В сложившихся обстоятельствах Вернон мог бы попытаться отыскать дом Джулии Керслэйк, чтобы разобраться в том, что заставило её выбрать именно такую жизнь. Какие-то письма, документы, фотографии или прочие мелочи обязательно указали бы на это, но он не хотел знать. Иногда знание приносит горечь разочарования, как это случилось с Рейли Мауфом. Он просто смотрел на лицо повзрослевшей девочки, кокетливо приподнявшей платье из перьев, чтобы продемонстрировать стройную ногу, отчаянно поднятую вверх.

Шум за окном превратился в едва различимый мотив, впервые услышанный Верноном в мастерской жены. «River flows in you». А он продолжал, ни на секунду не отвлекаясь, любоваться Джулией. Разве не так он делал перед сном в детстве, доставая из-под подушки фотографию, выменянную на складной нож у Мертона Роуклифа? А когда кто-нибудь входил в его комнату, чтобы пожелать спокойной ночи, он делал вид, что читает книгу. Между страниц неизменно лежал снимок девочки-мечты.

До слуха Вернона донёсся неопределённый звук, но мужчина даже не сразу понял, что послужило его источником. Он, погружённый в невесёлые мысли, шёл по улице, прежде чем остановился и с недоверием повернул голову в ту сторону, откуда раздавался звон. Тишина. И снова звон.

Чёрт возьми, неужели это правда, или он настолько тронулся от одиночества умом, что вообразил телефонный звонок? Да, где-то рядом сработал телефон городской линии. Вернон Левитт судорожно бросился в сторону звука, чтобы успеть поднять трубку и ответить абоненту на другом конце провода.

Судя по всему, звонивший телефон находился в офисном помещении, и Вернон буквально плечом протаранил дверь, ворвавшись внутрь. Звук стал отчётливее. Мужчина пересёк коридор и попал в пустующий кабинет. Едва он схватился за трубку и рванул её на себя, как звонок тут же оборвался. Ему не хватило какого-то жалкого мгновения, чтобы успеть.

— Я здесь! — прокричал в микрофон Вернон, но не услышал в ответ ничего, кроме тишины. Линия не работала. Он вернул трубку на место, ожидая повторного звонка, а потом опять снял её и приложил к уху. По-прежнему мёртвая тишина.

— А чего я ждал? — вслух усмехнулся мужчина. — Услышать чей-то голос? Получить надежду на то, что где-то есть ещё кто-то, кто так же тщетно пытается получить доказательства того, что в мире, кроме него, остался другой человек?

Собственный голос прозвучал отчуждённо, словно принадлежал кому-то другому. Вернон опустился на стул и внимательно посмотрел на бесполезный телефон, как будто хотел мысленным усилием заставить его зазвонить ещё раз. Звонка не было. Не могло быть. Всего лишь игра воображения или шутка отчаявшегося разума, пытающегося сохранить себя в сложных условиях существования и выдающего желаемое за действительное.

«Должно быть, скоро мне повсюду начнут мерещиться люди», — сделал вывод мужчина. Он приблизился к двери и на всякий случай обернулся, чтобы не пропустить тот момент, когда телефон всё-таки сработает на вызов. Не сработал.

Сверившись с картой, Вернон убедился, что до Таргет-Тауна осталось не более сорока миль. А что будет, когда он достигнет пункта назначения? Ему удалось оставить в различных местах около сотни посланий, но если их никто так и не прочитает? Вернон Левитт бросил взгляд на мелкокалиберный револьвер, лежащий на пассажирском сиденье и годный только для дамских сумочек, чтобы служить средством отпугивания распоясавшихся хулиганов. Но, в любом случае, данное огнестрельное оружие с лёгкостью могло отправить любого желающего на тот свет.

— Ты так и ждёшь того дня, когда я воспользуюсь тобой, — с укором обратился к револьверу мужчина. — Но я постараюсь, чтобы это произошло как можно позже.

— Попробуй, — немо смотрело на Вернона чёрное дуло.

— Возможно, кто-нибудь увидит мои послания и последует за мной, — продолжил мнимую беседу водитель. — И тогда тебе не удастся разделаться со мной.

— Может, и так, но я не стал бы делать ставки на явного аутсайдера, — ответил револьвер в сознании мужчины.

— Если думаешь, что мне страшно, то ты ошибаешься. Просто я не хочу отнять ещё чью-то надежду.

— Если ты и не хочешь отнять у кого-то надежду, так это у самого себя. Осмотрись по сторонам: мир опустел, и в нём не осталось больше никого, кроме тебя. Иначе почему ты до сих пор не встретил ни одного человека?

— Я должен выждать время, чтобы убедиться.

— Хватит терзать себя напрасной верой в чудо. Достаточно взять меня в руки, зарядить, вставить в рот и окончить глупое представление. Может быть, прямо сейчас и покончим с этим?

— Кажется, ты нервничаешь? — заметил Вернон. — Боишься остаться не при делах?

— Ничуть, — возразил револьвер в его голове. — Главное, чтобы в последний момент не нервничал ты, иначе вместо быстрой развязки получится весьма мучительный исход.

— Об этом можешь не беспокоиться, — водитель отвернулся от оружия и выехал на шоссе, ведущее прямиком в Таргет-Таун.

Большая металлическая табличка, установленная при въезде в город и приветствующая его гостей, послужила прекрасным полотном для размашистой надписи.

Вдоль дороги на домах, рекламных вывесках и даже мусорных контейнерах нанесены многочисленные стрелки, указывающие случайным путникам дорогу, по которой можно добраться до того, кто нанёс эту надпись. Более того, подобная работа проделана на всех пяти въездных путях, ведущих в Таргет-Таун. С какой бы стороны сюда не попали люди, они обязательно наткнулись бы на сообщения Вернона и, благодаря стрелкам-указателям точно так же добрались бы до дома, где он остановился в тяжёлом ожидании. А ожидание оказалось поистине тяжёлым.

Прошла почти неделя с тех пор, как Вернон Левитт прибыл в город и остановился в одном из домов. Первые два дня минули так же незаметно, как движение век, предотвращающее глаза от высыхания. У него было много забот, связанных с этими стрелками. К тому же, требовалось подготовить кое-какие пищевые запасы, чтобы впоследствии не отлучаться и не пропустить призрачную возможность встречи с посетителями.

А когда все технические вопросы остались решёнными, мужчина вернулся в дом и принялся ждать. С этого момента время окончательно остановило свой бег, хотя он и пытался скрасить досуг обширной коллекцией фильмов, позаимствованных в соседнем видеопрокате. Вернон не без горькой самоиронии вспоминал себя, жалующегося на то, что ему требуется хотя бы недельный отпуск от работы, который он предпочёл бы провести в полном одиночестве, сидя на диване перед телевизором. Как оказалось, уже через четыре часа такого времяпровождения у него возникла острая потребность что-то делать. Но он терпеливо оставался на месте, лишь изредка покидая чужой диван, чтобы опустошить мочевой пузырь.

Иногда ему казалось, что кто-то приближается к двери. Сердце радостно подпрыгивало, но спустя мгновение он понимал: за дверью никого нет.

«Они обязательно увидят мои послания, — успокаивал себя Вернон. — Если хоть кто-нибудь остался…»

Фильмы, сменявшие друг друга, вместо того, чтобы отвлечь Вернона Левитта от внешнего мира, наоборот напоминали ему о пустоте, которая поселилась за пределами этого уютного дома. Мужчина отдал предпочтение комедиям, но ему не хотелось смеяться. Обычно они смотрели кино вместе с Линдой, и если это были смешные картины, то, как правило, первой всегда смеялась жена, а он, подобно второй скрипке в оркестре, подхватывал её смех. Невозможно было не смеяться, когда смеялась Линда, потому что она буквально заражала весельем всех, кто слышал, как она это делает.

Вернон подвергся ещё одной инъекции одиночества в череде болезненных процедур судьбы, пригласившей его в свой врачебный кабинет. Мужчина даже представил, как он в роли пациента входит в дверь с табличкой «Судьба, доктор медицинских наук» и видит перед собой женщину в белом халате, приглашающую его прилечь на кушетку и натягивающую на руки резиновые перчатки.