Он вышел из главного кефалийского дворца через центральный выход. Солнце было уже вечернее, клонилось к закату, после мрака дворцовых подземелий и искусственного освещения его глаза привыкли к нему быстро. Раздались аплодисменты и восторженные крики. При выходе из дворца его встречала огромная толпа. Здесь стояли в основном взрослые и совсем еще дети. Казалось, все его маленькие несмышленые и от этого самые преданные почитатели под ручку со своими родителями пришли посмотреть на своего кумира во всей красе. Его появление на публике в боевом снаряжении вызывало восторг у юных обожателей. Вот он момент его триумфа, огромная обожающая его толпа, следящая за каждым его шагом, готовая понести его на руках. Он снова главный любимчик, для них он герой, бесстрашный воин, безупречный лишенный изъянов пример для подражания. Переполненные эмоциями мальчишки тянут свои руки, чтобы прикоснуться к его броне. Тарду это очень нравилось, только такими минутами, как он считал, он по-настоящему жил. Вот только дойти до этих минут ему всегда было сложно. Теперь все самое сложное позади, он снова в своей броне, он снова победил себя.
Он решил устроить маленькое шоу, но перед этим огляделся, нет ли в толпе его отца, а то этот старый пердун потом будет еще долго над ним смеяться. Отца нигде поблизости не было, и он позволил себе немного поработать на публику. Вся его броня вопреки теплому летнему вечеру покрылась льдом, глаза стали по ледяному синими, будто скованные холодом куски льда. Проносящиеся возле него потоки теплого летнего воздуха леденели, наполнялись холодным паром и частицами инея, который таял через пару метров. В радиусе четырех метров от него температура резко понизилась, это называлось Сферой Холода, окружающие артэоны, чтобы не заледенеть расступались перед ним. Он достал одну из рукоятей мечей, что висели на поясе. За секунды на рукояти выросло ледяное лезвие, сначала оно было похоже на огромную сосульку, затем выровнялось, стало острым, точь в точь подобным лезвию настоящего меча. Он поднял вверх ледяной меч, вызвав эйфорию в окружающей толпе, маленькие несознательные сходящие по нему с ума артэонки пищали от радости созерцания своего кумира. 'Я отправляюсь в Армидею. Золотой город вот уже несколько дней терроризирует чудовище, человек-волк. Я отправляюсь, чтобы остановить его!' - пафосно специально для толпы сделав серьезное лицо, прокричал Тардес. Раздались бессмысленные аплодисменты, разгоняя почитателей Сферой Холода, под скандирование своего имени Тардес побыстрее сбежал, а то ведь ворчливый отец его, наверное, уже заждался.
У ворот города проводить его собралась уже другая толпа. Сотни его подружек и молодых друзей, среди них был местный правитель Гансель Третий и неприметной тенью на заднем плане у самых ворот стоял его заждавшийся недовольный отец. Здесь же Тарда ждал его конь Руфус, крупный черный жеребец уже подготовленный его друзьями для предстоящего пути. В местной конюшне среди милых пони и различных изнеженных артэонами ездовых лошадок со звездочками и ленточками, вплетенными в ухоженные гривы, которых использовали только для прогулок по местным природным достопримечательностям, Руфус был единственным настоящим жеребцом. Непослушный, своевольный боевой конь, прошедший со своим 'хозяином' немало передряг всегда не давал покоя местным конюшням, готовый оплодотворить все что движется, способный целыми днями свободно носится по северным долинам, высунув язык как собака, как правило, на ночь всегда запирался в отдельное стойбище, с толстыми стенами. Конь с огнем свободы в глазах смотрел на подошедшего лучшего друга, который почему-то был не особо весел. При виде друзей, улыбающихся подружек Тарду стало жутко грустно, его сердце болезненно сжалось от нежелания покидать родной тихий дом. Больше всего ему хотелось снять с себя все железо, обязательно послать отца куда подальше и пойти с друзьями гулять до утра, чтобы потом проснуться неизвестно где и с кем, долго смеясь вспоминать, что произошло вчера.
Девчонки таяли, тяжело вздыхая при виде своего любимчика в грозном боевом снаряжении. Парни, простые обычные свободные артэоны с завистью смотрели на Тарда единственного воина из их города, уходящего в 'очередное далекое странствие для борьбы со злом'. В то время как Тард наоборот завидовал своим свободным друзьям, которым не приходилось таскать на себе все это железо и рисковать своей жизнью, они не были знамениты, и пусть. На них в отличие от него не лежала никакая ответственность, они могли позволить себе просто жить и быть счастливыми - то о чем Тард всегда мечтал, во всяком случае, так ему казалось. Подружки дарили ему прощальные поцелуи, подарили букет белых роз, пропитанный ароматами их духов. 'Не грусти Тардик!' - хихикали они. Друзья жали на прощание руку, желали удачи. Правитель Гансель обнял Тардеса как родного, крепко прижав его к себе, ожидающий у ворот Крегер в омерзении скривил лицо при виде этих мужских нежностей. 'Ты снова уходишь наш любимый Тардес. Но как бы далеко от нас твоя дорога тебя не завела, помни, что мы любим тебя и ждем. Пусть наша любовь в твоем сердце 'там' согревает тебя. Присоединяясь ко всем, желаю тебе удачи и скорейшего возвращения!' - своим мягким голосом как обычно правитель благословил Тарда перед уходом.
- Пойдем Тард, пойдем, - Крегер силой отрывал сына от толпы друзей. Не желая смотреть на отца, Тард жутко недовольный, казалось готовый расплакаться, забрался на коня, сердце которого в предвкушении билось как сумасшедшее, раздались аплодисменты друзей, ворота города со скрипом открылись. Конь не спеша повез грустного хозяина, который чтобы не расклеиться окончательно старался не смотреть на друзей, оставшихся позади. Это поведение было нормальным для него, покинуть ворота родного города всегда было невыносимо тяжело, для его души принадлежащей друзьям. Какая-то запоздавшая подружка бежала со всех ног и тянула уходящему Тарду рюкзак с разными 'вкусняшками на дорогу'. Грустно повесивший голову Тард не спеша уносимый конем ее не заметил, поэтому рюкзак из рук запоздавшей подруги взял Крегер, чтобы не напугать эту артэонскую глупышку продемонстрировавший желтозубую улыбку. Без слов поклонившись провожавшей толпе маг, опираясь на посох, хромая побрел следом за Тардом. Ворота начали закрываться, изолируя беспечный артэонский мир от уходящего вдаль грустно повесившего голову воина верхом на черном коне и следовавшего за ним черной тенью мага.
Они брели по цветочным полям окружающим Кефалию. Грустный Тард покачиваясь в седле, дышал ароматом подаренного ему подругами белого букета. Где-то вдалеке со стороны южных лесов по реке Кефелии в речные ворота города под белым парусом заплывал корабль, скорее всего привезший из СБК домой кефалийских студентов. Тард был реэртоном - артэоном живущим в гармонии со своим злом. Он не знал, что такое безумие Малдурума и не ведал что такое артэонская идиллия, он не переключался между людским безумием и артэонской благодатью вобравшей в себя все лучшее из человека. Он был один и тот по обе стороны, эмоции частенько брали над ним верх, как например, сейчас он никак не мог избавиться от своей печали из-за расставания с домом. Солнце медленно приближалось к краю горизонта, окрашенные рыжим закатным заревом цветочные луга сменились полями зеленой травы, оставшаяся позади белая Кефалия становилась все меньше и меньше.
- Я говорил тебе, что этот правитель Гансель походу запал на тебя. Держись от него подальше, чувствую, он неровно дышит глядя на твою задницу! - отец пытался развеселить Тарда, но безуспешно, своим голосом он наоборот только разозлил недовольного сына. Где-то на севере под наступающей темнотой серебрились снежными вершинами горы северной оконечности, которым предшествовали долины, в успокаивающих просторах которых гуляли свободные ветра, с юга растянулись зеленые хвойные леса - все это вид родного дома, места до боли дорогие и приятные сердцу Тарда. Сейчас покидая дом, он осознавал бесценность всей этой красоты и не понимал почему все время до этого в круговороте алкоголя и сменяющихся подруг всегда находился в каких-то темных помещениях не находя времени чтобы выйти и насладиться окружающим видом. Спустя пару километров грусть отпустила его сердце, он выкинул в сторону белый подаренный ему букет. 'Шевелись старик нам еще топать и топать' - поторопил он сзади плетущегося отца, затем тряхнул поводьями и конь ускорил шаг. Отец, прихрамывая на одну ногу опираясь на посох, зашагал быстрее. Несмотря на хромоту и внешне дряблый старческий вид Крегер был еще крепок и вполне здоров, шагая быстрее, он пыхтел, но не отставал от ускорившего шаг коня.
