С такими мыслями она поехала опрашивать дочку Мода, сев вместе с ним в машину.

По пути они заехали к детскому психологу, который уже не впервые помогал Бригите в подобных делах.

– Всё тебе неймётся, толстопуз хренов! Тут на каждом углу славянки с румынками за двадцатку готовы отдаться, прямо на заднем сиденье, а тебе на «нежненькое» тянет. Мог бы и в Таиланд сгонять, если совсем припёрло: «бабла» у тебя хватает. Отогрелся бы там, да заодно и жирок свой растряс по дороге. Там это дело ненаказуемо, а тут ты всё-таки рискуешь своей задницей. Или к какому-нибудь интернату пристроился: и дёшево, и славно, и мам там всяких с папами не наблюдается.

– Ни хрена ты не понимаешь в этом деле, «Седой»: не нравятся мне эти узкоглазые! Пробовал я пару раз этих таитянок. Совсем не то: все какие-то щупленькие и тощие, и нашим девочкам не чета!

– Зато никогда не брыкаются, и дело хорошо знают!

– А вот это меня и заводит: когда наша, «отечественная», ничего не понимающая в сексе «куколка» теряется, и я её этому обучаю! Я всегда хотел быть учителем младших классов или воспитателем в детском лагере. Я пишу мелом на доске очень трудную задачу, и они её не решают. Я вызываю по очереди парочку самых красивых учениц – и оставляю их после уроков: для «дополнительных занятий»!

– А учителем бальных танцев не хочешь устроиться? Попрыгал бы на сцене пятым лебедёнком, а после концерта – «кордебалет-групповушка» за кулисами, со всеми птичками сразу!

– Мне твой солдафонский юмор совсем не нравится! Ты не забывайся: хотя мы с тобой и сто лет знакомы, и я у тебя в заместителях числюсь, но правила игры диктую всё-таки я! А без моей поддержки тебе не удастся набрать даже трёх мандатов. Скоро выборы, и они очень скоро!

– Да ладно тебе, толстяк, расслабься: я просто пошутил! Только поступил один «сигнальчик»: у нашей общей «пассии» папаша оказался весьма принципиальным. Он воду мутит, правдолюбец хренов!

– Ну и пусть мутит, мы с тобой и не таких обламывали! Наши люди это дело опять на «тормозах» спустят. Давай-ка ещё по стопочке: за красоту наших, «отечественных» девочек!

Андерс уже совсем выкинул эту историю с Модом и его дочкой из головы: дело находилось не в его компетенции, а все другие правоохранительные органы тоже должны отрабатывать свой хлеб.

Но через несколько дней ему позвонила Бригита:

– Приходи в «Чёрный Лебедь»!

Хотя связи на «горизонтальном» или «диагональном» уровне между работниками их ведомств не приветствовалась со стороны начальства, они всё равно частенько встречались.

Причина недовольства руководств была простой: у каждого такого подразделения были свои служебные тайны, и им не очень хотелось, чтобы о них узнавали сотрудники других «контор».

Отношения Андерса и Бригиты нельзя было назвать любовью: у обоих были «вторые половины», а у Андерса ещё и дети.

Просто эта женщина была настолько прекрасной, что устоять перед её внешностью и поведением мог только каменный идол. Вдобавок, она была очень эрудированной и остроумной.

А Андерс привлекал её своей безукоризненной исполнительностью и стремлением к всеобщей справедливости, над чем она иногда подтрунивала.

Ни жена Петерсена, ни муж Бригиты совершенно не ревновали, когда те встречались без их ведома: они просто дружили семьями.

Они хорошо понимали: это собратья по ремеслу обсуждают какую-нибудь общую проблему:

«Нужно ли кастрировать серийных насильников, или их можно просто стерилизовать? А может, следует применять химиотерапию?»

Возле входа в это кафе Андерс, как всегда, кинул взгляд на автомобильную стоянку: он не мог отделаться от этой привычки с тех пор, когда ловил не мелких сошек, а убийц.

Машины Бригиты не было видно: либо она оставила её за два квартала отсюда, либо приехала сюда на такси.

Несмотря на быстрый старт в провинции, сделать стремительную карьеру в столице Андерсу не удалось.

Даже вошедшие в легенды его исполнительность и добросовестность, вкупе с обыкновенной сообразительностью, так и не помогли: к сорока годам он так и оставался инспектором, только теперь уже «старшим».

Причинами были его категорическое нежелание примыкать к любой из группировок внутри своего ведомства и полное игнорирование давления сверху.

Он всегда руководствовался только законом и своей совестью, никогда не брал взяток и всегда доводил порученное ему дело до конца.

Он расследовал любой инцидент с одинаковыми тщательностью и упорством, несмотря на то, кто совершил прееступление: сын простого таксиста или племянник министра.

Но он никогда не протестовал против решений, которые выносили окружной судья или вышестоящие инстанции.

Андерс добросовестно сделал своё дело, предоставив суду всю картину конкретного уголовного дела, а оправдывать или наказывать его фигурантов – это не его прерогатива!

Перед Бригитой стоял недопитый стакан виски.

Она была мрачнее тучи.

– У меня две новости. Плохая и очень плохая!

Андерс с интересом посмотрел на подругу:

– И что же за новости?

– Плохая: девчонка не врёт. И у меня, и у детского психолога сложилось одинаковое мнение: такое ребёнок придумать не может! Она никогда ранее не видела полового акта, но всё рассказывала с такими подробностями, и ничего не преувеличивала. Пока отец не увёз её к дедушке и бабушке, мать отдавала её для утех взрослым мужикам почти каждую субботу, и это продолжалось целый год. Она рассказывала, как её раздевали, куда целовали, и что ещё заставляли делать. Она помнит всё: и во что она и они были тогда одеты, и где в это время находились её мать и тётя. Тётя в прямом смысле: Инга – её племянница. И как мама потом брала у них деньги. Мы допросили её несколько раз, в разной обстановке, но она ни разу не запуталась!

– Может, это отец её научил, чтобы как-то насолить бывшей супруге? В жизни всякое бывает!

– Если бы она это зазубрила, то говорила бы всё слово в слово, а Инга рассказывала это каждый раз разными словами, но всякий раз описывала одно и то же.

– Чудовищно: мать продаёт дочку для сексуальных оргий!

– Ты плохо знаешь культуру разных народов: это норма во многих племенах Африки, в Юго-Восточной Азии, и даже в относительно цивилизованной Латинской Америке. Жестокость по отношению к детям существовала всегда. В Спарте больных детей сбрасывали в пропасть, и это часто делал сам отец. В Древнем Риме отец мог и убить своих детей, и продать их в рабство, а про инцест и педофилию я даже не говорю: это была норма. Такое и сейчас кое-где встречается, например, в Саудовской Аравии. Но допросить Эрику нам так и не удалось: она исчезла, и нашими жалкими средствами её мобильник не пеленгуется. А всё это время она проживала в различных гостиницах или на съёмных квартирах, и нигде не работала. Но деньги у неё, похоже, водятся. Кстати, знаешь, сколько здесь стоит один такой «сеанс»?

– Могу предположить: пару сотен долларов или евро.

– Ты ошибаешься: намного дороже! Это в Таиланде за секс с малолеткой ты можешь заплатить жалкую «двадцатку». А здесь подобная девочка стоит тысячу, а такая хорошенькая – и поболее! А если таких клиентов несколько? Инга смогла описать троих. Самого противного толстяка зовут Александром, он всё время шмыгает носом. Это он чаще всех пользовался её услугами. У второго, Конрада, очень белая кожа, и она хорошо запомнила родинку на его правой ноге. А вот про третьего Инга вспомнила всего две детали: все его называли «Седым», и у него какой-то шрам на груди. Кстати, по её словам, он был самым добрым и щедрым из этой «троицы». Бывали там и другие персонажи, но она их не запомнила.

– А ты не пробовала допросить эту «тётю»?

– А вот это и есть вторая новость: она работает судьёй и специализируется на экономических преступлениях. Там вращаются такие деньги, тебе и не снилось! У меня отобрали это дело: теперь им занимается «Служба Охраны Короны»!