Несмотря на ранний час, вокруг царила жуткая суета. Погруженные в заботы толпы людей текли на встречу друг другу, по улицам хихикая, играя друг с другом, бегали дети одетые как оборванцы. Среди людской массы, блистая броней, выделялись армидейские солдаты. Исполняя функции полицейских, солдаты контролировали порядок и соблюдение законов временно населившими Армидею гражданами погрязшей в хаосе Эвалты. Солдаты стояли на всех углах, прогуливались по улицам, патрулируя город. В Армидею эвакуировали мирное население со всей Эвалты, включая женщин, детей и стариков превращенного в крепость Певенса. Следовательно, где-то здесь находились родные и близкие Картера. Передав Кратера солдатам эти двое двинулись дальше в центр города, навстречу со здешним начальством, в самую ЦентрЦитадель.
Крегер вообще довольно эмоциональный человек, сейчас прибывающий в безразличии ко всему, просто по этой жизни болтающийся, вообще не имел какой-то твердой жизненной позиции, ко всему относился сиюминутно. Но, не блистая интеллектом, довольно простым взглядом на этот мир глядя, в извечном споре, противостоянии людей и артэонов, он, конечно, был на стороне людей. В молодости он естественно прошел через период ненависти к артэонам и сегодня, будучи ворчливым стариком, ненавидел их уже, будто по привычке. Но сейчас глядя на помойку, в которую люди превратили Армидею, он наполнялся ненавистью к человечеству. Вот оно различие людей и артэонов, тот самый момент делающий артэонов предпочтительнее. Он любил Армидею, ему нравилась гармоничность, чистота артэонских городов. Но сейчас наблюдая весь этот беспорядок, хаос которым наполнилась некогда прекрасная тихая артэонская обитель, он видел в снующих по улицам людях стадо диких свиней. Смотрел на них злобно исподлобья, ему хотелось накинуть на голову капюшон лишь бы закрыться от ужасной окружающей вони, пришедшей на смену аромату улиц артэонского города.
В ранний час на площадях были организованы пункты раздачи еды. Солдаты раздавали людям завтрак: булка хлеба на человека, для малышей сладкие булочки и суточная норма чая, выдаваемая утром. Толпа беженцев, в этот ранний час заполнившая городские улицы в основном текла к площадям, где раздавали пищу и обратно.
Люди постепенно обживаясь, тихо, не спеша разрушали город. Ночи стали холодными, для экономии энергии квартиры не отапливались в полном объеме, поэтому заселившие артэонские жилища люди искали способ обогреться самостоятельно. Несколько стариков ломали деревянные ставни, украшающие литературное кафе, где еще вчера прежние хозяева с присущей им аристократичностью наслаждались произведениями классиков и цитировали современников. В отсутствии артэонов вся деревянная домашняя утварь, что составляла интерьеры и утонченные дизайны их квартир, также шла для растопки каминов. Даже деревья в парках уже потихоньку стали вырубать. Кишащие на улицах солдаты в силу тяжелой обстановки не желая создавать конфликтов делали вид, будто ничего не замечали, никаких приказов и инструкций ведь на этот счет не поступало. Про грязь и мусор на улицах можно было даже не упоминать. Во всей Армидее в отсутствии хозяев все стало грязным, никому ненужное покрылось пылью или было сломано, расхищено, разобрано на дрова или другие бытовые нужды. Зеленые парки, где еще вчера неспешно разгуливали артэоны, сегодня никому ненужные зарастали травой. Лавочки в парках, на которых артэонская молодежь проводила летние ночи, где еще вчера были слышны признания в первой любви, новыми обитателями Армидеи, также были разобраны на металл и дрова. Головы людей были забиты проблемами выживания, у них не было времени на романтику и рассуждения над жизнью свойственные артэонам. На улицах редко можно было встретить облаченные в черные, будто траурные армидейские плащи фигуры истинных хозяев города. Пробуждаясь из акрополя, некоторые артэоны укрыв лица под капюшонами плащей, печальными одинокими незаметными для окружающих 'дикарей' фигурами бродили по родным местам и лишь молча наблюдали, как толпа 'невежественных варваров' разбирает их город на части. От некогда прекрасного золотого города остались только коробки домов. По своей сути это уже был очередной людской Певенс, наполненный суетой и шумом.
- Видно Проклятие Таргнера потрепало Армидею серьезнее, чем я мог себе представить, - пришел к выводу Тард, разглядывая то, во что превратился золотой город.
'Одноглазый!' - солдаты, патрулирующие улицы узнавали Тарда и, улыбаясь, здоровались с ним. Крегер накинув на голову капюшон, старался укрыться от любого стороннего внимания, в то время как Тард вел себя совсем противоположно. Воин в броне нейтрального стального цвета, половина лица изуродована в схватке со злом и поэтому укрыта специфическим шлемом, восседающий на черном лихом коне - Тард будто сошел с картинки, люди на улицах шептались: 'Это он!' 'Это же Тардес Кефалийский!'. Наступил момент славы для Тарда. От ощущения своей 'заслуженной' узнаваемости ему было приятно и лестно, не имея тяги к скромности, он всецело наслаждался особым вниманием окружающих. 'Вот она слава - то ради чего я пахал все эти годы. Давайте любите меня!' - смеялся он про себя. Еще никогда ему не было так приятно следовать по улицам Армидеи. Зная, что его образ узнаваем для каждого второго эвалтийца, он выпрямил спину, расправил плечи и сделал серьезное лицо. Желая не обмануть представлений о своей персоне он, изо всех сил наиграно пытался выглядеть как изображение с картинки, он буквально позировал перед толпой эвалтийских мальчишек провожающей его восхищенными взглядами. Не лишенный артистизма, снаружи и вправду выглядящий как статный матерый воин внутри он едва сдерживал смех. Он понимал, что все это глупо, но все же всеобщая узнаваемость приятно ласкала его привыкшую к славе и особому вниманию натуру. Удержаться от соблазна было трудно. Его попросили дать автограф, он, не задумываясь, слез с лошади. Он шутил и разговаривал с толпой мальчишек, что видела в нем героя. 'Мистер Тардес, а вы остановите чудовище?' - детским голосом раздался неизбежный вопрос.
- Не знаю. Посмотрим, - с улыбкой ответил Тард рукой взъерошив копну волос мальчишки.
Верхом на коне следуя по людной улице, Тард задержал взгляд на фасаде одного из зданий, разрушенном будто войной. - Помнишь ту мою армидейку на которой я чуть не женился? - спросил восседающий в седле Тард у идущего следом отца.
- Да помню... горячая была штучка...
- Отец! - с отвращением скривился Тард. - Я вспомнил ее, потому что вот, - он указал на разрушенный фасад. - Она любила это кафе. Мы часто ходили сюда, - Тард удивлялся тому, как сильно был изуродован город, если учесть, что от любимых мест остались только воспоминания. Люди сейчас казались ему подобными саранче, которая поглощала все, до чего могла добраться.
Двигаясь по людной улице, он все также чувствовал себя знаменитостью, наслаждался своей звездностью в глазах простых жителей Эвалты. Его довольная ухмылка резко пропала, когда за восторженными взглядами своих почитателей в лице мальчишек он увидел глаза их матерей, жен, чьи мужья остались где-то там воевать, простых женщин, разом лишившихся всего что имели, бежавших бросив свои дома. В этих глазах застыло отражение горя. Он увидел глаза маленьких перепуганных чумазых детей жующих артэонские булки, детей которые даже не понимают, где они оказались, и почему им пришлось бежать из дома. Заметил какого-то худого голодного пса, который потерянно в толпе ищет своего доброго хозяина, которого забрала эта 'война'. Он увидел последствия очередного конфликта мира людей, как обычно - тысячи разрушенных судеб. За полными удивления и восторга глазами мальчишек видящих в Тарде героя легенд, он увидел глаза тысяч несчастных людей. На него смотрели с надеждой на спасение, серая измотанная толпа взрослых из числа беженцев, провожая Тарда взглядами полными печали и горя, безмолвно молила его помочь. Для них Тард - не герой из легенд, накрученных артэонской пропагандой, он защитник пришедший спасти их, проблеск надежды, тот, кто способен прекратить этот кошмар и дать этим людям возможность вернуться домой к своим мирным жизням. От наслаждения славой в такой тяжелой обстановке Тард почувствовал себя пирующим во время чумы эгоистом. Внутри ему стало стыдно. Повесив голову, он понял, какую ответственность на себя возложил, войдя в золотой город, в это пристанище тысяч беженцев, вынужденно покинувших готовящиеся взорваться гражданской войной родные земли.
