагалось море, куда оно отступило. Считали, что там море было. Потому что как иначе туда касатка попала — что, ее принес кто-нибудь, что ли? Ну вот, оказалось, что это не касатка — это была резиновая лодка надувная, с веслом. Этот человек жив до сих пор, здравствует. Он прислал письмо в академию по поводу того, что он мистифицировал. Ну, в общем, диссертации в силе.

И конечно, из чудес — Бермудский треугольник, в котором вот уже не один десяток лет исчезают самолеты и корабли и никто не знает — как? Потому что если находят там очевидцев, то они уже все «сдвинуты» и — кандидаты в «желтый дом», как, впрочем, и мы с вами тоже, если будем так сильно увлекаться этими самыми необъяснимыми загадками.

Вот «Письмо в редакцию телевизионной передачи «Очевидное — невероятное» из сумасшедшего дома (с Канатчиковой дачи)».

Я задумал написать большую такую песенную поэму, а может быть… Я даже не знаю, как это будет называться по жанру. Во всяком случае, там будет очень много песен, которые поют лошади. Лошади великих людей, лошади различных профессий — и водовозы, и лошади, которых впрягают в катафалки, и лошади верховые, скаковые, и лошади, повторяю, знаменитых людей Потому что мы знаменитых-то людей помним, а на ком они ездили — в прямом, конечно, смысле — не помним. В переносном смысле, они ездили на народе, это мы знаем, а вот в прямом смысле — на каких лошадях? Я пока собираю материал, потому что я даже не знаю, как этих лошадей зовут. Есть вступление к этой поэме, оно выглядит так:

Такое будет вступление. Ну у меня несколько песен есть уже, которые исполняет лошадь. Вот одну из них я вам спою, называется она «Бег иноходца».

«Песенка о фатальных датах и цифрах»…

Ребята! Зачем вы стоите и беседуете? Обидел вас кто-нибудь? Ну выведите из зала или оставьте, пускай люди слушают. Если уж так случилось, прорвались!

Мы тоже прорывались, когда были студентами. Я на французский театр через крышу лазал, так же прорывались. А потом я уже видел, как прорываются студенты к нам в театр. Когда у меня была премьера «Гамлета», я не мог начать минут пятьдесят. Сижу у стены — хол-лодная стена! — у нас еще отопления не было. А я перед началом минут пять сижу у стены. И вот — не могли начать, потому что пришли студенты, нормальные, прекрасные ребята, прорвались и не хотели уходить. Я бы на их месте сделал то же самое.

Итак, «О фатальных датах и цифрах». Песня посвящена друзьям моим — поэтам.

Спасибо. Вы извините, что я прерываю ваши аплодисменты, просто я всегда краду время у аплодисментов для песен.

…Вы знаете, это же поразительно. Мне показывали ребята — они записали на многих, многих выступлениях подряд даже те же самые песни, которые я пел. И я совсем не собираюсь петь по-другому. Я пою или рассказываю, исполняю, как в данный момент хочется, и у меня никогда не получается совпадений. Даже мне кажется иногда, что я попал точно в десятку, и так удачно получилось, думаю: я на следующем повторю— и никогда не выходит. Видимо, это настолько живое дело… Ведь вы же сразу становитесь единым организмом, как только попадаете в зал, и пульс этого организма мне, видимо, передается. Я всегда пою по-другому, даже иногда бывает, что на ходу меняешь мелодию, иногда даже некоторые смешные вещи начинают звучать трагичнее и наоборот. Это все зависит от нас с вами.

Вообще — и это я не кривлю душой, искренне вам говорю — я очень дорожу публикой своей. Даже не «публикой», это нехорошее слово, а геми, кто пришел послушать песни. Потому что, вы понимаете, если не будет людей, которым поешь, — тогда это будет как работа в корзину у писателя. Или как у писателя, когда он сжег никому не читанный, скажем, рассказ или роман. Это точно так же. Написал, ну что же? Сам себе? Конечно, хочется, чтобы вы услышали. Поэтому я, когда говорю иногда «дорогие товарищи» — два уже затверженных и шаблонно звучащих слова… Товарищи— это друзья, близкие, да еще дорогие — люди, которыми дорожат. Я, когда обращаюсь так, действительно говорю искренне, потому что я дорожу своими слушателями. Вы мне нужны, возможно, даже больше, чем я вам, и, если бы не было таких аудиторий у меня, наверное, я бы бросил писать, как это делают многие люди, которые грешат стихами в юности. Я не бросил писать именно из-за поддержки аудитории.

Я здесь был, давно, да? И у меня здесь были друзья, даже родственники здесь учились. Я сам чуть было не попал к вам, но потом попал в строительный институт, проучился там пару лет, но был не в ладах с Начертательной геометрией, с эпюрами — и бросил это дело. Не знаю, к лучшему или нет.

Ну ладно. Теперь послушайте несколько спортивных песен. Сейчас только что прошла Олимпиада, готовимся к новой, и просто уместно спеть несколько спортивных песен, верно? Одну песню вы наверняка знаете, вторую, может быть, не очень, а третью — нет. Итак, первая песня называется «Бег на длинную дистанцию (марафон)». Я вижу, что некоторые знают. Но эта песня написана не по поводу марафона, как вы знаете, а по поводу некоторых комментариев к хоккейным матчам и футбольным, когда не задумываются наши комментаторы и такие словосочетания употребляют, которые в данной ситуации ну совсем невозможны. «Вот еще одну шайбу забили наши чехословацкие друзья!» Я всегда думаю: ну почему друзья, если забили шайбу. Они — соперники и противники на поле, а друзья — до того и после того, на здоровье, пожалуйста… В общем, это как история о том, как однажды режиссер один работал в Узбекистане с цыганским ансамблем и все говорил: «Товарищи цыгане! Встаньте туда! Товарищи цыгане, встаньте…» Они говорят: «Сейчас, товарищ узбек!» И сразу все стало на место. Можно национальности поменять, конечно, но все равно это не меняет дела. Просто надо думать, когда употребляешь какие-то слова. Итак…

Значит, так… Несколько слов… «Хотелось бы знать ваше мнение на этот счет: какова, по-вашему, цель искусства? Заранее благодарен…» Вы знаете, я никогда не отвечаю на такие вопросы. В общем, это всегда… Даже по телевидению, во всяких «кинопанорамах» — вы никогда не обращали внимания, как разоблачают себя артисты, которые для вас были всегда в ореоле какой-то таинственности, недосказанности? Нет? Как их на «Кинопанораму» вызывают и говорят: «Как вы работали над ролью?» Они отвечают: «Я с режиссером вместе работал, мы вместе подумали, что этот человек не просто плохой человек, в нем обязательно есть что-то хорошее. И мы стали искать, где он плохой, а где он хороший, чтобы потом сыграть…»

Ну зачем вы спрашиваете про мои «мысли об искусстве» или «каковы цели искусства?»? Гуманизм — цель искусства. Конечно. Ну и что? Вы же не хотите, чтобы я старался показаться вам умнее, чем есть на самом деле, зачем? Все, что я думаю об искусстве, о жизни, о людях, — все это заключено в моих песнях. Вот слушайте их и сами смотрите, что я хочу от этой жизни.